Последнее испытание - Туроу Скотт
Стерн пытается представить себе эту сцену, и это, мягко говоря, не доставляет ему никакого удовольствия. В его воображении возникает довольно неприглядная картина: он в расстегнутой рубашке лежит на столе с выставленной на всеобщее обозрение впалой, исполосованной шрамами грудью. Кожа у него бледная, как бумага…
– Вы очень мудро поступили, Сэнди, рухнув на пол рядом с лауреатом Нобелевской премии в области медицины, – говорит Ал.
– Я прожил долгую, замечательную жизнь, Ал, – отвечает Стерн и смотрит на дочь: – А вердикт?
– Его еще не вынесли. Дело передали на рассмотрение присяжным пару часов назад.
– Как выступил наш друг Мозес с контраргументами?
– То, что тебе отсчитали нокдаун, с тактической точки зрения для нас было не очень выгодно. Сонни вчера отправила всех домой и дала Мозесу возможность выступить сегодня утром – после того как сообщила присяжным, что с тобой все хорошо.
Справедливость по отношению к прокурорам в любом случае требовала от Сонни произнести эти слова – даже если бы тело Стерна уже остыло и находилось в похоронном бюро.
– И как тебе его выступление?
– Сильное. Очень хорошее. Но не такое потрясающее, как твое. Однако он, без сомнения, извлек определенную выгоду, получив вчера вечером дополнительное время для подготовки, и сумел разложить все по полочкам. Начал он очень робко. «Мне очень жаль, – сказал он, – но мне никогда не стать таким красноречивым, как мистер Стерн». Ну и все в таком духе.
– А потом разорвал меня в клочки, – предположил Стерн.
– Он попытался. Мозес не так уж много времени посвятил тем пунктам обвинения, которые были связаны с мошенничеством.
Эта новость явно удивляет Стерна.
– Мне кажется, они почувствовали, что их обвинение в мошенничестве практически развалилось, – поясняет Марта. – Просто слишком многое у них пошло не так. После он сказал мне, что ему показалось, присяжные, скорее всего, клюнут на твой аргумент, что история с Венди Хох бросает сомнение на все остальное. Поэтому он сделал основной упор на обвинение в инсайдерской торговле. «Не важно, кого обвинение вызвало в суд, а кого не вызывало, – заявил он. – У вас есть все данные о телефонных звонках мисс Турчиновой. Из них следует, что она не звонила ни на один из номеров Неукриссов. А разве вы не помните перекрестный допрос, которому мистер Стерн подверг Джилу Хартунг? Мисс Хартунг согласилась, что Неукриссы были полны решимости держать проблемы с «Джи-Ливиа» в тайне – чтобы не позволить юристам других пострадавших тоже подать гражданские иски и вклиниться в это дело. Нет никаких шансов, что они допустили бы, чтобы хоть слово об этом стало известно Анаит Турчиновой. Утверждать, будто мисс Турчинова продала акции «ПТ» не потому, что она узнала о проблемах с препаратом от Кирила Пафко, а по какой-то другой причине – это значит говорить чушь, нести полный бред. Но в этом и состоят чудесные преимущества адвоката защиты. Вы не должны ничего доказывать, вам достаточно просто сказать что-нибудь – сегодня одно, завтра другое».
– Звучит убедительно, – признает Стерн.
– Присяжные внимательно слушали. Ну, что дальше, ты и сам догадываешься. «Никто не может быть выше закона, независимо от своих прежних достижений». «Двадцать миллионов долларов – это не какое-нибудь мелкое правонарушение». Ну и прочее в том же духе.
– А что наш клиент?
– То же, что обычно. Находится на седьмом небе. Беспокоится за тебя, но уверен, что останется на свободе.
Стерн какое-то время думает о Кириле и, еще раз оценив возможное воздействие на присяжных аргументов Мозеса, качает головой.
– Он повел себя как идиот, когда не принял вариант с признанием процесса прошедшим с нарушениями, – подытоживает старый адвокат.
