Фредерик Дар - Дама в черной вуали
— Видел!.. Но карманы Диано тоже не были полными!.. Припрятать документы, вынесенные с завода, он не мог, так как я наблюдал за ним от двери до самого рокового выстрела Гранта...
— А не мог ему помочь в этом деле сторож Бурже?
— Нет... Это такой жалкий и бездарный притвора, что хитрый лис Грант ни за что не доверил бы ему секретные бумаги.
— Наверное, вы правы,— соглашается Старик.
Некоторое время он молчит, любуясь безупречным видом
манжет с позолоченными запонками. Затем своим спокойным голосом, похожим на журчанье ручья среди высоких трав, подводит итог:
— Итак, Диано вскрывает сейф. После этого Грант убивает его, будучи уверенным, что у итальянца нет никаких секретных документов.
— Именно так. А убивает только для того, чтобы он не мог сообщить нам о том, что сейф пуст.
— Абсолютно точно.
Мы как бы играем в теннис со Стариком. И я уверен, что по своим пассам не уступаем чемпионам мира. Так может, на Кубок Дэвиса нас?
— Но зачем тогда разыграна вся эта мизансцена, если документы исчезли еще до воровства? Зачем привлекать внимание криминальной полиции, сил безопасности? Зачем играть жизнью людей? — задает риторические вопросы босс.
Я улыбаюсь.
— На этот счет у меня есть соображение, патрон...
— Интересно?
— Документы похитили те, кто имеет свободный доступ к ним! Они и разыграли вместе с Грантом такой насыщенный психологический спектакль, чтобы отвести от себя подозрения... Понимаете?
Он щелкает пальцами. Это значит, что он доволен и полон энтузиазма продолжать начатое расследование. Шеф редко так открыто проявляет свои эмоции. Вообще-то он спокойный человек: ему даже можно сунуть в штаны подожженный взрывпакет, но он и бровью не поведет.
— Вы на правильном пути, Сан-Антонио! В добрый час, друг мой!
Его друг! Расчувствовался наш босс! Сейчас он подергает меня за ухо и скажет, что очень доволен мной.
Приятно все-таки. Что поделаешь, тщеславие — сильнейший рычаг наших успехов в жизни.
Я поднимаюсь, собранный словно пружина.
— Надо идти, патрон!
— Естественно, вы держите меня в курсе дела,— говорит на прощание Старик.
— Естественно, шеф.
* *
Вернувшись в кабинет, нахожу великолепный тандем Пинюш-Берю в состоянии марафонского погружения в сон. В отношении сна и красного вина для них не существует никаких сдерживающих факторов. И на этом поприще у них уже большой стаж.
Усевшись в полуразваленное кресло, Берю положил ноги на стол, надвинул на глаза шляпу... Ноги его парят, словно лошадь, только что выигравшая приз Триумфальной Арки! Носки его дырявые, но так как они черного цвета, то это не очень заметно.
Пино же спит, оседлав стул и положив голову на стол.
Резким движением тяну стол на себя. Оба сони оказываются на полу. Это мгновенно пробуждает их. Они вскакивают на ноги, голося дуэтом о том, что жизнь для них становится невыносимой. Я приказываю им следовать за мной, и они подчиняются моей воле.
Уже в коридоре я останавливаю Берю.
— Толстяк, ты бы одел все-таки туфли. В общество ведь идем!
Он замечает свой промах и возвращается в кабинет. Я иду следом за ним.
Наблюдая за Берю, начинаю разговаривать сам с собой:
— Ты только посмотри на эти изящные лапти в витрине магазина... Какого же они размера? Наверное, шестьдесят четвертого, как на великане Атласа[21]. Правда, Толстяк?
Он пожимает плечами.
Я продолжаю:
— Бедные туфли! Им столько досталось, они столько прошли, что если бы могли ходить самостоятельно, то ходили бы только строевым шагом!
— Говори, говори,— ворчит Берю.— Когда я выйду на пенсию, то в них с благодарностью еще походит один мой знакомый комиссар! И сочтет это за великую честь для себя!
Обмениваясь светскими шуточками, мы выходим из кабинета. Пино, словно мерин, спит стоя у двери.
Часы на пожарной каланче показывают ровно три утра, когда мы останавливаемся перед виллой, где живет Консей, главный инженер завода.
— Такое впечатление, что в доме ни души,— замечает Пино.
— Сейчас я это проверю. Вы вдвоем остаетесь в машине. Если я через год и один день не выйду к вам, то только тогда поинтересуйтесь в морге, имеются ли там свободные места.
Рядом с калиткой гараж. Я без особого труда проникаю в него и сталкиваюсь нос в нос с капотом довольно редкой, но престижной у нас, маркой американского автомобиля. Двигатель еще теплый. Значит, владелец поставил автомобиль в гараж совсем недавно.
Довольный первым открытием, я через небольшую незапертую дверь из гаража попадаю во двор владения Консея. В два прыжка преодолеваю расстояние от гаража до крыльца; еще два прыжка, и я на нем. Дверь заперта на ключ.
