Геннадий Прашкевич - Бык в западне
Чирик закурил и взглянул на часы. Без пяти три.
Чирик курил и думал о том, что первое, что следовало бы сделать после того, как он завершит дело, это сменить одежду. Целиком. Всю. Но… Не получится. К сожалению, не получится.
Как всякая невыполнимая мысль, эта мысль сильно раздражила Чирика. Он разозлился. Он напряженно прислушивался. Он ждал, что вот-вот на площади начнется необыкновенный и жуткий ор, шум, визг, вопли, но почему-то на площади ничего такого не происходило. Только непрестанно орали в мегафон один за другим неутомимые ораторы, но ничего такого не происходило.
И не произошло. Ни в три. Ни в три десять.
Нет никакого шума, взглянув на часы, неприятно удивился Чирик. Нет никакого шума. Чего-то там недодумали. Что же делать? Может, можно уйти, раз нет никакого шума?
Но уйти Чирик не мог. Во-первых, у него не было билета. Этот билет и, возможно, новые документы лежали в известной ему квартире на пятом этаже. Во-вторых, он не мог просто так уйти, ничего не сделав для того страшного человека. Что-то подсказывало ему, что он не может просто так уйти. Если он уйдет просто так,страшный человек из Москвы, несомненно, займется им вновь. И займется всерьез. К тому же у страшного человека все, наверное, заранее продумано. На все случаи жизни. И у него, наверное, есть возможности не выпустить Чирика из Новосибирска.
В три пятнадцать Чирик решился. Он открыл дверь и вошел в пустой подъезд. Пахло кошками. Было тихо.
Судя по светящемуся глазку, лифт работал, но Чирик, как и было ему подсказано, не стал вызывать лифт. Не торопясь, стараясь не сбить дыхание, он пешком поднялся на пятый этаж.
У двери нужной квартиры Чирик минуту постоял молча, неподвижно, ни разу не шелохнувшись. Он внимательно, очень внимательно, как лесной, опасающийся хищников зверь, прислушался к дневной гнетущей тишине подъезда. Потом выбросил погасшую сигарету,облизал почему-то вдруг пересохшие губы и осторожно вставил ключ в с к зажину.
Дверь открылась
Впереди из проема так же бесшумно распахнувшейся навстречу двери на Чирика настороженно глянул плечистый бородатый человек, в самом обыкновенном джинсовом костюме и с нехорошей кривоватой улыбкой на узких сухих губах.
Чемпион по убийствам, ухмыльнулся Чирик. Он сразу понял, что видит собственное изображение в зеркале стоявшего в конце коридора трюмо. И бесшумно закрыл за собой дверь.
Но его услышали.
— Какого черта? — услышал он из комнаты раздраженный женский голос. — Как это понимать?
Баба!..
Чирик мгновенно понял, что обращаются к нему. То есть к человеку, которого здесь ждали. А ждать здесь,кажется, могли только его.
«В квартире будет находиться человек, — вспомнил он. — Этот человек знает, что к нему придут, но все равно ведите себя как можно осторожнее…»
Вот он и пришел.
«Человек, который окажется в квартире, — это единственный человек, который в будущем… Ну, вы, наверное, помните, что вам говорили в Москве?..»
Чирик помнил. Хорошо помнил. И понимал. Чего тут, собственно, не понимать? Человек в квартире — это единственный человек, который может опознать Чирика в будущем. Ждали, может, кого-то, а пришел я, ухмыльнулся Чирик. Значит, в некотором смысле неизвестная баба из комнаты действительно обращалась сейчас к нему.
Одновременно Чирик окончательно понял, что в этом странном, навязанном страшным человеком в Москве, совершенно неизвестном ему ни в каких деталях деле, кажется, и впрямь что-то не сложилось.
— Спокойно, мадам, — весело и открыто ухмыльнулся Чирик, входя в комнату и прислоняясь плечом к косяку.
Каким-то шестым чувством он ощущал, что в квартире, кроме них, никого нет. Только он и невысокая стройная баба в светлом брючном костюме, похожая на деловую бабу из банка. Там все такие. Все в белом и деловые.
Чирик мгновенно оценил обстановку.
На площади, волнуясь, орал в мегафон очередной оратор. Чего-то наверное, требовал. А может, обещал.
Чирика оратор не интересовал. Его интересовала тишина, царившая в доме. Его интересовала стройная баба в светлом брючном костюме. Наконец, его очень заинтересовал черный раскрытый «дипломат» на столе. В раскрытом «дипломате» лежали деньги. Много денег. И еще коньяк, удивился Чирик. Три плоских фляги «Мартеля». Сильная штука. Он такой пил.
А денег не мало, отметил про себя Чирик. Все в крупных купюрах. Наверное, приличная сумма, уже весело подумал Чирик, окончательно убеждаясь, что в пустой, как бы даже нежилой квартире действительно нет никого, кроме него, Чирика, и этой не в меру деловой рассерженной бабы.
Указывая на «дипломат», баба переспросила:
— Что это? Как это понимать?
— А это просто следует понимать, мадам. Это просто деньги. А это просто коньяк. Очень хороший коньяк. Чего ж тут непонятного? — весело ответил Чирик и подмигнул бабе.
Его всегда волновали деньги. А иногда его волновали вот такие бабы. Узкобедрые и сильные.
Конечно, этой было, наверное, уже за тридцать, не меньше. Так ведь это и хорошо, — волнуясь, подумал Чирик. Раз ей за тридцать, она все поймет сразу. Она все поймет сразу и не будет ломаться и орать, как девочка. Может, ей самой, вот как сейчас ему, станет даже интересно. Вот ведь как бывает. Не случилось одно, зато случилось другое.
Чирик чувствовал сладкий сосущий ужас. Он уже во всех деталях знал, что сейчас произойдет в этой квартире. При этом он уже нисколько не боялся красивой, но, кажется, сварливой сучки в белом деловом костюме, у которой, кажется, правда что-то не сложилось
— Там что? Там только деньги? — как бы удивился Чирик, вдруг догадываясь, что баба в белом надеялась найти в «дипломате» что-то другое. — Только деньги и коньяк? Ничего больше?
