Евгений Сухов - Лошадиная доза
— А дальше они, значица, про войну говорить стали. Воевали обои, как оказалось, вместе, чуть ли не в одном полку.
— Получается, этот мужик жилистый, что кобылу продавал, воевал? — Николай впился взглядом в извозчика: — А за красных или за белых?
— Сказал, что за красных, — ответил тот и, видя нетерпение собеседника, продолжил: — Потом жилистый выпить предложил за встречу. Угощаю, говорит, как своего брата-фронтовика. Мол, вместе кровь проливали за Советскую власть. Приезжий супротив этого ничего не имел. Да и кто выпивки дармовой противиться станет? — усмехнулся он.
— Это точно! — охотно поддакнул первый извозчик.
— Ну а потом жилистый предложил к нему домой пойти, чтоб, значица, чин по чину купчую совершить да обмыть покупку-продажу. И оне пошли.
— А куда пошли-то, в какую сторону? — загорелся Коля.
— А мне почем знать? — недоуменно посмотрел на него извозчик. — Жилистый сказал: мол, я тут недалеко живу…
— А где живет, не сказал?
— Может, и сказал, мил-человек, да я не слышал, — рассудительно ответил извозчик. — Чего же я около них тереться-то буду, у меня, чай, свои дела имеются. А еще жилистый сказывал, что кобылка евоная чистых владимирских кровей будет. И что, дескать, дома у него на это дело и пашпорт, значица, имеется…
Осипов какое-то время молча смотрел на извозчика. Потом спросил:
— Когда это было?
— Да с неделю назад, может, поменее.
— А если вспомнить? — потребовал Осипов.
— Ну, когда… — Извозчик задумался. — Дён пять точно прошло.
— Точно пять дней? — переспросил Николай.
— Точно. Ко мне перед тем сват приходил, так мы с ним немного перебрали, голова у меня болела. Вот я и пошел на базар. Думал, проветрюсь как-то, а заодно лошадок посмотрю.
«Четыре дня назад из Москвы-реки выудили труп в мешке, — размышлял Николай. — При обследовании мешка в нем обнаружилось несколько овсяных зернышек. Выходит, жилистый увел к себе в дом приезжего покупателя. Значит, это тот самый, которого так ищет уголовный розыск? Неужто нашлась ниточка, потянув за которую, можно выйти на убийцу?»
— А как он выглядел? — снова спросил Коля.
— Кто?
— Да мужик тот жилистый.
— Как, как, — проворчал извозчик. — Да обнокновенно он выглядел. Ну вот как, значица, мы выглядим.
Коля посмотрел на говорившего и его товарища и кивнул:
— Значит, с усами и бородой?
— Усы — да, а борода не борода, а так, бородка с сединой, — уточнил второй извозчик. — Не растет у него волос, так бывает.
— А росту он был какого? — продолжал допытываться Коля. Высокий, низкий или росту среднего?
— Пожалуй, что среднего, — немного подумав, ответил извозчик. — Может, слегка поболе…
— А узнать ты его сможешь, дядя?
— Ну, ежели ты его передо мной поставишь, вот так, к примеру, как ты щас передо мной сидишь, так, пожалуй, что и узнаю, — сказал извозчик, чуть помедлив.
Больше ничего путного от него Осипов не услышал. Расспросив, где извозчики проживают и в каком месте их при надобности можно отыскать, Николай попрощался с ними и покинул извозчичий трактир.
Вечером вернулся из района Леонид Бахматов. Выглядел он уставшим, но, кажется, удовлетворенным. Видимо, что кое-какие сведения о пропавших он все-таки раздобыл. Еще более довольным смотрелся Коля Осипов. Уже через час старший инспектор бригады позвал к себе в кабинет на совещание всех оперативников, персонально пригласил Владимира Саушкина.
