Марина Серова - Оранжевая комната
Но, странное дело, его увлекающаяся натура, склонная все романтизировать, очень скоро поверила в сказку о наследстве: иначе какой смысл заключался бы в поездке?
И Карл, подгоняемый собственными радужными фантазиями и надеждами, прилетел в Россию.
…Он замер и прислушался. Нет, ошибки быть не могло. В дверь купе кто-то стучал. Ему стало страшно. Он так много прочитал про «новых русских» и мафию, что сон мгновенно пропал. Хотелось одного: чтобы стук больше не повторился. Карл понимал, конечно, что это мог быть проводник, но, с другой стороны, в такое позднее время!
– Кто там? – спросил он и весь напрягся. Сейчас, в эту минуту, он не был готов к встрече с русской мафией или даже с воришкой самого мелкого пошиба. Ему хотелось закрыть глаза, а открыть их уже в Тарасове.
– Кто там? – повторил он еще более несмело, и от нахлынувших нехороших предчувствий голова его ушла в плечи, а сердце – в пятки.
Глава 9
ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ В ДУХЕ ФРАНСУАЗЫ САГАН
Саша Берестов стоял у окна и вспоминал Анну.
Их роман начался необычно. Саша не был готов к такому наплыву чувств, которые обрушила на него эта непредсказуемая женщина.
Первое время она ходила на улицу, где располагалась их группа, и смотрела, как Саша, стоя перед этюдником, зарисовывает старинный особняк. Понятное дело, что это сразу же вызвало насмешки однокурсников, но, с другой стороны, он не мог бы сейчас сказать, что это было ему неприятно. Анна выглядела потрясающе, одно лишь то, что она подкатывала на Вольскую на белом новеньком «БМВ», смотрелось потрясающе. Она выходила и, кутаясь в длинное черное кашемировое пальто, вставала, облокотясь на крыло машины, и то и дело поправляла рукой развевающиеся на ветру длинные светлые волосы. Иногда она была в стильных черных очках, подчеркивающих бледность ее тонкого нежного лица. Ею нельзя было не восхищаться.
Не имея ни малейшего опыта общения с сорокалетними женщинами – Анна выглядела бы много моложе, если бы не особенное выражение лица, какое бывает лишь у опытных женщин, – Берестов думал, что она понаблюдает за ним немного, но вряд ли решится подойти и уж тем более заговорить.
Но он ошибся. Через неделю она, притормозив рядом с ним – а ребята уже складывали этюдники и собирались возвращаться в училище – и выбрав подходящий момент, чтобы их никто не слышал, сказала, пристально вглядываясь ему в глаза:
– Холодно, скоро начнется дождь, а ты так легко одет. Садись, не бойся. Я тебя не укушу. – И с этими словами она перегнулась в противоположную сторону и открыла для него дверь машины.
Саша, помедлив с секунду, накинул на плечо ремни этюдника, сунул в карман карандаш и резинку и, чувствуя на себе удивленные взгляды товарищей, спокойно обошел машину и сел рядом с женщиной.
– Меня зовут Анна, – сказала она. Машина рванулась с места и с огромной скоростью помчалась в сторону центрального проспекта.
В салоне пахло духами и бананами, связка которых была небрежно брошена на заднее сиденье.
Ему хотелось, очень хотелось повернуть голову и рассмотреть Анну, но что-то мешало.
Она молча вела машину, ловко маневрируя, лихо обгоняя автомобили.
Саша все же слегка повернул голову, но увидел лишь изящную белую руку с розовыми коготками, крепко держащую черный глянцевитый шар переключателя скоростей.
Она включила магнитофон, и зазвучала песня Шадэ. Обволакивающая, грустная и в то же время многообещающая. Как этот день…
– Меня зовут Саша. Вам что-то нужно от меня?
– Конечно. Неужели ты думаешь, что я приезжала лишь для того, чтобы только увидеть тебя. Может быть, поначалу мне этого и было достаточно, но теперь нет… – Она резко затормозила. Посидела какое-то время без движения, а потом медленно повернулась к Саше, взяла в ладони его лицо и поцеловала в губы. Не спеша, с наслаждением, даже постанывая. Затем отпустила, тряхнула головой, словно приходя в себя, и снова взялась за руль.
– Если ты не хочешь, то скажи, куда тебя отвезти, – проронила она, не поворачивая головы.
Но Саша после такого вдохновенного поцелуя был готов ехать за нею куда угодно.
Слаб человек, подумал он, безвольно развалясь на сиденье и отдавшись на волю случая. Его околдовала быстрая езда, захватывала игра, участником которой он стал почти помимо воли.
– Вы мне тоже нравитесь, – произнес он прерывающимся от волнения голосом.
– Ты куришь?
Он кивнул, и она тут же достала из кармана пальто пачку «Пьера Кардена».
