Неле Нойхаус - Живые и мертвые
– И что? – спросила Николя Энгель. – С кем она хотела встретиться?
– С врачом из Франкфуртской клиники, – ответил Остерманн. – С каким именно, она своей подруге, к сожалению, не сказала.
Кто-то открыл окно, чтобы пустить струю свежего воздуха. Никто больше не дремал.
– Это подтверждают показания Томсена, – сказала Пия. – Хладнокровное убийство ради спасения репутации клиники.
– Которое так и осталось нераскрытым, – добавила Николя Энгель.
– У нас есть генетические отпечатки пальцев с соскоба трупа Хелен Штадлер, – сказал Крёгер. – Если мы получим образцы слюны Хаусманна, Яннинга, Рудольфа и Бурмейстера, мы сможем сделать сравнительный анализ ДНК.
– Значит, все-таки не только огромная работа полиции, как сто лет назад. – Прокурор Розенталь слегка ухмыльнулся. – Тем не менее хорошая работа.
– Кроме того, пришла пленка с камеры наблюдения в аэропорту, – продолжал Крёгер. – Я спроецирую ее сейчас на большой экран.
Все как завороженные смотрели на экран, на котором появилось изображение двери выхода и небольшая цепочка магазинов перед выходом «C» в зале прилета. Кофейня была видна очень хорошо.
– Стоп! – крикнула Пия.
Крёгер остановил пленку и увеличил масштаб изображения.
За одним из столов сидели два азиата, рядом с ними мужчина, который читал газету, и совсем сзади еще двое мужчин, которые были заняты смартфоном.
– Должно быть, это тот тип с газетой, – сказала Пия. – Он сидит так, что ему видно весь зал.
Дальше Крёгер запустил пленку в замедленном темпе. Зрителю, который смотрел бы фильм мельком, мужчина показался бы простым бизнесменом с усами, в очках в роговой оправе, который читал газету и пил кофе, но при более детальном рассмотрении можно было увидеть, что он действительно листал страницы газеты, но не читал ее и кофе не пил. Его внимание целиком привлекало происходящее в зале.
– В любом случае это тот самый мужчина, который через несколько минут сел в такси на заднее сиденье слева, – сказал Кай. – В этом нет никаких сомнений. Галстук, очки, усы – все сходится!
– Да, поздравляю, – сказал прокурор. – Теперь осталось только его арестовать.
Едва он произнес эти слова, как открылась дверь вахтенного помещения, и дежурный прямо через коридор закричал: «Они его нашли!»
Все вскочили с мест, и по комнате прокатилась волна возбуждения, которая охватила даже ленивого Эренберга.
– Коллеги из Франкфурта нашли его автомобиль позади спортивного зала школы Людвига-Эрхарда в Унтерлидербахе!
Наконец дело сдвинулось с места. Боденштайн распределил задания, и каждый знал, что ему делать. В течение тридцати минут в Рейн-Майнской области происходила одна из крупнейших операций полиции всех времен. В Унтерлидербахе и его окрестностях были перекрыты все улицы, переулки и проселочные дороги и установлен контроль за транспортными средствами. Даже выезд на трассу А66 был блокирован, как и Кёнигштайнерштрассе, которая вела за город, на трассу В8 и на автобан. Даже мышь не проскочила бы из города незамеченной. Николя Энгель и Остерманн координировали действия команды, так как Боденштайн хотел принять непосредственное участие в операции на месте ее проведения.
– Кристиан, ты поедешь с нами, но отправь, пожалуйста, двух сотрудников из твоей команды в клинику, – бросил он на ходу, будучи уже одной ногой за дверью. – Они должны взять что-нибудь из кабинетов Хаусманна, Яннинга и Бурмейстера для обнаружения генетических «отпечатков пальцев». Прокурор, без сомнения, быстро даст тебе соответствующую санкцию.
– Я позвоню немедленно, – подтвердил тот и сразу схватился за мобильный телефон. – Поезжайте! Удачи!
Четыре патрульных автомобиля с включенными проблесковыми маячками и сиреной уже ждали во дворе, чтобы сопровождать в Унтерлидербах Боденштайна, Пию и команду экспертов. По дороге тихо работало полицейское радио, и Пия с переднего пассажирского места вела бесконечные телефонные разговоры. Боденштайн бросил на нее взгляд и увидел по лицу, что она напряжена. Она, так же как и он, постепенно стала воспринимать это дело как личное. Когда она плакала на лестнице, его это глубоко тронуло, потому что он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел Пию плачущей. Даже тогда, два года назад, когда внучка Кристофа попала в лапы педофила, а самого Кристофа он ранил. С тех пор она стала более восприимчивой. Боденштайн ощутил потребность обнять Пию в знак утешения и сказать, что на нее в последние две недели легла сверхчеловеческая нагрузка. Но он не мог этого сделать, даже в такой исключительной эмоциональной ситуации, как эта. Он был ее начальником и должен был всегда оставаться корректным.
