Борис Седов - Пуля для певца
— Хулиган, говоришь? — Тягач ухмыльнулся. — Ничего себе хулиган, с ножичком…
Атмосфера разрядилась, и Роман решил закрепить успех рассказом о «Поезде смерти».
— А теперь самая главная история. Я расскажу ее вкратце, а если кто захочет подробностей, то это потом, в другой обстановке. Я упоминал об одной организации, которая хотела с моей помощью угробить всех зэков одним ударом, так вот они после того, как я им все обломал, не угомонились. Они решили пустить по стране «Поезд здоровья», и под видом прививок от туберкулеза…
— Погоди-ка, — прервал его кемеровский Вольдемар Кулак, — братва рассказывала, что под Новосибирском террористы взорвали какой-то поезд, и вроде бы это был тот самый гуманитарный «Поезд здоровья».
— Вот это он и был, — кивнул Роман, — только гуманитарные на нем одни надписи были. Причем персонал об этом ни сном ни духом. Все эти заграничные спонсоры были в полной уверенности, что везут по России противотуберкулезную вакцину. Известное дело, на зонах да в тюрьмах туберкулез — главная болячка.
— Это точно, — невесело сказал Тягач.
— Ну вот… — Роман промочил горло минералкой, — а эту вакцину подменили уже во Владивостоке. И вместо нее там были полные ящики ампул с бациллами замедленного действия. Я точно не помню — то ли чумы, то ли холеры… Не буду врать. Так вот Арбуз, которого сегодня несправедливо к ответу поставили, играл в операции по уничтожению поезда главную роль.
Роман решил, что небольшая ложь не помешает, а Арбуз вряд ли будет отнекиваться. Взглянув на Михаила, он увидел, что тот скромно потупился, и только уголок его рта подрагивал в иронической усмешке, заметить которую мог разве что человек, знавший его всю жизнь. Роман был как раз таким человеком, поэтому понял, что Арбуз в случае чего поддержит его россказни, и перешел к завершающей части рассказа.
— В общем, пришлось мне с друзьями доделывать все без Арбуза. Он же в это время под арестом общества находился, — Роман укоризненно посмотрел на Тягача, — и не мог заниматься делом. Короче говоря, мои люди наняли в Новосибирске профессионального чеченского террориста, который сидел без дела, и предложили ему во имя Аллаха и за восемь тысяч долларов пустить поезд под откос. И он с дорогой душой выполнил этот заказ, считая, что послужил делу международного терроризма. Вот такая история.
Тягач оглядел сидевших за столом людей, затем кашлянул и произнес:
— По-моему, дело ясное. Давайте решать, что с Арбузом.
— А что с Арбузом? — проскрипел морщинистый Чума. — На человека напраслину возвели, да еще продержали в темной несколько дней. Нехорошо это, ошибка вышла.
— Да, ошибка, — согласился Тягач, — и если бы не наш певец, то кто знает, как бы сегодня для Арбуза закончилось дело…
— Вот именно, — кивнул Чума. — Ты, Арбуз, слышь, это…
Арбуз повернулся к Чуме и посмотрел на него с выражением глубокого почтения и трепетного внимания к словам патриарха.
— Ты на сердце не бери это дело, — извиняющимся тоном произнес Чума, — забудь, если сможешь. Я от имени общества говорю. Общество не возражает?
Чума окинул взглядом сидевших за столом авторитетов, и все они дружно закивали и забормотали в том смысле, что, конечно, какие могут быть возражения, если такие важные подробности выяснились.
— Общество не возражает, — заключил Чума. — Значит, делу конец. А вот певец наш — ему отдельное спасибо. И Арбузу, конечно. Ведь они, считай, миллион зэков от верной смерти спасли!
Роман почувствовал, что, хотя это и было правдой, но ситуация попахивает театром абсурда.
— Да ладно, — он махнул рукой, — на моем месте так поступил бы каждый.
Сидевшие вокруг стола урки дружно захохотали, и эта нелепая фраза поставила точку во внеочередном съезде российского криминалитета, происходившем в старинном особняке на канале Грибоедова.
Глава 4
НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОБИНЗОНА
Следующие несколько дней прошли для Романа в состоянии неожиданно нахлынувшего на него вдохновения, и на пятый день творческой горячки в принадлежавшей Шапиро студии звукозаписи прозвучала волшебная фраза:
— Записано!
Стянув с головы намявшие уши наушники, Роман бросил их на ковер и вышел из тесного тонателье[2] в просторную аппаратную, где на диванах расположились Лиза, Арбуз, Боровик и Шапиро, самодовольно и даже как-то по-хозяйски поглядывавший на Романа.
