Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
– Все равно, – согласился Коля. – Но прежде он может дать важные показания.
– Сейчас сработаем, – вдруг сказал старшина и скрылся в чердачном окне. Через минуту он вернулся с бельевой веревкой в руках. Сделал скользящую петлю и направился к радисту. – Я его, как певчую птичку, изловлю. Пацаном я их с утра до вечера ловил.
– То птичку, – протянул Олег. – А это – коршун!
Старшина начал раскручивать веревку. Радист посмотрел вниз, перешагнул через низенький парапет и… исчез. Ни крика, ни звука падения. Коля и Олег переглянулись.
– Остатки рации немедленно сдать в НКВД. Шифры и документы, если при нем есть, – тоже, – распорядился Коля.
…Дробь шагов рассыпалась неровно и тревожно. Миша догнал Колю, пошел рядом. Был он молчалив и сосредоточен.
– Миша, – Коля улыбнулся, – ты знаешь, чем в данный момент я отличаюсь от тебя?
– Нет, – Воронцов удивленно посмотрел. – Чем же?
– Меня тоже осаждают дурные мысли. Только я старше и опытнее тебя, и я понимаю, что эти мысли надо гнать. Иначе плохо будет.
– Я гоню.
– К утру, если все будет спокойно, я отпущу тебя на пару часов. Мать, наверное, сама не своя?
– Она умерла неделю назад. В больнице, – спокойно сказал Воронцов. – Отец – на фронте. Спасибо, Николай Федорович. Мне некуда идти. – Он пристально посмотрел на Колю. – Вы в приметы, в сны верите?
– Нет. Почему ты об этом спрашиваешь?
– Как мама умерла, я все время один и тот же сон вижу. Хоть на минуту засну и сразу вижу. Будто стою я на улице, а из нашего подъезда выходит мама. И на руках мальчишку несет. Я к ней подхожу, спрашиваю, кто это, мама? А она смотрит на меня и говорит: это ты Миша. Разве не узнаешь? – Воронцов зябко повел плечами. – Глупый сон, правда?
Коля промолчал. Он почему-то сразу вспомнил тот день, когда погибли в Грели родители, вспомнил сон, который рассказала мать. Что ответить Воронцову? Что это просто реакция утомленного мозга? Популярно и наукообразно доказать парню, что все ерунда? Только вот как это у Шекспира? «Есть много, друг Горацио, на свете».
– Товарищ полковник! – К Коле подбежал сотрудник с пистолетом в руке. – Там, за углом, скорее!
Побежали. Уже на подходе услышали звон стекла, треск досок. Группа человек в десять разбивала витрину продовольственного магазина. Из дверей выскакивали, озираясь, первые добытчики с мешками. Бойцы окружили их, и грабители остановились, замерли, испуганно поглядывая на наведенное оружие.
– Так, – Коля обвел их взглядом. – Все положить на место.
Одна из женщин подошла вплотную:
– Моей матери восемьдесят лет, есть ей надо? Немцы на окраине, кому бережешь? На фронт надо идти, полковник. А не здесь с бабами воевать. – Она презрительно швырнула мешок с продуктами под ноги Коле.
– Воронцов, – позвал Коля. – Разыщите доски и немедленно заколотите витрину!
– Есть! – Миша ушел. Коля посмотрел на женщину, поднял мешок.
– В госпиталях – раненые, – сказал он. – Дети в детских домах. Может быть, более справедливо все это отдать им, а не пользоваться трудной минутой и грабить?
– А ну вас, – женщина вырвала мешок из рук Коли и направилась к дверям магазина. Остальные потянулись за ней. Один из мужчин сказал:
– Нет у вас такого права – отнимать. Я рабочий, и государство у нас рабочее. И все в нем – мое! Пришла пора – отдай, не греши! Если немец заберет – лучше будет?
– Немец не заберет, – сказал Коля. – Москву не сдадим.
– Сдадим не сдадим – где жратву взять? – гнул свое мужчина.
– А вы что же, под немцем, в случае чего, собираетесь остаться? – недобро прищурился Коля.
Старшина и пожилой лейтенант вывели из магазина парня лет двадцати, веснушчатого, с лихим чубом, торчащим из-под маленькой кепочки.
– Кассир убит, – доложил лейтенант. – Этот сидел под прилавком. Вот его паспорт.
– Не убивал я, не убивал! – торопливо заговорил парень. – Со мной еще двое были, сегодня встретил, ей-богу, сам их не знаю, это они кассира шлепнули, вот вам крест, начальник!
– Были тут еще двое, – подошла женщина. – Один с заячьей губой. Удрал с деньгами, сама видела. Второй, низенький, в зимней шапке, за ним побежал. Вы, полковник, не держите на меня зло. Сдуру, в общем, все вышло. Эти сопляки прибежали, а магазин закрыт, мы в очереди стоим, ждем. Орут: «Немцы, немцы, все давно сбежали, бери кто что хочет!» Ну и… соблазнились мы. От страха и растерянности, поймите.
