Последнее испытание - Туроу Скотт
– Роза, – говорит Стерн, когда девочке наскучивает игра, – скажи своему папе, что я снова прилечу, как только смогу, и проведу с вами несколько дней. Уход на пенсию имеет свои преимущества.
Тут на экране телефона снова возникает лицо Питера, и старый адвокат продолжает, теперь уже обращаясь прямо к нему:
– Питер, я читал сценарий, и в этом месте ты должен произнести такую реплику: «Мы будем очень рады тебя видеть».
Питер смеется, и Стерн передает телефон другим своим родственникам, чтобы они тоже могли поздравить его сына с Днем благодарения.
* * *Сон, в который ему в последние несколько ночей помогали погружаться седативные препараты, был восхитительным, похожим не беззаботное купание в теплом море. В пятницу утром Стерн просыпается около девяти тридцати утра. Рядом с его кроватью сидит на стуле Кейт и что-то читает, глядя на экран планшета. Увидев, что отец проснулся, она тепло улыбается.
– Кларис и Марти убежали в суд.
– Что, вынесли вердикт? Или нужно урегулировать какой-то вопрос с присяжными?
Похоже, присяжные приняли решение. Поразмыслив над делом в праздник, они, кажется, решили встать на сторону противоположного фланга, то есть обвинения. Стерн понимает, что может включить приемник и, настроив его на местный новостной канал, все выяснить, особенно если вердикт в самом деле вынесен. Но ему приятно еще несколько минут побыть в неведении, представив, будто он находится в зале суда. Моменты ожидания перед объявлением вердикта всегда вызывали у него головокружение. Случилось что-то важное – для клиента, для местного общества, – но это пока секрет, который знают всего двенадцать человек.
Еще через полчаса сотовый телефон Стерна звонит. Лежавший на прикроватной тумбочке, он начинает вибрировать – вне всякого сомнения, адвокату звонят репортеры, жаждущие получить комментарий. Теперь он уверен: вердикт уже вынесен.
Через двадцать минут приезжают его старшая дочь Марта и старшая внучка. Стерну приятно видеть, что в это утро Пинки и ее мать Кейт тепло и искренне обнимают друг друга.
– Digame[4], – не без труда произносит Стерн, обращаясь к Марте, которая еще даже не успела снять пальто.
– Невиновен по всем пунктам, кроме 23-го, – отвечает Марта.
– Виновен по 23-му?
Плотно сжав челюсти, Марта кивает.
Инсайдерская торговля. Стерну кажется, что в него выстрелили в упор. Он издает стон.
– Мне надо было сказать им, чтобы они не шли на уступки, – подавленным тоном говорит Стерн. Это стандартный аргумент, который вытекает из судейских рекомендаций присяжным перед принятием решения. Эти рекомендации обобщенно можно сформулировать так: «Не поддавайтесь давлению и следуйте своему внутреннему восприятию и пониманию дела». Подтекст может быть и примерно следующий: «Не принимайте решение поспешно, думая только о том, чтобы поскорее покинуть совещательную комнату». Такое случается постоянно – присяжные думают, что оказывают услугу подсудимому или же выражают свои сомнения в справедливости обвинений, признавая фигуранта дела виновным только в одном или двух пунктах. Но один пункт или сто – это не имеет значения: Кирил Пафко теперь преступник и, соответственно, понесет наказание.
Стерна удивляет то, насколько глубоко он разочарован. Ведь, с одной стороны, он знает, что Кирил совершил преступление. И Мозес, похоже, в своем выступлении привел ряд аргументов, которые настроили присяжных соответствующим образом. И все же… Надежда, слепая надежда, эта птичка, которая прилетает к людям даже в самые тяжелые времена. Стерну грустно и горько. Прежде всего за себя, если быть честным до конца. Это стало бы таким впечатляющим уходом со сцены – после того, как вся пресса написала бы о том, что он одержал победу, которая казалась совершенно невозможной. И еще сердце буквально разрывается при мысли о его глупом, глупом клиенте. Стерн видит, как Пинки осторожно опускается на стул рядом с его кроватью и, не зная, что сказать, берет его руку в свою. На тыльной стороне его ладони все еще белеет марлевый тампон, прикрепленный к коже пластырем.
– Ты добился замечательного результата, пап, – подает голос Марта. – Это все равно что твоему клиенту приписывали бы убийство, а в итоге его признали бы виновным в нарушении правил дорожного движения.