Николай, когда до него дошла очередь докладывать о исполненной работе, выпалил:
— В результате проведенного предварительного расследования и опроса извозчиков у нас появился подозреваемый. — Он замолчал, победоносно посмотрел на Саушкина, сидящего напротив, после чего продолжил: — Мне удалось выяснить, что некто, среднего роста мужчина, предположительно лет сорока пяти — пятидесяти, весьма крепкий, вернее жилистый, периодически появляется на лошадином базаре на Конной площади якобы для продажи своей кобылы. Кобыла у него ухоженная, владимирская, чистых кровей… Его видели на Конной площади двое извозчиков в разное время с одной и той же лошадью. Выдвинутое ранее предположение, что он заманивает покупателей в свой дом под предлогом оформления купчей, поит водкой, а потом убивает их, косвенно подтвердилось показаниями этих двух свидетелей. Как раз за день до обнаружения нами последнего трупа в холщовом мешке в Москве-реке этот жилистый мужик заманил к себе очередного покупателя на свою лошадь, приезжего, как показал один из извозчиков. Полагаю, что труп в мешке и есть тот самый приезжий. Считаю, что следует установить наблюдение за лошадиным базаром на Конной площади и при появлении на ней нашего подозреваемого задержать его, после чего приступить к следственным действиям. Ну, примерно так, — закончил Коля и замолчал.
— Что еще известно об этом жилистом мужике? — спросил Бахматов.
— Он воевал на стороне красных, носит усы и короткую бородку с проседью, живет недалеко от Конной площади, — быстро ответил Николай.
— Что ж, ты неплохо поработал, — сдержанно похвалил его Леонид Лаврентьевич. — Но пока нам о подозреваемом известно крайне мало. То, что он жилистый, с усами и бородкой, так таких мужиков, почитай, половина Москвы наберется, не считая заезжих… Те, кто продает лошадей на Конной площади, — задумчиво добавил он, — наверняка и живет от нее недалеко, очень многие. Так что и это не зацепка. Или не главная зацепка и отнюдь не доказательство причастности этого жилистого лошадника к убийствам. Что мы ему можем предъявить при задержании?
— Главное — задержать, — уверенно произнес Осипов. — А что предъявить — найдется…
— Может, найдется, а может, и нет, — покачал головой Бахматов. — Вот упрется наш жилистый, дескать, ничего не знаю, ничего не ведаю, а что кобылу не продал, так в последний момент жалко стало, все же владимирских кровей, все хозяйство на ней, кормилице нашей. Или, мол, с покупателем не сговорились: цена моя его не устроила. И все. Крыть нам нечем. Остается только утереться и отпустить… Чтобы хорошие деньги за лошадь выручить, нужно не один раз на базар прийти. Нет, граждане сыщики, то, что лошадник наш появляется на лошадином базаре, находит покупателя на свою кобылу, а потом ведет его к себе домой и в следующий раз снова появляется на базаре с этой самой кобылой, очень подозрительно, но не более того, на этом не строят обвинение в убийстве. Надобно еще что-то найти против этого жилистого. Убедительное…. Железное! Чтобы тот даже мысли не допускал отвертеться…
— И правда, а что, если наш лошадник просто не договорился с покупателем? — задал вполне резонный вопрос Саушкин. — Может, он заломил такую цену, что покупатель плюнул на все угощения и пошел домой?
— И такое может быть, — подумав, сказал Леонид Лаврентьевич. — Причем не один раз…
— Как-то мало верится в то, что наш лошадник находит покупателя, после чего приглашает его домой, скажем, для оформления купчей, угощает его водкой, а потом отказывает покупателю, и тот уходит несолоно хлебавши. Один раз такое, конечно, может быть. Но чтобы такое повторялось не единожды… — Николай пожал плечами и замолчал.
— А может, нашему лошаднику просто выпить не с кем, — продолжил развивать свою тему Леонид Лаврентьевич, — вот он и находит таким образом собутыльника, более или менее разбирающегося в лошадях. Сидят. Выпивают. О лошадях говорят. А потом расходятся, довольные выпивкой и интересным разговором… Словом, вопросов к тому, что мы на данный момент имеем, — воз и маленькая тележка. А доказательная база должна быть железной, чтобы никаких вопросов не возникало. И не имелось бы никаких неясностей. Верно я говорю, Владимир Матвеевич?
— Совершенно верно, — ответил Саушкин. — Следует установить наблюдение за лошадиным базаром на Конной площади, ведь все нити ведут именно туда. Когда наш лошадник попадет в поле зрения, надлежит установить за ним слежку. «Вести» его двадцать четыре часа в сутки. И взять с поличным. Тогда и будет у нас железная доказательная база.
— А вам приходилось сталкиваться с подобными преступлениями, Владимир Матвеевич? — спросил молчавший до сего времени Жора Стрельцов.
