Михаил Рогожин - Билет в никуда
Джипы отъехали назад. И наступила тишина, которая длилась вплоть до приезда Доменика Порте. Он первым делом склонился над перенесенным в машину Веней.
– Мне о вас рассказывала Галина Вагнер.
– Спасибо… – перехваченным от волнения голосом прошептал тот.
– Кто эти люди в доме?
– Русские…
– КГБ?
– Нет. Представляют какого-то известного российского политика, который ищет контакт с вами.
– Таким способом? – несказанно удивился Порте.
– Другие им неизвестны. Поговорите с Петром Фомичом. Он у них главный. А я… я ничего не сказал… ни про кого… знайте это. Меня били, но без толку, ни про кого – ничего.
– Отлично, парень. Ты мне нравишься, – успокоил его Порте и взял в руки мегафон. – Порте слушает. Кто хотел со мной говорить?
Из дома вышел Коля и крикнул по-русски:
– Веня! Это сам Порте? Если подтверждаешь, веди его сюда!
Веня перевел требования русских. Порте протянул мегафон.
– Передай – или они выходят без оружия, или мы увозим тебя и вызываем полицию. Здесь не Россия.
Спустя несколько минут на вилле зажгли свет, и дверь распахнулась. Первыми зашли парни с автоматами, за ними – Доменик Порте. Веня остался лежать в джипе.
В той самой комнате, где недавно совершался допрос, французов ждал по-военному подтянутый Петр Фомич. Рядом стоял Коля, выполняющий роль переводчика.
– Вы Доменик Порте? – строго спросил Петр Фомич.
– Да. А кого представляете вы?
– Разговор у нас должен состояться конфиденциальный. Попросите лишних удалиться.
Коля кое-как перевел. Порте кивнул в знак согласия, и его парни вышли из комнаты. Француз непринужденно сел на диван, закинул ногу на ногу и приготовился слушать.
Петр Фомич прохаживался взад и вперед, ожидая, пока стихнут шаги в коридоре. Потом взглянул на Колю и приказал:
– Переводи.
– Перевожу, – подтвердил тот.
– В России сейчас слишком много проходимцев, нагло пользующихся временными трудностями и обманывающих простых граждан… Вы, наверное, слышали о всяких фондах и банках типа «Чары». Но афера, в которой главари российской преступности предлагают участвовать вам, беспрецедентна по своим масштабам. Суть ее в том, что криминалитет собирается взять в аренду спорные острова Курильской гряды. Уже создан фонд «Острова России». С его президентом мы недавно беседовали. От него нам стало известно, что вы не прочь поучаствовать в этом бизнесе…
Порте вспомнил искреннее признание Вениамина о том, что он ничего не сказал, и, выслушав переводчика, возразил:
– Месье Петр Фомич блефует. Нет сведений о моей заинтересованности.
– Но Вениамин Аксельрод… – начал было Петр Фомич, – и осекся. Доказательств действительно не было. Поэтому приходилось приоткрывать карты первому. – Допустим. Не это главное. Деньги, в количестве четырех миллиардов, аккумулированные фондом «Острова России», будут переведены на счета российско-германского банка. Однако постановление правительства о сдаче островов в аренду не пройдет через парламент и президентские структуры…
– Это же самая натуральная афера! – воскликнул Порте, после того, как Коля втолковал ему суть слов Петра Фомича.
– Да, – согласился он и похлопал себя по плечам. – Но участвуют в ней российские уголовные авторитеты, поэтому созрел план, в котором вам предлагается видное место…
– Прежде всего я должен знать, от чьего имени вы со мной говорите? – перебил его Порте. – Иначе встреча теряет смысл.
– От имени государства, – выпалил Петр Фомич.
– Тогда почему со мной?
Несчастный Коля вспотел, подбирая нужные слова. Он с ужасом поглядывал на Фомича, понимая, что присутствует на сверхсекретных переговорах, от удачи которых, возможно, будет зависеть его жизнь. Ведь в таких делах свидетелей не любят.
Петр Фомич тоже нервничал, хотя блестяще не подавал виду. Он ничем не рисковал, но боялся проиграть. Ибо за этим последует забвение и жалкая военная пенсия. И, будучи человеком решительных действий и фронтального натиска, немного помявшись, четко произнес:
– В решении этого вопроса лично заинтересован господин Столетов Геннадий Владимирович!
Доменик Порте понятия не имел, кто этот чиновный господин, но апломб, с которым Петр Фомич произнес фамилию, позволял думать о самых верхних эшелонах власти. Порте и раньше слышал о коррупции в России, но не ожидал, что и ему предложат нагреть на ней руки.
