Пуговицы - Ида Мартин
С левой стороны от нас тянулись помещения залов, раздевалок и душевых, справа были перила балкона, а под ним – батутный зал: секционные квадраты, затянутые сетками, и бассейн с разноцветными поролоновыми шариками. С потолка свисали канаты.
Мы свернули к раздевалкам. Из одного зала доносились глухие удары, где-то гудел пылесос, но в раздевалке никого не оказалось. Упав на длинную деревянную скамью, я вытянулась во всю длину. Шуба свесилась до пола, я уже ненавидела ее всей душой.
– Все, я больше не могу. Давай просто сдадимся, и пусть нас заберут уже в полицию.
– Какое сдадимся? – Леша был красный, взмыленный и разгоряченный азартом погони. – Осталось всего ничего. Сейчас передохнем и сделаем последний рывок. А потом… потом поймаем тачку, домчимся до Тифа, и я напьюсь в хлам.
Он тоже лег на скамью.
– Только, может, перед уходом попрыгаем на батутах?
– Ты совсем ненормальный?
– Ну а чего? Рубашка все равно уже помялась.
Я лежала и улыбалась. Мне уже давно не было так легко. В голове ни единой мысли, ни страха или паники – только пульсирующие виски и беспечное детское «сейчас», почти такое же беззаботное и необъяснимое, как тогда в санях, когда чувствуешь жизнь не вокруг себя, а изнутри.
– Леш, скажи, а у тебя родители есть? – Я повернулась в его сторону.
Он неопределенно хмыкнул:
– Без родителей дети как бы не рождаются.
– И они живы?
– Когда я к тебе уходил, были живы.
– И они не в разводе? И никто никого не бросал?
– Насколько мне известно, нет. – Он приподнялся на локте.
– И тебя не наказывают, не бьют, мозг не выносят, отец не бухает и не унижает?
– С чего вдруг такие вопросы?
– Да так просто. Любопытно стало, откуда берутся такие счастливые люди, как ты.
– Во-первых, таких, как я, больше нет! – Он многозначительно помолчал. – А во‐вторых, не называй меня Лешей.
– Почему это?
– Леша – это так, для случайных, мимолетных, однодневных связей, а после того, что у нас сегодня было, – он нагло подмигнул, – можешь звать меня Лехой. Это такое секретное имя для своих.
Удивительно, но в нем не было фальши, напускной мутности или второго дна. Мне с моим вечным подозрительным недоверием прежде не доводилось встречать столь гармоничное сочетание адекватности и открытости.
– Леха, – произнесла я вслух, прислушиваясь, как звучит. – Ну, такое.
– В смысле? – Он настороженно покосился.
– …Как тебе сказать, буква «ш» она такая приятная, мягкая, что ли… Как шуршание, как шелест, как шепот, а «х»… «х»… – Я задумалась, подбирая слова.
– …Хуже, – охотно подсказал Леша и тут же, оживившись, сел. – Короче, училка в классе: «Сегодня, дети, мы проходим букву «х». У кого есть примеры?» Вовочка тянет руку. Училка: «Нет, Вовочка, тебя я спрашивать не буду, ты еще за букву «б» папу не привел!»
И тут внезапно я закатилась. Громко, в голос, совершенно позабыв об осторожности. Смеялась и смеялась, не в силах остановиться. Живот свело, по щекам потекли слезы. Я билась на лавочке, как выброшенная на берег рыба. И дело было не в глупом детском анекдоте и не в том, что у Лехи неожиданно получилось его смешно рассказать, виной всему были скопившееся напряжение, стресс и нервы. Он явно не ожидал такой реакции.
– Тише ты! Ща народ сбежится. Прекращай. Выберемся, я еще тебе тысячу таких расскажу.
Но я, вытирая слезы локтем, продолжала задыхаться от смеха. Вскочив со скамейки, он подбежал, схватил за шубу на плечах и усадил, прислонив к стене.
– По ходу, у тебя истерика. – Плюхнувшись рядом, он обнял меня за плечи. – Ладно, шутки кончились. Давай сваливать отсюда. Сейчас спустимся и просто уйдем. Здесь никто про нас еще ничего не знает. Залы работают, а значит, выход еще не заперли.
От него очень вкусно пахло шоколадом, и именно этот запах, а не утешительное заговаривание зубов вернул меня к действительности.
– У тебя есть шоколадка?
Несколько секунд он недоуменно смотрел, потом, спохватившись, шлепнул себя по лбу и вытащил из кармана плитку зверски измятого молочного шоколада с фундуком.
– Совсем забыл! Это тебе.
Мы двинулись в сторону лестницы. Где-то хлопнула дверь, звук пылесоса переместился ближе. Позади нас в глубине помещений послышались мужские голоса, в них мне почудились нотки Бэзила. Я прибавила шагу, почти побежала. Леха тоже прибавил скорость. Ковролиновое покрытие мягко пружинило под ногами. До лестницы, ведущей на первый этаж, оставалось чуть меньше половины пути, как вдруг дверь одного из залов распахнулась, и оттуда вышел накачанный татуированный бугай в черной майке.
– Вы кто? – крикнул он издалека.
Я остановилась, Леха продолжал идти ему навстречу.
– О, наконец-то хоть кто-то живой, – дружелюбно отозвался он. – Заблудились чуток. Не подскажешь, где у вас здесь выход?
Бугай угрожающе преградил ему дорогу:
– По раздевалкам шаритесь?
– Какое по раздевалкам? – Леха с негодованием развел руками. – В такое-то время?
– А как оказались тут?
– Сам не пойму, туда пошли, сюда. Девчонка моя туалет искала, короче, ты нам просто скажи, как выйти.
– Вы че, нарики? – Бугай сквозь него пристально смотрел на меня.
– Да чего ты такой подозрительный? Нормальные мы! – Леха притормозил на безопасном расстоянии от него.
– Вам перепихнуться больше негде? – продолжал допытываться мужик.
– Негде. Давай мы просто уйдем, и все?
Сзади послышались торопливые шаги. Я обернулась.
От торгового центра по коридору к нам неслись Фил с Бэзилом. Я кинулась вперед, намереваясь проскочить мимо бугая, но Леха, схватив меня за руку, потянул к перилам. Объяснять ничего не потребовалось. Как по команде мы оба забрались на них и уселись, свесив ноги в сторону батутного зала. Внизу, метрах в шести от нас был бассейн с поролоновыми шариками.
– Эй,
