Александр Холин - Лик Архистратига
— Интересно, — девушка откровенно стрельнула глазами. — Поэт-циник или циничный медик-детектив, практикующийся на разрезании поэтов?
— Интересно? — разошёлся Дмитрий. — Иногда это становится не интересным, даже жутким. Поэт-циник-медик — это, конечно, занимательно, трогательно. Можно сказать, забавно для зрителей партера, когда стихи сами начинают терзать, кромсать и выворачивать недорезанного поэта. А вот представь, что для творца пережить собственное расчленение, погребение и даже отпевание — просто настоящий мистический ужас!
— Например.
— Хорошо… допустим… Ага, вспомнил:
Когда начинается день с эпилога —
на старом асфальте заржавленный снег
старается белым казаться, немного
похожий на желтых от водки калек.
Забившись в подвалы, закутавшись в крыши,
неслышно, невидимо кончилась ночь.
И сонный фонарь догорел, не услышав
гортанного крика родившейся строч —
ки — последней сестренки
таких же крикуний:
на дряблый рассвет
ворчит, со стола прибирая пеленки,
скончавшийся в родах поэт.
— Знаешь, мне сейчас не до стихов, — холодно отрезала Наташа. — Даже твоих. Мужчина всегда должен отчётливо понимать и осознавать, зачем послан в этот мир. Многих устраивает обычный бытовой треугольник — дом, работа, гастроном. Мужчины зачастую видят в женщине не друга, не помощника, а только предмет для секса. Ведь так?
— Не совсем, — глаза у Димы дискуссионно заблестели. — Женщина зачастую не может не ощущать себя руководителем в любой ситуации, даже если совершенно не разбирается в предмете. И не представляет, что мужчина обязан быть её половиной не по писаным законам, а по структуре жизни на этой планете. Ведь мужчина обладает чёрной силой, а женщина белой. И когда они соединяются — получается единство, именуемое официально в природе сутками.
В Индии существует знак Дао, где объединяются обе энергии мира, и получается круг. А это законченность. Если у птицы нет одного крыла, она не сможет летать. Люди давно уже поняли, что Бог — как раз та энергия, помогающая взмахнуть птице обеими крыльями, помогающая не просто существовать, но что-то создавать в этом мире обеим силам. Всё остальное — бессмыслица.
— Значит так, — подытожила Наташа. — Сейчас по сценарию должно последовать пылкое признание в любви с предложением руки, сердца и чего-то ещё между ними? Или уверение в том, что наша встреча не случайна, что ничего случайного не бывает, что мы рождены друг для друга и ждали этого момента всю жизнь? Пойми, мне нужно не признание в любви, а реальная поддержка и помощь.
Сможешь ли ты быть таким?
Дима не нашёлся что ответить. Взглянув на собеседницу, он только сумел отметить, что Наташа сама украдкой наблюдает за его реакцией на волну вопросов и на конечный, поставленный ребром, но не придал этому хоть какого-нибудь значения. А напрасно. Любая женщина даёт мужчине сделать выбор, то есть ощутить, на что он способен, иначе все любовные игры быстро превращаются в самые банальные сексуальные бредни.
Неужели же жизнь наша состоит только из взлётов и падений? Ведь никогда не даст Господь того, что ни поднять, ни унести. Значит, это испытание предназначено не просто из-за спортивного интереса к поступкам человека в экстремальных ситуациях.
И тут голос девушки немного печальный, даже чуть прерывающийся, вернул Дмитрия к действительности:
— Нельзя меня любить, Димочка…
Будто море упало с потолка, пытаясь захлестнуть, замутить, заморочить ум. Именно это ощущение возникло вокруг и долго ещё не отпускало после ничего не значащей фразы. Заметив слёзы на щеках девушки, Дмитрий попытался как-то встряхнуться, нарушить надвигающийся, словно паровоз, неотвратимый исход этой ещё не успевшей родиться любви.
— Что с тобой, Наташенька? — Дмитрий сел с ней рядом на валик кресла. — Ну, не плачь, успокойся, ангел мой.
Парень притянул голову девушки руками к своей груди и принялся осторожно гладить её волосы. Этот, казалось бы, довольно простой поступок действует на женщин успокоительно. Сначала Наташа инстинктивно вжалась в кресло, будто ожидала каких-то агрессивных действий по отношению к себе. Потом, под действием добрых ласковых рук, немного успокоилась. Во всяком случае, плечи девушки перестали дрожать, и она чуть-чуть расслабилась.
Только это, наверное, совсем не входило в её планы, поскольку она осторожно, но настойчиво выскользнула из нежных рук Димы, подняла глаза и в упор посмотрела на собеседника.