– Всех прошу разойтись по домам! – крикнул Коля.
Подошел Воронцов, доложил:
– Все забили наглухо.
– Рудаков! – позвал Коля. – Ведите отряд. Вас, старшина, и вас, лейтенант, прошу остаться.
Отряд ушел. Коля спрятал паспорт задержанного в карман:
– Судим? Сколько раз?
– Один, – неуверенно ответил парень. – По семьдесят четвертой. Часть вторая, – добавил он, наткнувшись на холодный Колин взгляд. – Не убивал я, гражданин начальник.
– Вы – грабитель. Вас взяли с поличным на месте преступления. Вы будете расстреляны. Отведите его в ближайший двор, – повернулся Коля к старшине и лейтенанту.
– Зачем? – парень попятился. – За что? Я ведь не убивал, вот провалиться мне! А за крупу разве можно человека расстрелять? Тех ты отпустил, начальник.
– Мы в самом деле всех отпустили, – вступился лейтенант. – Товарищ полковник, – он умоляюще посмотрел на Колю.
Парень стоял с помертвевшим лицом. Коля встретился с ним взглядом, и вдруг парень опустился на колени. Он стоял молча, уставясь в землю. И Коля понял, что, уже ни на что не надеясь, он хочет таким вот, совсем наивным способом вымолить себе прощение.
«А ведь и в самом деле, – вдруг подумал Коля. – Остальные тоже грабили, но мы их отпустили. Почему? Они честные, случайно оступившиеся люди. А этот? Преступник. Бывший преступник, – уточнил себе Коля. Откуда-то из глубин памяти всплыл давний разговор с Сергеевым в Смольном: – Пусть Родькин бывший вор, но он – гражданин, и мы обязаны его защищать, – говорил тогда Коля. Почему же теперь он думает иначе? Неужели это первые признаки той страшной профессиональной болезни, которая со временем поражает некоторых работников милиции? Теряется чувство объективности и справедливости. Уже не хватает широты взгляда. И мир замыкается в узкой горловине приказа и инструкции».
– Отведите его в штаб, – приказал Коля. – Если он непричастен к убийству кассира – передать его в местное отделение милиции.
Лейтенант и старшина с облегчением переглянулись.
Миша играл вальс Шопена. Он играл с полузакрытыми глазами, весь отдаваясь музыке, и хотя Коля понимал, что его питомцу явно не хватает и мастерства, и таланта, он все равно ловил себя на мысли, что гордится Мишей, любуется им. В конце концов так ли уж необходимо оперативному уполномоченному уголовного розыска быть первоклассным музыкантом. Достаточно, если он в своей профессии мастер, а музыка, искусство никогда не дадут ему закостенеть в узком, чисто служебном мирке. Это Коля понял давно, еще в двадцать втором, в Петрограде, когда первый раз привела его Маша в Зимний, и восхищенный, остолбеневший от восторга и удивления, стоял он на первых ступеньках Иорданской лестницы и думал, что даже в самых удивительных и красивых сказках матери не было такой красоты. Маша! Маша! Ни на секунду, ни на мгновение не уходят мысли о тебе… Ты всегда рядом, и даже если тебя уже нет, ты все равно рядом, потому что те, кого мы любим больше собственной жизни, умирают только один раз – вместе с нами. Коля очнулся. Рудаков втолкнул в дверь дородного, лет сорока пяти мужчину в высокой смушковой шапке «пирожком». Воротник длинного пальто тоже был сделан из смушки.
– Дезертир, – коротко доложил Олег. – Хотел смыться, да ребята его вовремя прихватили.
Ввели второго – лет двадцати трех, перепуганного, но нахального. Он посмотрел на Колю:
– Чего хватаете? Делать вам нечего? Я вот позвоню сейчас в Моссовет Дубкову, он вам пропишет закон!
– Кто вы такой? – спросил Коля у первого. – Документы.
– Я директор завода! Немедленно отпустите меня! – крикнул задержанный. – Я еду в главк, вы срываете правительственное задание!
– Вот его чемодан, – Олег взял из рук сотрудника огромный кожаный чемодан и раскрыл. Чемодан был доверху набит пакетами с крупой и сахаром. Под пакетами лежало пять кругов колбасы.
– Это вы тоже везете в главк? Там что же, банкет? – Коля прочитал служебное удостоверение директора и добавил: – У вас есть две возможности.
– Какие? – Директор опустил голову.
– Если вы настаиваете, что ехали в главк, я передам вас в военный трибунал, – это первая возможность.
– Я отвергаю ваши намеки! – заявил директор. – Делайте, что хотите!
– Идемте, – Коля вышел на улицу. У дверей клуба стоял ЗИС-101. – Садитесь. – Коля сел рядом с шофером, хлопнул дверцей.
– Куда прикажете? – спросил шофер. – Впрочем, догадываюсь: в НКВД, так?
– Мерзавец ты, Афанасий, – сказал директор. – Обещал помочь и продаешь меня при первом же испытании.