— Вот это темпы! — воскликнул он. — Альбом записан всего лишь за пять дней! Теперь я понимаю, как приводить тебя в состояние полной творческой отдачи. Для этого сначала нужно тебя арестовать, посадить в пресс-хату, затем отвезти на воровской сходняк — и сразу же в студию.
— Согласен, — кивнул Роман падая в кресло, — только с одним условием.
— Интересно, с каким?
— Ты, — Роман ткнул пальцем в Шапиро, — все это время будешь вместе со мной.
— Я? — Шапиро удивленно поднял брови. — Я с тобой? То есть в пресс-хате?
— Ага, — злорадно засмеялся Роман, — именно в пресс-хате.
— Да… — Арбуз покачал головой и ухмыльнулся, — в пресс-хате товарищу Шапиро будет особенно интересно.
— Вот только после этого товарищ Шапиро, если выйдет оттуда живой, вряд ли запишет альбом за пять дней, — добавил Боровик.
— Бедный Лева, — Лиза горестно вздохнула. — За что же они вас так не любят?
— Они меня как раз таки любят. Только стесняются показывать свои чувства и, словно малые дети в начальных классах, дергают предмет своей любви за косички.
— А Шапиро, за неимением косичек, можно дергать за пейсы! — засмеялся Роман.
— Когда это ты видел у меня пейсы? — возмутился Шапиро. — Я даже кипу ни разу в жизни не надевал. Не такой уж я и православный еврей.
— Лева, — проникновенно сказала Лиза, — евреи не бывают православные. Они бывают только правоверные.
— Вот, пожалуйста! — Шапиро развел руками. — Вот вам доказательство, что пейсов у меня никогда не было и не будет.
— Ладно тебе, позор нации, угомонись, — Роман, не вставая, достал из холодильника бутылку пива. — Никто тебя в сионисты не записывает. Ты лучше скажи, когда альбом будет готов к употреблению.
— Ну… — Шапиро потеребил внушительную нижнюю губу. — Скажем, дня три-четыре уйдет на сведение,[3] потом оригинал ночной лошадью в Москву, потом еще неделька на изготовление тиража — и пожалте бриться. Можно продавать. И, естественно, уже сегодня я свяжусь с пиарщиками, пусть начинают свое грязное дело.
— Значит, две недели, — подытожил Роман. — Тогда…
Он повернулся к Лизе и сказал:
— Поехали отсюда к чертовой матери!
— Поехали, — улыбнулась Лиза. — А где эта чертова матерь имеет быть?
— Скажем… — Роман прикусил палец и посмотрел в потолок. — Скажем… В Танзании!
— В Танзании? — радостно удивилась Лиза.
— Ага! Это страна такая, в Африке. Раньше их две было — Танганьика и Занзибар, а теперь…
— С географией я знакома, — небрежно заметила Лиза, — так что можешь не объяснять.
— А я тупой, — грустно заметил Боровик, — и про Африку знаю только то, что это страна работорговцев и невольников…
— Его знания об Африке почерпнуты в основном из «Пятнадцатилетного капитана», — пояснил Роман Лизе, — это оттуда: «… Африка, экваториальная Африка, страна работорговцев и невольников!» Помнишь, когда Дик Сэнд наткнулся на отрубленные кисти рук?
— Помню, — кивнула Лиза. — Между прочим, на севере Танзании имеется озеро Виктория, а на востоке — Индийский океан. И еще гора Килиманджаро.
— Килиманджаро, — Боровик мечтательно закрыл глаза, — слово-то какое! Я тоже хочу в белых штанах…
— Мы тебя в Преторию отправим, — пообещал Арбуз, — будешь там бороться за права угнетаемого черного большинства.
— Нашел дурака! Это я только здесь такой правильный, а там… А там я надену пробковый шлем, возьму в загорелую руку плеточку-семихвосточку и построю это черножо… — Боровик с опаской посмотрел на Лизу, — чернокожее большинство, чтобы они знали свое место.
— Да вы расист! — с восхищением воскликнула Лиза. — Какая прелесть! Так интересно видеть живого расиста!
— Лиза! — укоризненно прогудел Шапиро. — Ну нельзя же быть такой наивной! Тут расисты на каждом шагу, вы их просто не замечаете. Взять хотя бы эту компанию антисемитов!
Шапиро широким жестом обвел Романа, Арбуза и Боровика.
— Темнота! — Арбуз встал и подошел к холодильнику. — Евреями занимаются не расисты, а нацисты. Уж ты-то должен знать.
— Какая разница! — Шапиро поморщился. — Расисты, нацисты, шмацисты — один черт.
— В общем, да, — согласился с ним Роман, — все они одним миром мазаны. Когда пахнет дерьмом, они сразу начинают искать, от кого. Может, от евреев, или от негров, или от хачиков каких-нибудь… Нет чтобы в первую очередь себя обнюхать!