– Месье Столетов… – задумчиво повторил француз. – Занятно…
Петр Фомич спохватился:
– Переведи, что Геннадий Владимирович хочет, чтобы криминальные деньги, собранные в фонде, вернулись в российский бюджет.
Услышав об этом, Порте улыбнулся своей мягкой, располагающей улыбкой. Сразу понял уловку и решил не выкручивать изнанку коммерческого предложения. Когда имеешь дело с государственными чиновниками, не стоит разрушать иллюзию, что все совершается на благо государства.
– Мне понятны благородные устремления месье Столетова, но я бизнесмен, и там, где нет выгоды, – там нет меня.
Петр Фомич в ответ тоже улыбнулся уставной командирской улыбкой.
– Насколько я понимаю, в банковском деле существуют проценты с капитала. А он – около четырех миллиардов.
В таком повороте Порте и не сомневался. Следовало отдать должное русским чиновникам, умеют глотать – по крупному. Оставалось получить гарантии безопасности, хотя с этим у Порте дело обстояло неплохо.
– А как на эту приватизацию капитала посмотрят вкладчики?
– Их судьбой займется соответствующее ведомство, – с достоинством ответил Петр Фомич.
– В таком случае передайте месье Столетову, что я польщен вашим предложением и в течение недели проработаю схему его реализации. Моим официальным представителем будет Вениамин Аксельрод. В дальнейшем будьте с ним повежливее, господа.
Петр Фомич пожал плечами, словно дело не стоило и выеденного яйца. Подошел к Порте и протянул ему руку.
– Где мы назначим встречу?
– В Москве.
– Вы приедете? – обрадовался Петр Фомич.
– Приедет месье Аксельрод со всеми документами. Прощайте.
Коля проводил Доменика Порте до дверей и остался на крыльце наблюдать, как французы рассаживаются по машинам.
– Тебя везти в госпиталь? – поинтересовался Порте, заглянув в джип, в котором лежал Веня.
– Нет. Отвезите меня в Бонн, на ферму Вилли Шлоссера в Брюнгсберг.
– Адрес знаешь?
– Да.
Порте похлопал Веню по животу.
– Выздоравливай и до моего распоряжения не показывай носа за ворота фермы.
Веня хотел его поблагодарить, но не смог приподнять голову.
Александр Сергеевич Манукалов стоял у открытого окна. Пот градом лил с его ладного, натренированного тела. Утренний ветерок приятно охлаждал. Безоблачное небо предвещало теплый день наступившей золотой осени. И только на душе у генерала было мрачно и неуютно. Он специально увеличил физические нагрузки, чтобы хоть немного заглушить боль и обиду. От Курганова никаких известий не поступало. Посланный в Ремих человек покрутился возле дома Отто Виктора и сообщил, что там никто не проживает. Соседи подтвердили, будто видели, как русский банкир вместе с незнакомой им женщиной-иностранкой куда-то уехали на машине, скорее всего отдыхать, так как взяли с собой много вещей.
Сомнений не оставалось – Курганов задание не выполнил. В Москве не появлялся. Неужели снюхался с ними? От таких шизоидов, как он, можно ожидать чего угодно. Но чаша терпения лопнула, и Александр Сергеевич решил выполнить угрозу и уговорить Суховея не подписывать постановление по островам.
Он решительно направился в душ. Тщательно оделся, позавтракал, мимоходом взглянул на фотографию Инессы и, обращаясь к ней, произнес: «Сама напросилась. Я чист перед Богом, тобой и людьми».
Сев в машину, приказал ехать в Белый дом. Он помнил, с каким нежеланием в прошлый раз принимал его Олег Данилович. Теперь ситуация была другая. Суховей по шею увяз в дерьме, и только Манукалов мог его спасти.
В приемной вице-премьера витала какая-то похоронная атмосфера. Помощника не было вообще, а секретарша занималась маникюром.
– Примет? – коротко спросил Манукалов.
– Примет… – эхом ответила та, посмотрев на генерала с недоумением. Неужели ему неизвестно, что указ о снятии Суховея лежит на столе у президента.
Александр Сергеевич знал об этом, как и о том, с чьей подачи этот указ был подготовлен. Поэтому спокойно опустился в кресло и взял с журнального стола первую попавшуюся газету, но долго читать не пришлось. Олег Данилович сам открыл дверь кабинета и, заметив Манукалова, предложил войти.
– Здравствуй, Александр Сергеевич, – грустно вздохнул он. Впервые его плакатное лицо выражало простое человеческое страдание. – Видишь, как получается: «Сегодня парни в бороде, а завтра где? В НКВДе! Свобода, понимаешь ли, свобода!».
– Да уж, времена, – протянул Манукалов. Он дождался, пока Суховей пододвинул ему кресло, и сел. – У тебя сигареты есть?
