Анатолий Барбакару - Знал бы прикуп
— Кому от этого будет легче?
— Мне. Я хочу, чтобы мы опять были вместе.
— Этого не обещаю.
— Конечно. Ты не можешь этого хотеть. Но ты нужен мне. Мне совсем не на кого положиться.
Я молчал. Не то чтобы совсем не верил тому, что слышал, но учитывал недавний опыт. К тому же догадка, что все случившееся провернули они с Котей, все еще была при мне.
— Сейчас ты мне не веришь, — продолжила она. — Поэтому я уйду. Но постарайся меня понять. Я не отозвался.
— Ладно? — спросила она.
— Ладно, — пообещал я, чтобы хоть что-то сказать.
— Мне нужно знать, что могу прийти к тебе, когда понадобится помощь. Можно?
— Сначала позвони.
— Конечно.
Она, открепившись, попятилась от меня. Как оторвавшийся от круга, передохнувший купальщик. Потом уверенно пошла к двери.
Я проследовал за ней.
Уже за дверью, на лестничной площадке, она неожиданно на мгновение прильнула карамельными губами к моим не успевшим среагировать губам. И тут же спешно зацокала вниз, в темноту.
«Ну, штучка, — думал я. — Попробуй ее просчитай…»
Не успел додумать. Стон, донесшийся снизу, из парадного, прервал мысли. Не стон даже — выдох, тяжелый, долгий. Нервно сорвавшись с места, потеряв одну тапку, я бросился вниз.
Шрагиной ни в подъезде, ни рядом с ним не было.
Я выскочил на улицу, оглядевшись, завернул за угол. И увидел отъезжающую машину.
Возвращался, чертыхаясь, проклиная себя за то, что ввязался в дела семьи Шрагиных. Наступал голой ступней на всевозможный мусор. Никогда не думал, что его столько в нашем, на свету образцовом, парадном.
Сунув ногу под кран, обнаружил на ступне жирное сиреневое пятно. Взял запасную лампу, спустился в подъезд, вкрутил. На полу обнаружилась раздавленная губная помада.
Подобрал осколки, поднес к носу. И ощутил запах карамели.
Вновь вышел из подъезда. Проследил траекторию, которую можно было бы провести от дома к месту, где стояла машина. Никаких результатов. Да и какими они могли быть в свете уличного фонаря?
Лестничной площадки третьего этажа свет из парадного почти не достигал.
Взявшись за ручку двери своей квартиры, я услышал тихий женский голос:
— Добрый вечер.
Распахнул дверь. Свет из прихожей высветил миниатюрную женщину с короткой мальчишеской стрижкой.
— Входите, — приказал я.
Женщина переступила порог. Я закрыл за ней дверь. Какое-то время она молча глядела куда-то вниз и в стену. Потом подняла на меня чернющие печальные глаза и сообщила:
— Я — Шрагина.
ГЛАВА 12
Я пошел в комнату. Осев в кресле, позвал:
— Где вы там?
Пришелица появилась в проеме двери. Из проема спросила:
— Где мой муж?
И тут я понял, что дважды меня на одно и то же не хватит. Не смогу вторично за один вечер сообщить жене о смерти мужа. И еше… Не сомневался, что эта Шрагина — настоящая. И реакция ее будет иной, нежели у самозванки.
— Не знаю, — сказал я. — Почему вы решили, что он здесь?
— Я не решила. Просто знаю, что сегодня вы с ним виделись.
— Откуда?
— От него. Он сказал, что у вас встреча и что вы взялись ему помочь.
— Он сказал, где встреча?
— В какой-то гостинице.
— Мы разминулись. Наверное, кто-то из нас перепутал время. Когда я пришел, его не было.
Мне было не по себе. Непросто говорить с женой о ее муже, как о живом, когда знаешь, что он мертв.
— Может быть, он ждет вас там? — предположила она.
— Вряд ли. В нашем деле все должно быть точно. Если что-то не сошлось, надо договариваться заново.
— Какая гостиница?
Я испугался. Не хватало, чтобы она все увидела своими глазам и.
— Это бессмысленно, — уверенно сказал я. — Его там быть не может.
— Тогда где он?
— Откуда мне знать?
Она молча сосредоточенно поразглядывала меня.
И вдруг спросила:
— Это ваша знакомая?
— Кто?
— Женщина, которую увезли. Она вышла от вас.
— Вы все видели? Кто ее увез?
Она не слышала вопрос. Ее интересовало другое:
— Это ваша женщина?
— А что? — Я не знал, как реагировать на ее вопросы. Выгораживать лже-Шрагину или отказаться от нее. Первое было чревато неприятностями, второе выглядело бы неубедительно.
— Вы давно ее знаете?
— Не очень.
— Откуда?
— Вообще-то это мое личное дело, — заметил я. — Я же не лезу в ваши дела.
