Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт
Никс:
– Сейчас в нашей студии тринадцать человек. Прямо Иисус Христос и двенадцать апостолов на тайной вечери. Но чёртова дюжина плохое число. Боюсь, что скоро нас останется двенадцать.
Харди:
– А кто же среди нас Иуда?
Никс:
– Можешь без труда и сам догадаться.
Харди:
– На что ты намекаешь, Цедрик?
Никс:
– Сам знаешь.
Харди:
– Ты про Мари, что ли?
Никс:
– Не прикидывайся идиотом!
Харди:
– Не брызгай на меня слюной, Цедрик!
Наверное, в этот момент Никс хочет грязно выругаться, но не умеет. В полемическом задоре молодые люди постепенно повышают голоса. Явно назревает ссора. Соседи начинают обращать на них внимание. Замолкает и недоуменно оглядывается Эрих. Бахман строгим взглядом старается остановить нарушителей спокойствия, но они ничего не замечают. Мари не вмешивается. Видимо, она придерживается мнения, что мужики сами разберутся. Наконец, вышедший из себя Никс хватает со стола стакан и с яростным воплем: «На, получай!» плещет минералкой в лицо Харди. Мокрый красавчик вскакивает со стула, намереваясь оторвать очкастому наглецу уши и повесить себе на шею, но отомстить за унижение ему не позволяет Эрих. Он как клещами сжимает Харди в своих объятиях. Пока жертва худосочного Никса тщетно бьётся в тисках управляющего, Мари, симпатично зарумянившись, выговаривает очкарику, грозя пальчиком у него перед длинным носом. Странно, но мне кажется, что она довольна. На губах Мари мелькает улыбка, в голосе не слышно злости. В конце концов, взбешённый Харди покидает столовую, громко хлопнув дверью вместо «чюсс!».
– Я прошу у всех присутствующих прощения за этот неприятный инцидент, – говорит Бахман, поднявшись с места. – Харди, конечно, мерзавец, но он очень талантлив.
Харди? Интересно, почему Харди? Ссору же затеял Никс.
– Пустяки, Никлас. Я в молодости тоже был огонь, – добродушно отвечает управляющий, отдуваясь.
Лиля многозначительно улыбается мужу. Ясно, что Эрих и сейчас ещё если не пылает, то хотя бы искрит.
Между прочим, пока я отвлекся на поединок, шаловливая ручка Баклажана нашла мое колено и принялась его поглаживать. Отступать мне некуда – позади спит Эдик. «Иде больше не наливать!» – принимаю я жестокое, но справедливое решение. А что ещё делать? Расслабиться и постараться получить удовольствие?
Водевиль окончен, в Нашем Городке уже ночь, в столовой совсем темно. Во тьме мелькают красные точки сигарет. Народ наелся, напился – курит. Лиля уносит давно уснувшую Алинку и приносит ещё несколько свечей. Становится чуть светлее. Вообще-то пора и честь знать. Я чувствую, что сильно устал, но темпераментная Баклажан вцепилась в моё колено и просто так не отпустит. Хорошо одному Эдику – сейчас выспится; потом сможет хоть всю ночь куролесить.
– Расскажите нам что-нибудь интересное о Замке. Какую-нибудь древнюю легенду, связанную с этим местом, – просит управляющего Селина. Выпитое вино и ночной сумрак настроили её на романтический лад.
Эрих морщит лоб.
– Что же вам рассказать? Впрочем, может быть, легенду о Полоумной Марии?
– Кто такая Полоумная Мария? – задает вопрос Селина.
– И что значит «полоумная»? – спрашивает Кокос.
Эрих оглядывает притихших гостей.
– Это, действительно, очень старое предание. Уже несколько столетий рассказывают историю про привидение сумасшедшей старухи, так называемой Полоумной Марии. О ней даже есть запись в средневековой летописи Нашего Городка, которая хранится в замковой библиотеке. В записи говорится о Марии – дочери одного придворного. Она была так прекрасна, что в неё влюбился королевский сын. Король разгневался на принца и сослал Марию в наш Замок. Долгие годы она стояла в башне и с тоской смотрела на Майн. Всё ждала своего возлюбленного. Но он быстро забыл о ней. В конце жизни Мария сошла с ума и повесилась. С тех пор её призрак бродит тёмными ночами по Замку и ищет своего неверного принца. Тот, кто встретит привидение, должен его поцеловать, а иначе умрёт на месте. Вот такая история про Полоумную Марию.
– Какая страшная сказка, – зябко ёжится Селина. Я вижу, что с лица Понтип легенда о Полоумной Марии стёрла постоянную улыбку. Рассказ Эриха произвёл впечатление и на Баклажана. Африканка даже оставляет моё колено в покое.
– А известно, в каком помещении Замка жила эта Полоумная Мария? – спрашивает Бахман.
Эрих отвечает с заметной неохотой:
– Полоумная Мария состарилась в той самой комнате, где на время выставки разместилась Мари. Там даже сохранился крюк, на котором повесилась эта несчастная.
– Какой ужас! – закрывает себе рот обеими руками Селина. – Я ни за что бы не стала жить в таком жутком месте.