Она привезла его на дачу в Жасминное. Начался дождь, потемнело, они едва успели забежать в дом, как с неба обрушился холодный весенний ливень.
Она позвала его за собой на второй этаж. Саша даже не разулся и оставлял на белом пушистом ковре грязные мокрые следы.
Он вопросительно и виновато взглянул на нее. «Плевать!» – махнула она рукой.
Жалюзи были опущены, в полумраке, состоящем из синего воздуха и каких-то темных контуров, мерцала огромная кровать. Белый атлас манил чем-то неведомым и невозможным.
А дальше дни почему-то стали короткими. Вернее, день медленно тянулся до обеда, до окончания занятий, но зато потом, когда за ним в училище приезжала Анна, время летело с бешеной скоростью. Как «БМВ».
Анна сняла для встреч квартиру из трех комнат, но могла с таким же успехом снять одну большую-пребольшую кровать.
Саша понимал, что она любит его, но его тяготила чрезмерная зависимость от женщины. Он подчинялся ей, и хотя ему было приятно то, чем они занимались все свободное от занятий время, но комплексы давили со всех сторон.
И только сейчас, когда Анны не стало, он понял, что угнетало его больше всего. Он не знал, чем все это может закончиться. Он боялся ее. Боялся и мужа Анны. Боялся потерять все в одночасье и без объяснений. Боялся, что когда-нибудь не выдержит психологической нагрузки и это скажется на его физическом состоянии.
Однажды он попытался спрогнозировать их отношения, но не вслух, а просто, поразмышляв про себя. И получилась законченная картина одиночества. Она, конечно же, бросит его, а он возненавидит всех женщин разом.
Девушка, с которой он до этого встречался, пришла к нему в мастерскую, когда он был один, и объяснила ему происходящее в популярной форме:
– Она пользуется тобой, Саша. У нее таких, как ты, – десятки. Это пресыщенная развратная баба, которой и дела-то нет до твоей души. Ты интересен ей лишь ниже пояса. Она платит тебе за удовольствие баксами или деревянными?
– Мне хорошо с ней, – болезненно наморщив лоб, ответил Саша. – Тебе этого не понять.
– В сорок лет и я все пойму. – Она ушла, зло хлопнув дверью. Потом вернулась и ехидно добавила: – Погоди, она еще и машину тебе купит, тогда ты вообще с постели не будешь вставать. Отрабатывать придется.
Он разозлился на нее. Но и понимал одновременно.
А через пару дней он увидел под окнами училища белый «Опель Кадет». А рядом – белый «БМВ».
Она встретила его прямо в арке. Поцеловала, пока никто не видел, и зашептала на ухо, обдавая душистым теплом:
– Теперь это твоя машина. Я все оформила. Садись, инструктор покажет тебе, что и как. Думаю, за месяц ты выучишься водить.
А он-то думал, что такое случается только во французских романах.
С каждым днем его жизнь наполнялась новым смыслом. Ему казалось, что и он сам становится другим. Анна покупала ему красивую дорогую одежду, показала, как пользоваться мужской косметикой, познакомила с хорошим дантистом, который избавил его от мучившей уже с неделю зубной боли.
Анна все чувствовала. Они мало говорили. И если у него возникал какой-нибудь вопрос, то она, поймав его удивленный взгляд, стараясь не унизить его, не уязвить, объясняла ему простые, казалось бы, вещи очень подробно, не упуская ни одной мелочи. Это касалось как секса, в котором Саша Берестов разбирался, лишь полагаясь на инстинкт, так и быта.
А в конце апреля, когда у Саши появился новый мотоцикл и когда он окончательно понял, что до встречи с Анной жил, словно червь, Анна взяла билеты в Москву, и они слетали на выставку одного испанского художника – он не запомнил его имени, – который рисовал пухлых розовых людей и гигантские цитрусовые, глядя на которые хотелось выпить десять литров апельсинового сока.
Они возвратились на следующий день – ночевали в какой-то шикарной гостинице в самом центре Москвы, – и Саша вдруг заявил, что больше не может встречаться с ней. Что он не понимает ее любви, что еще слишком слаб и мал, чтобы обладать такой женщиной. Он много говорил, даже оскорблял ее, но затем, успокоившись, обнял ее и признался, что безумно ее любит.
А потом – это случилось в ясный солнечный день, когда он от счастья не знал, куда себя деть, – произошло ужасное.
Он подъезжал на своем «Опеле» к училищу. Из арки, словно нарочно поджидая его, выполз вишневый джип «Чероки». Саша, не справившись с управлением, врезался ему прямо в нос.
Из джипа вышли два качка, они вытащили Сашу из «Опеля» и, затащив в арку, сказали, что за разбитую физиофару он будет расплачиваться лет пятьдесят, не меньше.