* * *На следующее утро, в День благодарения, Стерн с изумлением видит, как в дверь его палаты входит Кейт, его младшая дочь. Она обнимает отца. Самая высокая среди своих ближайших родственников, она все еще совсем худенькая, но при этом очень красивая и приятная молодая девушка. Ее второй муж, Мигель, испанец по национальности, намного старше ее и совсем не похож на Джона, отца Пинки. Джон является единственным среди тех, с кем связали свою жизнь дети Стерна, кого старый адвокат всегда недолюбливал. Впрочем, как говорит сам Стерн, Джона он настолько терпеть не мог, что этого негатива хватило бы на десятерых. Мигель – человек куда более приятный и коммуникабельный, и к тому же он обогатил жизнь Кейт, причем именно так, как ей всегда хотелось. Но при этом, став счастливее, она не хочет позволить Пинки разрушить ее благополучие. Поэтому она вовсе не случайно поддержала желание Мигеля переехать в Скоттсдэйл, и теперь супруги большую часть года живут именно там, сравнительно недалеко от двух других детей Кейт, обосновавшихся в Сиэтле. Чем старше становится Кейт, тем больше она напоминает Стерну его сестру Сильвию – тоже очень яркую, красивую, добрую женщину, живущую спокойной, благополучной жизнью.
Кейт прилетела накануне ночью, чтобы преподнести праздничный сюрприз отцу. Именно ей приходится сообщать Стерну, что он должен будет пробыть в больнице еще один день. Дело в том, что в медучреждении не хватает персонала и процесс выписки займет несколько часов. Помимо этого, Ал считает, что Стерну пойдет на пользу еще денек вынужденного отдыха. Адвокат знает, что в праздник суд не работает, но Сонни попросила присяжных все же прийти завтра утром, чтобы продолжить совещаться. Если к вечеру пятницы вердикт не будет вынесен, им придется объявить о том, что у них возникли затруднения.
– Ты решила провести День благодарения в этой богом забытой дыре? – спрашивает Стерн у Кейт.
Однако все складывается как нельзя лучше. Марта привозит в больницу заранее приготовленный ужин, и все собравшиеся съедают его в семейной комнате отдыха. За столом собираются восемнадцать человек, в том числе все трое детей Марты и подружка Генри. Стерн с радостью наблюдает за тем, как Пинки и ее мать, сидя рядом, весь вечер мирно и любезно разговаривают друг с другом. Ранее он проявил большую щедрость на похвалы, рассказывая Кейт о работе ее дочери в ходе процесса, не говоря уже о ее героическом поведении в ситуации, когда он потерял сознание.
– Марти рассказывает то же самое, – говорит Кейт. Как и на всех остальных, на нее тоже произвели глубокое впечатление храбрость Пинки и ее умение быстро соображать, которые ярко проявились в истории с дефибриллятором.
– Я думаю, что у нее большое будущее как у частного детектива, – заявляет Стерн. – У нее имеется много качеств, которые необходимы в этой профессии.
Кейт явно приятно все это слышать, но Пинки слишком часто разочаровывала ее прежде, так что она реагирует на похвалы в ее адрес немного сдержанно.
Питер, с которым Стерн со вчерашнего дня обменивается голосовыми сообщениями, звонит отцу по видеосвязи как раз в тот момент, когда все сидят за столом.
– Кажется, ты почти добился исполнения своей самой заветной мечты, – говорит он, как только Стерн появляется на мониторе его телефона.
– Какой именно?
– Быть похороненным в зале суда. – Питер смеется. Как всегда, в его шутке в адрес отца юмор видит только он один. – Как ты себя чувствуешь, отец?
– Немного побаливает место, где когда-то был разрез. А в остальном удивительно хорошо, я просто наполнен энергией – когда не сплю. Ал держит меня на усыпляющих пилюлях.
– Хорошая идея. Я говорил с Алом. Твоя проблема в основном результат нервного и физического истощения. Но с тобой все будет в порядке. Фракция выброса левого желудочка у тебя больше пятидесяти процентов. Нам надо было заставить тебя сделать передышку или вообще отойти от дел еще пару лет назад. Но большую часть времени всем казалось, что ты справляешься.
Стерн просит показать ему внучку.
Роза очаровательна. Она пытается завладеть папиным сотовым телефоном.
– О-од, о-од! – покрикивает малышка.
Когда девочка успокаивается, Стерн, глядя на нее, какое-то время умиленно кудахчет, а затем принимается играть с ней – сначала прячется, а потом снова появляется с возгласом «ку-ку!».