— Сядь, — пальцем показала девушка на покинутое Дмитрием кресло. — Я тебе всё расскажу, как и обещала. Знаешь, я очень больна, Димочка. И неизвестно чем. Никто этого не знает.
Голос её опять дрогнул, но слёзного расстройства всё-таки больше не повторилось. На такое заявление трудно было чем-нибудь ответить или возразить. По сути, Дмитрий, как врач или следователь, должен был хладнокровно выслушать её, анализировать интонацию, слова, фабулу изложения и всё такое прочее. Но могла ли она сейчас хоть что-то доходчиво рассказать? Но мог ли сам он понять её, как пациентку, как человека, как женщину?
— Ты можешь подумать, что вздорная девчонка, накопительница комплексов, выдумала себе болезнь? — она снова внимательно посмотрела на Дмитрия. — Я действительно больна и действительно болезнь медицине пока не известна. Если ты профессионал в знахарстве или тибетских излечениях биологической энергией — тебе и карты в руки. Узнай что-нибудь о том, чего нет, детектив.
— Что узнать? — поднял правую бровь собеседник Наташи. — Выходит, поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, то есть старая сказка на новый лад?
— Какая сказка! Моей болезни действительно в медицине пока не существует! — девушка нетерпеливо хлопнула ладошкой по валику кресла. — Вспомни, от чего умер Блок, Байрон, Дюрер?
— Ну, предполагают…
— Вот именно, предполагают! — перебила она. — Они и с десяток других просто умерли.
— Ничего не бывает просто так, — упрямо возразил Дима. — Умерли, вероятно, оттого, что организм истончал. Не могло ничего не случиться без какой-либо причины.
— Правильно, не могло! Ничего не могло! — горячо воскликнула Наташа. — Я тоже с этим согласна. Но люди отправились в мир иной просто так. И большинство из них — творческие личности. Ты, как врач, как психолог, как аналитик-следователь можешь объяснить летальный исход научной трактовкой? Не можешь. И никто не может. Сначала люди полагали, что каждому отпущен какой-то жизненный срок. То есть, человек послан в этот мир для того, чтобы здесь что-либо сотворить. А человек может творить только с помощью души своей. Но, видя, что душа уходит, оставляя живым и здоровым тело, поняли: здесь присутствует нечто другое, необъяснимое пока ни наукой, ни мистикой, ни религией. В Африке, например, научились использовать такие случаи для создания зомби. Слыхал?
— В Африке — зомби, в Японии — камикадзе, в Китае — тянь-шу. Только в Европе ещё нет ничего подобного, — хмыкнул психолог.
— Есть и сколько хочешь, — возразила Наташа. — Во Франции целый монашеский орден тамплиеров поклонялся Бафомету, рогатому идолу.
— Ну и что? — пожал Дима плечами. — На то мы и человеки, что вечно ищем, кому бы поклониться.
— А то, что когда идола обнаружили в подвале замка Тампль, все прикоснувшиеся к нему погибли. Просто умерли и всё! — в голосе девушки послышалось какое-то неуместное торжество. — Не от болезни, не от отравы, а просто умерли и всё. Может такое быть?
— То есть, рыцарей поразила такая же беспричинная смерть, как в твоём случае? — покачал он головой. — Но ведь ты жива ещё. Более того, я бы никогда не сказал, что Косая с косой бродит где-нибудь неподалёку. Просто у тебя обыкновенная мания или неврастеническая депрессия. Ты вообразила, что где-то рядом должна гулять такая же, как у пострадавших в прошлом, беспричинная смерть или болезнь без названия, которая охотится именно на тебя.
— Да. Именно такая! Да, именно охотится! И у меня та же самая болезнь, что и у многих, умерших без причины! — взорвалась Наташа. — Как ты не поймёшь, я уже битый час об этом твержу! Эта то ли болезнь без имени, то ли порча какая, но то же самое!
— Как?! — Дима тревожно заглянул ей в глаза.
— Так, — Наташа отвела взгляд, немного помолчала, потом вдруг ни с того, ни с сего спросила:
— Ты помнишь Алексея Толстого? Что-нибудь читал?
— Которого? — немного помедлил с ответом Дмитрий. — Их два и оба Алексеи, оба писатели.
— О, Господи! — девушка возбуждённо махнула рукой. — Конечно же, последнего, советского графа. Ну, который «Аэлиту» написал, «Гиперболоид инженера Гарина». Я не помню что ещё… Ах, да! «Буратино», надеюсь, тебе в детстве мамочка читала?
— Ты говоришь про Алексея Николаевича? — поднял бровь Дима. — Так у этого написано много книг, не только «Буратино».