– Эрих, зачем ты всех пугаешь? – недовольно вмешивается Лиля. – Не верьте ему, девочки. Он любит страху нагнать.
– Послушай, Мари. Если ты боишься, я могу поменяться с тобой комнатами, – предлагает Урсула.
Мари звонко смеётся.
– Спасибо, дорогая Урсула, но я не верю в привидения. Там мне вполне удобно. И как знать? Может быть, мы с Полоумной Марией найдём общий язык? Вдруг я сама ведьма и по ночам катаюсь на завитке поросячьего хвостика? Правда, папа?
Бахман молчит, пыхтя трубкой как локомотив. Позже я много раз вспоминал эти слова красавицы, но той ночью не обратил на них внимания.
После затянувшегося ужина долго измеряю наношагами дорогу в свою башню. Наконец, забираюсь по лестнице в комнату, роняю себя в кровать и всё: заблудился во сне.
Глава 5
Протяжный звон колокола заставляет меня открыть один глаз. Кажется правый. Умная мысль, видимо, догонявшая меня ещё со вчерашнего вечера и утром, наконец-то, догнавшая, дятлом долбится в сонной голове: «Нельзя себя так запускать».
Открываю второй глаз, смотрю на часы. Шесть. Боже, какая рань! В комнате холодно и сыро. Впрочем, в марте среди груды камней это нормально. К тому же вчера мне было не до обогревателя. Переворачиваюсь на другой бок, но сна уже нет. Дятел в голове вспугнул. Значит, пора заканчивать с тюленингом и вставать.
Поднимаю себя с постели, одеваюсь, чувствуя недомогание – я же ещё не ел, слезаю вниз в коридор, иду в санузел. Делаю там всё, что положено делать по утрам, принимаю душ и, уже бодро напевая себе под нос «фа-фа, ля-ля», плетусь на завтрак.
Несмотря на раннее утро в столовой царит деловой настрой. Лиля бегает с посудой, Алинка, одетая в короткие штанишки и кофточку, прыгает на цыпочках у мамки на дороге. Эрих и Бахман пьют кофе, намечая план сегодняшних действий. Остальные участники выставки мирно завтракают. Нет только Мари, Харди и Никса.
«Халло! – Халло! Хай! Сервус! Грюсс готт! Привет!»
Завидев меня, Баклажан в том же рыжем парике и зелёном балахоне машет рукой, приглашая на свободное место рядом с собой. Другой рукой она отталкивает Кокоса, жмущегося к ней с другой стороны. Делаю вид, что не замечаю пылкую африканку и сажусь рядом с помятым Эдиком. На этот раз напротив меня устроилась Урсула в оранжевой майке. Она едва заметно кивает мне и возвращается к яичнице с ветчиной. Ну и ладно.
– Пока тебя не было, Эрих предложил нам помирить Харди и Никса, – сообщает мне Эдик. – Я тоже думаю, что пацанам надо помочь.
– А что на это сказал ваш корифей?
– Наш уважаемый доктор Бахман лишь кивнул.
В столовую Мари вводит за руки надутых Харди и Никса. Оба молодых человека стараются не смотреть друг на друга. Улыбающаяся Мари подводит их к Бахману. В это утро девушка чудо как хороша. Хотя на ней обычные бледно-голубые джинсы и свободный бордовый свитер до колен, но настоящую красоту ничем не испортишь. Её русые волосы заплетены в одну толстую косу.
Бахман встаёт со стула, расправляет кости, вынимает трубку изо рта и нудным, как шотландская волынка, голосом произносит:
– Коллеги! Я прошу вас во имя нашего великого дела забыть о своих раздорах и здесь перед всеми пожать друг другу руки. Наша выставка – это праздник. Не нужно омрачать его личной неприязнью. Вы – люди искусства. Вы должны быть выше этого.
Мари сама соединяет упирающиеся ладони соперников. Харди и Никс неохотно обмениваются холодным рукопожатием. Дружеским его уж точно не назовёшь. Впрочем, обычное дело: вечером перебранка, а утром братание. Остальные люди искусства хлопают в ладоши. Эдик ехидно шепчет мне в ухо:
– Миру мир, войне пиписька!
– Золотые слова, герр Трепнау, – соглашаюсь я с приятелем. – Такие слова хоть к ране прикладывай.
После завтрака отправляю себя гулять вокруг Замка, а то Марина будет ругаться. Погода не очень: ветрено. Несмотря на то, что с реки тянет прохладой, природа оптимизма не теряет. Птицы занимаются устройством летних дач, травка зеленеет, солнышко блестит. Выхожу на террасу. Сорока метрами ниже находиться замковая автостоянка. На ней уже стоят двухэтажные туристические автобусы. Несколько разноцветных легковушек художников разнообразят невыразительный пейзаж. За автостоянкой тянется пустынная набережная Майна. С террасы на автостоянку можно спуститься по узкой каменной лестнице, украшенной тяжёлыми вазами с декоративными растениями, но все жители Нашего Городка знают, что туда же ведёт подземный ход из подвала Замка. Правда, ход с обеих сторон постоянно закрыт чугунными решётками, запертыми на висячие замки.
