Даниэль Клугер - Смерть в Кесарии

— Никогда о такой не слышал, — заметил Розовски.

— Да их там сейчас как собак нерезаных, — Маркин засмеялся. — Смотри программы российского телевидения.

— Смотрю, — сказал Розовски. — Что значит — обанкротилась?

— Объявила о своем банкротстве. Совет директоров исчез. Ну, там это часто бывает.

— Розенфельд был членом совета директоров?

Маркин помотал головой.

— Насколько я знаю, нет, — ответил он. — Он был только в числе учредителей. В самой деятельности компании участия не принимал. Хотя и дал ей свое имя в качестве названия.

— Зачем? — недоуменно спросил Розовски. — Он что, был очень тщеславным? Хотел увековечить свое имя для потомков?

— Не знаю. Может, дело в обстоятельствах личной жизни, я сейчас расскажу…

— Расскажешь, но сначала — о компании.

— Мне пока не удалось установить, кто выступал соучредителем с российской стороны, — Маркин замолчал.

— По России все? — спросил Натаниэль.

— Поставка медикаментов. Теперь — все.

— Понятно. Чем они занимаются у нас?

— Здесь, в Израиле, точный профиль компании определить трудно. Тут и автосервис, и сеть заправочных станций, и прочее… Переходим к руководству?

— Валяй, переходи.

— Президент фирмы, стало быть, Ари Розенфельд. Репатриировался в 1989 году. Уроженец Москвы. 42 года. Окончил Первый медицинский, работал врачом-терапевтом.

Разведен. Жена, Галина Соколова, живет в Москве. Врач-анестезиолог. Розенфельд регулярно переводил ей деньги.

— Много? — спросил Розовски.

— Когда как. От двухсот до пятисот долларов в месяц. В общем, немало. Для московского врача, во всяком случае.

Натаниэль кивнул.

— Дальше.

— Их дочь…

— Дочь? Есть еще и дочь?

— Да, Елена Соколова, студентка, живет в Москве, вместе с матерью. 21 год. Когда я говорил о том, что имя компании он дал по личным причинам, то имел в виду ее.

— В каком смысле?

Маркин немного подумал.

— Ну, понимаешь, — сказал он. — Чувство уязвленного самолюбия, желание произвести впечатление на дочь… Не знаю, это мне просто так кажется. Личная жизнь здесь, в Израиле, у него складывалась не очень. Новой семьей не обзавелся. Ну вот… Так мне, во всяком случае, кажется.

— Ин-те-рес-но… — протянул Розовски. — Знаешь о нем еще что-нибудь? Увлечения, привычки?

— Знаю только, что в Израиле он вел замкнутый образ жизни. Друзей, практически, не было…

— Не было или «практически не было»?

Маркин снова подумал.

— Не было, — твердо сказал он. И добавил после паузы — уже менее уверенным тоном: — Во всяком случае, мне неизвестны. Любовниц тоже не было.

— Или тебе неизвестны? — Натаниэль усмехнулся.

— Мне неизвестны, — Алекс засмеялся.

— Так… — пробормотал Розовски. — Что ж, это подтверждает…

— Что подтверждает? — спросил Маркин.

— Неважно, продолжай.

— Вице-президент компании — Моше Левински. Сейчас — исполняющий обязанности президента. Но, думаю, им же и останется. Других претендентов на этот пост нет.

— Что он собой представляет?

Маркин пожал плечами.

— Ничего особенного. Довольно бесцветная личность. Сухарь. Сорок семь лет, по образованию — юрист. В Союзе работал юрисконсультом на инструментальном заводе. Женат, имеет сына. Сын учится в Еврейском университете, на математическом факультете. Сейчас — в армии.

— Жена?

— Под стать мужу. На пять лет моложе. Женаты двадцать один год. Сейчас не работает.

— Это все? — спросил Розовски.

— Пока все. У меня же было только четыре часа.

— Пять, — поправил Розовски.

— Ну, пять. Что тут успеешь!

— Ладно, завтра продолжишь.

— Члены правления тоже?

— Что — тоже?

— Тоже нас интересуют?

— Я не знаю, что нас интересует, а что нет, — ответил Розовски, как давеча — Баренбойму. — Следовательно, интересует все и все. Выпьешь еще рюмочку?

— Давай, на дорогу.

Они выпили еще по рюмке, после чего Алекс сказал:

— Так что, прикажешь дожидаться до завтра? Или расскажешь сейчас?

— Ты о чем? — рассеянно спросил Розовски.

— О новом деле, которым мы занимаемся с сегодняшнего дня.

— Н-ну-у… — нехотя сказал Розовски. — Думаю, твоих дедуктивных способностей уже хватило на то, чтобы связать задание по сбору информации о компании «Интер» со смертью ее президента Ари Розенфельда.

