Подвал. В плену - Нойбауэр Николь
– Думаю, они уже достаточно чистые.
Чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо, и облако сигаретного дыма окутало Ханнеса. Он сразу позабыл, что хотел высказать Вехтеру.
– Михи! Ты меня напугал. У тебя все хорошо? – Он вытер руки грязным кухонным полотенцем Баптиста, и ему тут же снова захотелось их помыть.
– Нормально. – Вехтер взглянул на собственные руки и вытер их о пиджак. – Ничего не случилось.
– И ведь из-за кого! – Элли промокала разбитую губу бумажным носовым платком. – Гаденыш малолетний. Теперь я знаю, почему не хочу заводить детей.
– Элли у нас – настоящая героиня, – сказал Вехтер.
– Я просто поймала его. – Она залилась истерическим смехом. Ее мокрые ботинки издавали чавкающие звуки. – Сначала я надену сухие носки, а потом отправлюсь в кабак, где подают вегетарианские чипсы и по-настоящему отвратительный кофе.
Она обернулась к полицейским в форме, заполонившим дом.
– Эй, зелененькие, кто из вас отвезет меня домой?
Домой. Ханнес тоже ничего другого не хотел, только бы добраться домой. Не в свой дом, полный проблем, телефонных разговоров и страха, а в дом из параллельной вселенной.
– Вы взяли Герольд?
– Да.
Лицо Вехтера избороздили морщины, словно высеченные в камне. Неудивительно: он сегодня встретился со смертью лицом к лицу. Но все у него было, как всегда, «нормально».
– Значит, мы напрасно возились с Баптистами?
– Нет. Мы никогда ее не нашли бы, если бы нам не помог Оливер. Все взаимосвязано. Без Баптиста и Оливера не было бы убийства и преступницы. Кстати, как там дела у отца?
– Всего лишь резаная рана. По словам докторши, как только его зашьют, он сможет вернуться домой. – И вполголоса Ханнес добавил: – На память останется.
– Не думаю, что ты теперь получишь дисциплинарную меру взыскания, – произнес Вехтер.
Это был комплимент? Почему никто ему не говорит, что он тоже герой?
– На это мне в высшей степени наплевать.
На столе лежал пакет для улик с кухонным ножом Оливера. Ханнес взял его в руки, пощупал через пластик грязный клинок. Зажужжал его телефон. В поисках аппарата он промахнулся мимо кармана и попал в дыру в подкладке куртки. Он нащупал хлебные крошки, мятую пачку сигарет и чертовы четки. Он вытащил руку с отвращением. Все что угодно, только не холодное стекло телефона. Тот обнаружился в другом кармане. Он поднес его к уху, молча послушал – все слова были израсходованы. Посреди фразы он сбросил звонок и взглянул на Вехтера.
– Они нашли Лили. Она едет домой.
Морщины на лице Вехтера разгладились, словно с его души свалился тяжелый камень.
– Вали уже к себе, – сказал он, его лицо расплылось в теплой улыбке, которая тут же исчезла.
Ханнес совсем забыл, что все еще держит в руках пакет с ножом. Его пальцы сжались в кулак, и он, вскрикнув, выпустил нож. Кровь закапала на пол. Нож прорезал пластик, старая и новая кровь смешались на лезвии. Прошли какие-то секунды, прежде чем он подумал: «Идиот, если кровь течет, значит, должно быть больно».
Кто-то стукнул его стулом под колени, и в тот же миг его ноги оказались на столе. Ханнес даже не понял, как это произошло. Вехтер наклонился над ним и говорил что-то, словно издалека. Ханнес видел мир, как через перевернутую подзорную трубу. В ушах шумело, на секунду все звуки ушли на задний план, он вздохнул и услышал голос Вехтера:
– …шнапс, пластырь и такси.
Ни страха, ни боли, ни желания, ни ненависти. И шум воспоминаний – словно далекий гул голосов. Снова в тыльной стороне кисти торчала иголка, снова в него по капле текла какая-то прозрачная жидкость, но тело стало таким, как у куклы в витрине магазина. Его запястья были привязаны к решетке. Все равно. Он не хотел двигаться. Он хотел, чтобы эта жидкость капала в него до конца его дней. Это рай. Почему нельзя здесь лежать все время? Двустворчатые двери распахнулись. Он это заметил по едва ощутимому движению воздуха и взглянул из-под почти сомкнутых век. Свет из коридора заслонила какая-то фигура, размытая и бесформенная, с пиджаком, накинутым на плечи. Свет исчез. Он закрыл глаза. Ножки стула заскребли по полу. Грубые пальцы забрались ему под руку, а в воздухе повис аромат лосьона после бритья от «BOSS». Это все никак с ним не связано. Только голоса становились все тише, пока не исчезли совсем. Он ощутил тепло руки и провалился в сон без сновидений.