— Приходилось, Георгий, — вздохнул Саушкин. — Мы таких, как этот наш лошадник, называли «серийными душегубами». Или «маниаками». Надо полагать, наш лошадник именно «маниак». Только мотив у него весьма примитивный: финансовая выгода.
— А что, у «маниаков» этих, как вы их называете, имелись и другие мотивы для совершаемых ими преступлений? — заинтересованно спросил Леонид Лаврентьевич.
— Конечно! — несколько удивленно посмотрел на старшего инспектора МУРа Саушкин. — Мотивами их преступлений может быть удовлетворение извращенных интимных желаний. Это могут быть даже элементы в одежде жертвы, вызывающие половое влечение. Может быть гнев, привлечение к себе внимания. Навязчивая идея мщения тем типам людей, один из которых некогда оскорбил или предал нашего фигуранта… Помню, в двенадцатом году объявился в Москве один такой интересный персонаж — Артур Ножевик. Имя его, конечно, мы потом узнали… Причем прозвище Ножевик он сам себе придумал. Начиная с февраля двенадцатого года стали находить трупы женщин легкого поведения с многочисленными ножевыми ранениями. Первый труп — Анюта Буткуте, двадцати двух лет, билетная проститутка. Найдена в номере гостиницы «Бристоль» на Тверской с тридцатью пятью ножевыми ранениями. Нанесены они были женщине уже мертвой, после удушения руками. Когда весной того же года недалеко от дома свиданий в Пильниковом переулке был найден второй труп с сорока двумя ножевыми ранениями, причем опять-таки нанесенными уже бездыханному телу, то проститутки Москвы переполошились и стали отказываться работать. Позже в одном из публичных домов на Грачевке было найдено еще одно мертвое тело проститутки, изрезанное в районе груди, плеч и живота многочисленными ножевыми ранениями, и начальник Московского уголовного сыска собрал расширенное совещание, где заявил, что убийство проституток — дело рук серийного душегуба и маниака. Было решено бросить лучшие силы московского сыска на поиски преступника, а руководить розыском взялся сам начальник сыска Аркадий Францевич Кошко… Искали душегуба целый год. За это время он убил еще четырех проституток. Помогло то, что в ротовой полости одной из жриц любви патологоанатомом были найдены частицы мужского семени. Их отдали на исследование в один из научных медицинских кабинетов, и было выявлено, что семя принадлежит человеку, больному сифилисом. Тотчас родилась версия, что душегуб убивает проституток за то, что некогда заразился сифилисом от одной из них и теперь попросту мстит им. Стали поднимать материалы по обратившимся в кожно-венерологические клиники и отделения больниц. В поле зрения попало несколько человек, в том числе и бывший юнкер Александровского военного училища Артур Севастьянович Куликовский. Он уже был на заметке у полиции: в одиннадцатом году в одном из полицейских участков Москвы он угрожал убийством женщине легкого поведения Нинель Карповой, после чего был сведен в участок ее покровителем. Скандал Куликовскому удалось как-то замять, но из военного училища он был все же отчислен. В конце концов, его поймали с поличным в гостиничных номерах для приезжих мадам Марии Завойской, что на Сретенском бульваре, где он душил бедную женщину. Как оказалось, в одиннадцатом году пятнадцатилетний юнкер Александровского военного училища Артур Куликовский, из дворян, был соблазнен двадцатидевятилетней женщиной Нинель Карповой, московской мещанкой. Они стали жить с ней, как мужчина и женщина, причем Карпова обучила его всем изощренным приемам телесной любви, практически развратив его, а потом бросила, отыскав нового ухажера. Да еще напоследок заразила Куликовского сифилисом, поскольку была гулящей. Пятнадцать лет — возраст подростковый. Психика неустойчива, к тому же ему не давала покоя уже развращенная натура. Однажды Куликовский увидел Нинель с другим мужчиной и напал на нее, угрожая убить. Ухажер Карповой скрутил юнкера и отвел в полицейский участок. Когда Куликовского отчислили, он поклялся отомстить как за свою честь, так и за то, что был заражен сифилисом. И вскоре принялся убивать проституток, предварительно пользуясь их услугами в изощренной форме. На дознании он признался, что убил таким образом восемь женщин. «Я очищал город от скверны», — так заявил юнкер на первом же допросе… И знаете, что самое ужасное в этом деле, он искренне верил в какую-то свою миссию!