— Хватило, — Маркин кивнул. — Самоубийство? Думаешь, в предвидении банкротства предпочел пулю в лоб? Зря думаешь, у нынешних бизнесменов такое не в ходу. Они, скорее, в другого пулю пустят.

— А я и не думаю, — так же нехотя ответил Натаниэль. — К тому же, никакого самоубийства нет. Есть убийство, весьма грубо и неумело инсценированное под самоубийство. Если об этом в газетах еще нет, значит, будет завтра. И потом: ожидание банкротства — пока что это твои домыслы. Лопнула компания в России. Мало ли! Это еще не говорит о состоянии финансов самого Розенфельда. Или у тебя есть другие данные?

— Нет у меня других данных.

— Вот то-то.

— А какое отношение к этому имеет твой визит в страховую компанию? В «Байт ле-Ам»?

— А ты как думаешь? — в свою очередь, спросил Розовски.

— Думаю, покойный был у них застрахован.

— Правильно думаешь. Еще?

— Ну-у… видимо, на крупную сумму. Иначе бы они не всполошились. А тут — два дня трезвонили. Второй человек в компании, лично.

— По-моему, даже первый, — заметил Розовски.

— Что? А, ну тебе виднее… И чего же они хотят?

— В случае убийства они должны выплатить наследникам кругленькую сумму, — сказал Розовски.

— Это я уже понял, — недовольно произнес Маркин. — Какую именно?

— Два миллиона.

— Фью-у! — присвистнул Алекс. — Ничего себе! Именно в случае убийства?

— В том-то и дело. Вон, на письменном столе копия страхового полиса. Можешь прочитать.

Маркин только покосился на разложенные бумаги, но читать их не стал.

— Кому?

— Жене, — коротко ответил Натаниэль. — Бывшей жене.

— Вот оно что… — Маркин замолчал, обдумывая услышанное. — И чего же они хотят от тебя? Чтобы ты нашел убийцу?

Розовски медленно покачал головой.

— Вовсе нет, — сказал он с нехорошей усмешкой. — Они уже нашли убийцу. Теперь они хотят, чтобы я нашел доказательства. Они абсолютно уверены в том, что убийство организовано бывшей женой Розенфельда. Рука Москвы, так сказать.

— А ты?

— Что — я?

— Ты думаешь иначе?

— Никак не думаю. Просто не люблю, когда мне объясняют, что я должен делать и как. И что я должен думать — тоже.

Маркин некоторое время смотрел на шефа, ожидая продолжения. Продолжения не последовало. Розовски полулежал в кресле, задумчиво глядя в потолок и явно не собирался посвящать своего помощника в подробности дела.

Маркин поднялся со своего места, подошел к книжному шкафу. Пробежал взглядом по корешкам книг. Задержался на фотографии Йосефа.

— Кто это на фотографии? — спросил он.

— Сын, — неохотно ответил Розовски.

— Живет с тобой?

— С матерью, в Бостоне. Учится.

— В университете?

— В иешиве.

— Понятно. Я не знал, что ты был женат, извини.

— Ничего.

Алекс снова повернулся к нему.

— А для чего ты поручил Офре просмотреть наши старые дела?

— Да, кстати, — не поворачивая головы, Розовски скосил глаза на помощника. — Она нашла что-нибудь?

— Не знаю, я ведь сразу за тобой уехал. Так зачем?

— Сам не знаю. Кажется мне, что фамилию Розенфельд я то ли слышал, то ли видел в нашем агентстве, — Натаниэль тоже поднялся. — А может быть, показалось. Знаешь, эффект «дежа вю». Приходишь куда-то — кажется, что уже был здесь. Слышишь имя человека — кажется, что уже слышал и даже знаком с ним. А на самом деле — ничего подобного, — он улыбнулся. — Дежа вю.

— Дежа вю… — с сомнением в голосе повторил Маркин. — Непохоже на тебя. Ну что же, я пойду.

— Если увидишь Габи завтра утром — или будешь говорить с ним по телефону, — вспомнил Розовски, — передай ему, что мой друг, профессор Давид Гофман, ищет лаборанта в свою лабораторию. Работа как раз для Габи. Я его порекомендовал, и Гофман просил с ним связаться в течение двух-трех дней.

— Значит, все-таки, уходит, — заметил Маркин. — Надоело мотаться целыми днями?

— Да, и к тому же, ему скоро сдавать психотест, а у нас в агентстве не найти время для подготовки. Подыщем другого стажера. Хотя, — Натаниэль вздохнул, — наша работа скучна для молодого парня. Это в романах хорошо. А тут… Что за удовольствие — торчать три дня в Кирьят-Малахи, прячась от посторонних глаз, чтобы выяснить: воруют рабочие у своего хозяина, или это ему от жадности померещилось? Так что передай. И Офру предупреди, на всякий случай. Гофман человек порядочный. Я с ним служил вместе.