Благодаря своему «сезаму» я довольно быстро оказываюсь в холле, освещенном луной. Осторожно поднимаюсь по деревянной лестнице на второй этаж, не в силах заставить не скрипеть ее ступеньки.
Решаю заглянуть в первую же комнату. Дверь открывается без ключа. Узким лучом фонарика исследую интерьер. Это спальня. Пустая кровать... Все понятно! Но поздно: меня шарахают по голове. Чем-то холодным... Чем-то стальным... Чем-то круглым...
Мне удается устоять на ногах. Как только иссякает поток искр из моих глаз, я пытаюсь медленно повернуться лицом к агрессору.
— Не двигайтесь! — приказывает он сухим голосом.
Владелец виллы вытаскивает из моего кармана пистолет,
потом пинком в зад толкает меня к креслу.
— Садитесь...
Я повинуюсь. Это позволяет мне наконец увидеть, с кем я имею честь общаться. Передо мною мужчина лет сорока, коренастый, невысокого роста, лысеющий. Он в брюках, а вместо пиджака на нем пижамная куртка, одетая поверх белой рубашки.
Взгляд его светлых глаз очень серьезный... Характер у него не мед...
Он подходит к телефонному аппарату, снимает трубку.
— Что вы собираетесь делать? — спрашиваю я.
— А что, по-вашему, я могу еще делать, если не звонить в полицию...
— Так сразу?
— Так сразу! Вы же не станете утверждать, что забрались в мой дом с пистолетом в кармане, чтобы предложить мне, например, пылесосы.
— Конечно же, месье Консей, не пылесосы, но кое-что более значимое и стоящее...
Я стараюсь говорить с легким итальянским акцентом, что у меня отменно получается.
Он кладет трубку и начинает рассматривать меня более пристально. Я выдерживаю взгляд его холодных глаз.
— Объясните!
Это уже что-то значит: рыбка начинает клевать, почуяв приманку.
Поскольку я не тороплюсь давать ему объяснения, он настаивает:
— Так что вы хотели бы мне продать?
— Молчание. В некоторых ситуациях эта субстанция становится на вес золота!
— Я не понимаю...
— Сейчас поймете... Меня зовут Диано...
Я начинаю сложную и очень опасную игру, надеясь на свой инстинкт и самообладание, стараясь казаться как можно естественнее.
— Диано,— шепчет он, не скрывая своего удивления.
— Взломщик секретных сейфов... Это я только что поработал на заводе «Вергаман»!
Замечаю, как начинает дрожать каждый мускул его лица.
— Я не понимаю, о чем вы хотите мне рассказать, и нужно ли мне знать об этом?
— Нужно, Консей, нужно! Это страшная история! Творца ее ждет суровое наказание! Слушайте... Когда два часа назад я открыл пустой сейф на заводе, мне стало плохо... Я почуял подвох... А немного позже этот подонок Грант, знакомый и тебе, решил пристрелить меня. Он подумал, что это удалось ему. Но, к счастью, я на какую-то долю секунды упал на землю раньше, чем просвистела над моей головой смерть... Но Грант просчитался: его не миновала пуля, к сожалению не моя, а оказавшегося рядом полицейского... Правда, накануне я получил от Гранта задаток. Деньги от него получил и сторож завода Бурже... А теперь самое главное... Я остерегался Гранта и поэтому нанял своего друга следить за ним. И ему удалось установить, что вы замешаны в воровстве секретных документов с заводского сейфа.
Рожа Консея перекашивается, сморщивается. Он начинает бледнеть и шумно дышать сквозь плотно стиснутые зубы.
Никогда мой розыгрыш еще не был таким результативным!
Он думает. Он еще думает! И мне кажется, что я присутствую на заседании военного совета. Он анализирует всю полученную от меня информацию, пытаясь тут же разработать стратегию своего поведения. Он взволнован, он в смятении. А это о многом говорит.
И я ему по-дружески советую:
— Самое лучшее, что вам бы следовало сделать, так это заплатить мне, Консей. Иначе я сообщу обо всем фликам, и вы окажетесь в дураках вместе с документами и макетом. Я вам даю, толковый совет, Консей!
И он принимает решение. Но не чек предлагает мне этот темнило, а пулю. Я успеваю броситься на ковер. Пуля лишь слегка портит мою прическу. Изо всех сил толкаю кровать, что отделяет нас друг от друга. Он теряет равновесие, но все-таки остается на ногах. Я вскакиваю с пола. Он стреляет снова: пуля дырявит полу моей куртки. Он уже начинает утомлять меня. Я перекатываюсь через кровать, хватаю его за руку и резко тяну на себя. Мы так сильно сталкиваемся лбами, что некоторое время видим друг друга во множественном числе в виде зажженных свеч... Я бью в живот, от чего Консей складывается вдвое. Я бью еще и еще, исполненный ярости, словно раненый зверь... Точку ставлю ударом в рожу. Консей валится на пол...