После того как Пия поговорила с Каролиной Альбрехт и направила полицейский наряд к дому профессора в Оберурзеле, где та находилась, она созвонилась с Хаусманном и убедилась в том, что он и его семья в безопасности. Яннинг тоже перепугался, увидев фотографию Бурмейстера.
– Мы все дома и не выйдем, пока вы не дадите нам отбой, – сказал он.
На частоте полицейского радио стоял дым коромыслом.
– Ну что за человек этот Рудольф? – Пия зажала мобильный телефон между коленями и крепко ухватилась за ручку двери, потому что Боденштайн очень резко проехал поворот. – Только ради того, чтобы не потерять своего спонсора, финансировавшего сумасбродные исследования, он обрек на смерть женщину, и кто знает, что еще из всего этого выйдет! И потом этот мужчина, которому уже за шестьдесят, не имеет мужества ответить за свои ошибки! Даже смерть жены не заставила его задуматься!
– Совсем наоборот. Из страха разоблачения он лишил жизни даже своих старых друзей и сторонников, – добавил Боденштайн. – Это непостижимо!
Он ехал за двумя патрульными машинами, которые, включив проблесковые маячки и сирену, прогрохотали справа по полосе экстренной остановки мимо застывших в пробке автомобилей. У съезда в Унтерлидербах они на некоторое время застряли и услышали сообщение по радио, что школа уже окружена.
– Дверь мы взломали, – прохрипел голос из динамика. – Что делать дальше?
– Не ждите нас, прямо входите! – приказал Боденштайн. – Мы застряли на выезде с автобана! Если пострадавший действительно там, то ему необходима срочная медицинская помощь.
– Все ясно. Понял!
Боденштайн нетерпеливо барабанил пальцами по рулю. Его бросало то в жар, то в холод. Внезапно у него возникло недоброе чувство, что они опять приедут слишком поздно.
* * *
Когда они вошли в здание школы, все уже было позади, и предчувствие Боденштайна подтвердилось. Разочарование тем, что преступники скрылись, было написано у всех на лицах. В одной из раздевалок спортивного зала обнаружили Бурмейстера. Врач «Скорой помощи» уже им занимался.
– Я туда не пойду, – сказала Пия, остановившись перед дверью.
– Я пойду, – ответил Боденштайн. – Займись машиной.
Она благодарно кивнула и исчезла в темноте, а Боденштайн с Крёгером вошли в спортзал. Типичный запах пота из раздевалок перекрывался сладковато-медным запахом крови. Врач «Скорой помощи» и санитары колдовали над пострадавшим.
– Как он? – поинтересовался Боденштайн, остановившийся в дверях. Он пытался убедить себя в том, что не хочет уничтожить оставленные следы, но в действительности он боялся того, что увидел пару часов назад в фильме.
– Мы стабилизировали ему кровообращение и отвезем в больницу в Хёхст, – ответил врач. – Ему ампутировали кисти, правда, довольно профессионально. Но сейчас уже поздно их пришивать.
– Почему?
– Вот, посмотрите сами, – ответил врач. – Я занимаюсь своей работой уже 15 лет и думал, что уже видел и испытал все, но, оказывается, бывет и такое.
Боденштайн собрал все свое мужество и вошел в раздевалку. Линолеум на полу был полностью покрыт уже подсохшими лужами крови. Бурмейстер лежал на скамейке, привязанный к ней нейлоновыми лентами, которыми обычно перевязывают чемоданы. Он был без сознания.
Боденштайн проглотил слюну. По спине побежали мурашки, когда он увидел культи рук и окровавленные повязки. За долгие годы работы в комиссии по расследованию убийств он повидал много ужасающих картин, и его было не так легко вывести из равновесия, но при виде отсеченных кистей, которые лежали на полу, как небрежно брошенная пара грязных носков, он содрогнулся. Это зрелище жесточайшего, неизмеримого человеческого цинизма впечаталось в сетчатку, и при одном представлении о том, что здесь происходило еще несколько часов назад, желудок судорожно сжался. Один из санитаров перерезал нейлоновые ленты. Бурмейстер застонал и зашевелился.
– Он приходит в себя, – сказал врач, и Боденштайн вышел.
* * *
Никаких следов Штадлера или Хартига. Серебристая «Тойота» Штадлеров была заперта и стояла на краю школьного двора, недалеко от входа в спортивный зал, дверь которого была вскрыта ломом. Над кварталом кружил вертолет, за оцеплением, как обычно, толпились зеваки и первые представители прессы и телевидения.