– За превышение скорости людей не отправляют в тюрьму.
– И Кирила тоже не отправят. Во всяком случае, надолго. Наверняка будут учтены все обстоятельства, – говорит Марта, имея в виду федеральные директивные указания, относящиеся к назначаемым срокам тюремного заключения. Звание нобелевского лауреата, достижения Пафко в создании методик лечения рака, жизни, которые он спас, его возраст – все это даст Сонни весомые основания для того, чтобы отступить от общепринятых норм. Марта намекает на то, что в данном случае наказание может оказаться мягче обычного. – Перед самым уходом Мозес сказал: «Позвоните мне». Они знают, что у Кирила очень хорошие шансы на победу в апелляционном суде, учитывая то, что доказательств по обвинению в убийстве явно недостаточно, а Иннис воспользовалась Пятой поправкой. А если Кирил не станет подавать апелляцию, мы можем добиться для него предельно мягкого варианта приговора. Скажем, шесть месяцев содержания в исправительном учреждении в сочетании с общественными работами плюс шесть месяцев домашнего ареста. Работать он сможет в какой-нибудь больнице, положим, санитаром. Это будет что-то вроде миссионерской деятельности.
– Как все воспринял Кирил?
Отвечая на этот вопрос, Марта вынуждена тоже сесть на стул, обитый кожзаменителем, стоящий по другую сторону кровати.
– Ужасно. Он расплакался. Когда оглашали вердикт, он встал и смотрел на присяжных. А потом перевел взгляд на меня и спросил: «Значит, меня осудили?» Я кивнула, и тут он просто потерял контроль над собой. Сел, положил руки на стол, уронил голову на руки и разрыдался, как ребенок. А потом и двое из присяжных тоже расплакались.
– Но они настаивали на своем решении во время опроса? – интересуется Стерн. После оглашения вердикта присяжных в ходе открытого судебного заседания защита имеет право потребовать, чтобы судья задал каждому из членов жюри вопрос: «Был ли именно таким ваш вердикт и остается ли именно таким?» Федеральное законодательство предусматривает, что все двенадцать присяжных должны подтвердить вынесенный приговор. Если же хотя бы один из них изменит свое мнение и будет тверд в этом своем решении, процесс объявляется прошедшим с нарушениями – как по идее и должно было произойти.
– Я думала, что хотя бы один из них дрогнет, – говорит Марта.
– А что миссис Мэртаф?
– Готова побиться об заклад, что ты с ней встречаешься, пап.
– Она в тебя влюблена, – заявляет Пинки. – Просто втрескалась в тебя по уши.
– Я теперь отошел от дел, Марта, – говорит Стерн. – В судах и в сердечных делах.
Учитывая, что на самом деле, еще недавно допуская возможность каких-то отношений с Иннис в будущем, он отнюдь не делал на них серьезную ставку. Стерн поражен тем, как болезненно он воспринимает то, что случилось, или, может, он просто чувствует себя проиг-равшим.
– По поводу первого я считаю, что это хорошая идея, – говорит Марта. – Что касается второго, то, пожалуй, нет.
– Что насчет залога?
– Да, Сонни пока оставила Кирила на свободе. До решения о приговоре. Все как обычно.
– Как только смогу, я хочу съездить к нему повидаться. Ты поедешь со мной, Марта?
– Конечно.
– Ал говорит, что мне можно будет выходить из дома в понедельник. Пожалуйста, позвони супругам Пафко и узнай, будет ли им удобно, если мы их навестим.
34. Новости от Донателлы
Кирил и Донателла прожили последние два десятилетия в округе Гринвуд, в поместье, возведенном в стиле, характерном для жилищ английских аристократов, – с мансардами, крыши которых наклонены под крутым углом. Интерьер тоже соответствует специфическому аристократическому стилю – тщательно отполированная антикварная мебель из каштана и вишневого дерева, длинные бархатные занавески пурпурного цвета, столовое серебро – настолько тяжелое, что при желании его вполне можно было бы использовать как орудие убийства. Несмотря на то что Донателла по происхождению итальянка, все эти англофильские изыски в убранстве дома вполне соответствуют тому, как живут представители высшего сословия в Аргентине. В девятнадцатом веке его представители тянулись ко всему английскому, что выражало их стремление вырваться из-под влияния Испании.