— Лезете. Думаю, вы с ней заодно. Я растерялся:
— В каком смысле?
— Сначала я думала, что она всего лишь его любовница, но теперь уверена, что вы — ее сообщник. И вы оба хотите обмануть моего мужа.
Слова «кинуть» она, похоже, не знала. Свое понимание происходящего излагала интеллигентным тоном и языком. Но я почувствовал озноб на спине. Только этой ее версии на мой счет пока и не хватало.
— Как вы узнали мой адрес? — спросил я. Она усмехнулась. Ответила:
— Вы ошибаетесь. Следить не в моих правилах.
Я знала фамилию, адрес узнала через справочное. Пришла к вам только потому, что волнуюсь за мужа. И, как убедилась, не напрасно.
— Я не знаю, где он, — повторил я.
— Сколько вам надо? — спросила она вдруг.
Я удивленно взглянул на нее.
— Сколько вам заплатить, чтобы вы оставили мужа в покое? — уточнила она вопрос. — Вы и ваша сообщница.
— За кого вы меня принимаете? — изобразил я возмущение.
— За мужчину, который ради денег подкладывает свою женщину под другого.
Я замолчал. Последняя ее реплика была уже не столь интеллигентна. Но оспаривать ее не имело смысла. Эта Шрагина мне бы все равно не поверила.
— Я готова заплатить, — вполне серьезно заявила она. — Сколько вам надо?
— Нисколько, — мрачно сказал я. — Я хотел помочь вршему мужу.
Подумал, что это мог быть один из вариантов добычи денег. Если бы…
— Бескорыстно? — Она смотрела насмешливо.
— Он сам обратился ко мне за помощью. И предложил гонорар.
— Не сам. По совету вашей общей знакомой… — Слова «наводка» она тоже не знала.
— Тогда я еще не был знаком с ней, — зачем-то сказал я.
— Ой ли?… — Она помолчала. — Значит, от денег вы отказываетесь? — Изучающе глянула на меня. И вдруг заявила: — Чтобы вы знали: если с ним что-то случится, я вам этого не прощу.
Я молчал. Гостья шагнула в прихожую, вновь обернулась ко мне. Неожиданно участливо произнесла:
— Она и вас обманет. Вот увидите. И, прежде чем уйти, сообщила еще:
— Знаете, а я ведь с удовольствием смотрела ваши передачи. И верила им. — Усмехнувшись, добавила: — Как иногда можно ошибиться в человеке…
ГЛАВА 13
Я понял: тянуть нельзя. Уходить из квартиры надо как можно скорее. Взяться за меня могут уже сегодня ночью. Если Шрагина не успокоится и сыщет-таки своего мужа.
Первым делом следовало найти подходящее убежище. В полночь это было не просто, но я уже присмотрел один вариант.
Позвонил Борьке на мобильник. Друг юности, похоже, не спал, откликнулся привычно негромко, с печальной ленцой:
— Слушаю.
— Это я. Мне нужна хата. Есть что-нибудь?
— Когда?
— Сейчас.
Борька, как всегда, не выказал и капли удивления или недовольства. Спокойно спросил:
— На Черемушках подойдет?
— Подойдет. Пустая?
— Да.
— На несколько дней. Ничего?
— Ничего.
— Сейчас подъеду за ключом.
— Погоди, — остановил меня Борька. И ненадолго затих.
Я ждал, что он скажет. Он продолжил:
— Ко мне не заходи. Инок будет стоять у обочины напротив моего дома. Остановишься возле него, он передаст ключ и адрес.
— Что-то случилось? — удивился я. — Почему не заходить?
— Потом, — сказал Борька и отключился. Печальный тон его мог и не быть признаком проблем. Сколько я помнил Борьку, он всегда был при этом тоне и виде.
Он вообще мало изменился за годы финансового процветания. По-прежнему был широкоплечим, похожим на итальянца, курчавым красавцем, от которого млели женщины. По-прежнему был своим пацаном, на которого можно положиться. И к деньгам относился без обожания. Как к возможности не думать о них больше, чем они того заслуживают. Так мы относились к деньгам в ранней юности, когда их у нас почти не было.
Тон тоном, но, судя по недомолвкам, неприятности у него начались. Как бы не пришлось нам на пару отсиживаться в берлоге. Впрочем, лично мне на это рассчитывать не приходилось. На мне была Ольга.
Прежде чем покинуть жилище, я сделал две вещи. Во-первых, наговорил на автоответчик сообщение, что вернусь в квартиру через два дня к десяти вечера. Во-вторых, это же предупреждение изложил на листке, который оставил в щели двери. Милиции незачем давать лишние подозрения на мой счет. Оставленная информация намекала, что я — не в бегах, а всего лишь в отлучке.
Прихватил самое необходимое, в том числе и комплект постельного белья, окинул тоскливым взглядом интерьер, с которым было столько связано, и вышел в ночь.