Наверное, Ханнес заснул в такси и проснулся только сейчас, когда машину начало качать на первых серпантинах.
– Там, наверху, последний въезд, – пробормотал он.
– У меня навигатор есть, – ответил бородатый таксист и постучал пальцем по тюрбану.
Ханнес откинулся назад и посмотрел в окно, хотя снаружи ничего не было видно. Последнее, что он помнил, – уличные фонари и рекламные щиты центра города. Теперь такси двигалось через непроглядную тьму. Слева и справа должны быть дома соседей, но он не видел освещенных окон, только черноту. Слева и справа от дороги возвышались сугробы и снежные стены. Мир сузился до ширины пучка света автомобильных фар.
Он мог бы предположить, что Лили поедет в клинику к Ане. Она просто вернулась домой, в свой старый дом, но не нашла там никого. Увидела бланки клиники и сразу отправилась в путь. Умная девочка. Он мог бы предположить, что Аня не сообщит ему, когда появится Лили. До этого она использовала любую возможность, чтобы сбежать от него.
Когда они повернули ко въезду, автомобильные фары заполнили двор светом. Распахнулась дверь – маленький сияющий четырехугольник, в котором появился силуэт Йонны. Она оперлась на дверной косяк.
«Господи, пожалуйста, пусть Лили уже будет там». Тогда они поговорят о Лили. А не о нем. Но ни Лили, ни чужих машин не было и следа. Ханнес вышел из авто, как ни странно, ноги все еще держали его, но мышцы так устали, что начали болеть. Ему здесь больше нечего искать. Он – аферист, монстр, который прокрался в жизнь Йонны. Перспектива разговора с женой порождала панический страх у него в душе.
Проще всего собрать чемодан и уйти без слов. Он не знал, есть ли у него еще дом. И будет ли спустя полчаса. Он чувствовал себя сейчас так же, как Лили: нигде ему не было места. Они оба были летучими голландцами. Как же они похожи друг на друга! Возможно, он скажет это Лили теми же словами, когда-нибудь. В тот момент для него не существовало слова «когда-нибудь». После разговора с Йонной мир рухнет.
Было двадцать минут одиннадцатого.
Когда-нибудь часы покажут двадцать минут двенадцатого. Потом – два часа ночи. Когда-нибудь наступит утро или следующая неделя. Для Ханнеса остались лишь ближайшие полчаса.
Его левая рука пульсировала, кожа вокруг пластыря распухла и покраснела. Может, ему стоило зашить эту рану. Это не важно сейчас. Черт с ней, с этой левой рукой.
Йонна ждала его у дверей. Наверняка ей позвонил Вехтер. Какие они все заботливые! Его просто тошнило от этого. Он обнял жену за талию, но все его тело напряглось: он снова ощутил себя мошенником. Неужели она ему сразу что-то сказала? Он слышал лишь какой-то шум, совершенно бессмысленный. В его голове вертелось слишком много мыслей. Шум в ухе усилился и перекрыл все вокруг. Как он попал на стул? Тот стул, на котором всегда сидел? Он открыл холодильник, вытащил пиво, откупорил бутылку о край стола, как делал всегда. В последний раз. Он поставил бутылку на стол, не сделав ни глотка. Он казался себе преступником.
Йонна держала в руках детские джинсы и зашивала дырку. Она была достаточно умной, чтобы не задавать вопросов. Она не создавала ему дополнительных хлопот, да и к чему ей? Шум в ухе прошел. Даже собственное ухо оставило его в беде. Была только тишина, которую Ханнес должен был чувствовать. Раньше он никогда не замечал, что при шитье тоже создается какой-то шум.
Он провел рукой по волосам, это дало ему отсрочку в две секунды.
– Я так и не ответил на твой вопрос.
– Я знаю. – Она шила дальше.
