Михаил Рогожин - Новые русские
— С петухом у нас порядок? — спрашивает Артемий.
Вместо ответа Фрина исчезает и возвращается, толкая перед собой металлическую хромированную тележку. На ней сидит нахохлившийся белый петух, рядом — большая медная ступка, длинный обоюдозаточенный нож с черной рукояткой и еще какой-то предмет, завернутый в черный бархат. Поставив тележку рядом с понтификом, Фрина уходит, плотно прикрыв за собой двери.
Артемий берет петуха, разматывает ему ноги. Просит Степана отойти от дивана и после этого разворачивает черный бархат. В нем оказывается стеклянный шар, размером с яблоко. Передает этот шар в левую руку Степана. Далее замирает, держа петуха в одной руке, а нож в другой. Степан и Катя с мистическим ужасом наблюдают за ним. Понтифик медленно выходит из транса и точным коротким ударом отсекает петуху голову. Бросает его на мраморный пол. Обезглавленный петух с бьющим из шеи фонтаном крови несется вокруг обалдевшего Степана. Кровавый след чертит на белом мраморе почти идеальную окружность. Как только она замыкается, Артемий подхватывает безжизненную птицу и остатки ее крови выливает в ступку. Хорошо смачивает ею лезвие ножа. Тушку петуха бросает на тележку. Подходит к кругу, вытягивает руку с ножом так, чтобы острие не пересекало пространства, отделенного кровавой линией. Оно направлено точно в сердце Степана. Тот инстинктивно вытягивает вперед руку с шаром на ладони. На глазах присутствующих шар начинает мутнеть и принимает сначала алый, а потом все более густой окрас. Медленно красный цвет внутри шара переходит в черный.
На подрагивающей, протянутой к понтифику ладони лежит совершенно черный шар. Лезвие ножа при этом избавляется от последней капли крови. Понтифик молча становится на колени и, не жалея своих белых узких штанов, принимается отчищать от мрамора кровь петуха, которой начертана окружность. Степан, не шелохнувшись, наблюдает за ним. Катя уткнулась в спинку дивана, плачет. Собрав остатки свернувшейся крови в небольшую лужицу, понтифик накрывает ее черной бархатной салфеткой. Подходит к Степану, забирает у него стеклянный черный шар, бросает в ступку и начинает толочь. Делает это долго и тщательно. Степан улыбается сам себе широкой счастливой улыбкой. Катя не верит своим глазам, спрашивает Артемия:
— Что с ним?
— Ничего, радуется своему выздоровлению. А ты, агнец мой, подойди ко мне. Видишь, в ступке фиолетовая жижица? Это единственное лекарство, способное поддерживать сердце Степана в нормальном режиме. Сейчас Фрина высушит эту жижицу, и я отдам тебе баночку с кристалликами. Каждый день будешь давать ему один кристаллик утром, один — вечером. И так каждый день. Иначе я не ручаюсь за его жизнь. Кладешь кристаллик ему на язык, он проглатывает.
Улыбка исчезает с лица Степана. Он серьезно и подозрительно спрашивает:
— Почему отдаешь ей? Я сам могу позаботиться о своем здоровье.
Артемий подходит к нему. Упирается рукой в его грудную клетку, второй касается его лба. При этом неторопливо объясняет:
— Катя тебя любит. А эти кристаллики должна давать только любящая рука. Придется потерпеть, пока не выздоровеешь. И не вздумай отнять у нее порошок… — после этих слов отпускает Степана. Тот чувствует себя заново рожденным. Шумно дышит, по-спортивному делает несколько взмахов руками.
— Артемий, неужели я здоров?!
— Разумеется. И будешь таким, пока не закончится порошок.
— А потом?
— Потом Арал войдет в свои берега, и тебе никогда больше не понадобятся доктора. До глубокой старости.
— А гарантии? — все еще не веря чудесному исцелению, спрашивает Степан.
Катя подбегает к нему:
— Какие еще гарантии?! Тебя же вылечили! Говори спасибо!
— Он прав, — соглашается понтифик. — Немедленно езжайте в Бакулевский институт, потребуйте повторного исследования. Вот смеху-то будет! Только ни в коем случае не заикайтесь о визите ко мне. Пусть решат, что их аппаратура взбесилась. А после обследования внизу на улице вас будет ждать человек, который отвезет в фонд экологической защиты для подписания документов. На банкете по этому поводу можете выпить свою обычную дозу, секс с любимой женщиной тоже поощряется.
Степан в знак согласия кивает головой, но после последней фразы взрывается:
— Кто решил, что она меня любит?!
Артемий не успевает открыть рот, как в разговор встревает Катя.
— Ах, не я? Может, Элеонора, у которой ты провел ночь? А вчера заезжал еще разок отметиться?!
Степан, судя по выражению его лица, пойман с поличным. Еле успевает спросить:
— Откуда знаешь?
Катя бросается на него с кулаками:
— Откуда? Откуда? Все знают! Вся Москва смеется! Она же шлюха! Шлюха…
Артемий оттаскивает ее от беспомощно растерянного пациента.
— Ах какое важное известие. Вы были в интимных связях с Элеонорой? Ах-ах-ах… Она же вампир. Вернее, вампир — Ласкарат, завладевший ее телом… Теперь мне понятно происхождение этой внезапной болезни сердца.
Степан бледнеет:
— Я… я один раз. Нет. Два. Но ничего такого не заметил…
Дальше он не продолжает, потому что в комнату входит Фрина. В руках держит чуть больше спичечного коробка пластиковую коробочку. Артемий берет ее и вручает Кате.
— Береги, как зеницу ока. Без этого порошка Степан не проживет и дня. Идите. Я устал. ДИКСИ. Проводи их, Фрина.
Обалдевшие от всего происшедшего, Катя и Степан уходят в сопровождении Фрины. Из другой двери высовывается голова Иголочкина. Слышится его испуганный шепот:
— Это что, все по-настоящему?
Понтифик оглядывается на него и вдруг заливается громким хохотом. Подходит к фонтану, плещет воду себе на лицо. Продолжает смеяться.
— Тебе понравилось? Говори! Я же знаю, что, агнец мой, ты подсматривал.
— Подсматривал, — соглашается Лева, — но ничего не понял.
— И понимать нечего. Обычный театр. СЭМПЭР ХО-МО БОНУС ТИРО ЭСТ! Согласимся с Марцмалом: «Порядочный человек всегда простак». Сердце у него здоровее наших. Во время прошлого приема я ему устроил дисфункцию, закодировал, довел до предынфаркта, а сегодня полностью восстановил работу сердечной мышцы. Представляю физиономии профессоров в Бакулевском институте. Такого они еще не видели.
— А петух? — все еще шепотом спрашивает Иголочкин.
— Петуха жалко, — продолжает смеяться Артемий. — Но что поделаешь, обряд есть обряд. Без петуха он бы не поверил.
Иголочкин переключается на веселый настрой понтифика:
— А я, дурак, поверил всему. Но ты же дал порошок?
Артемий пожимает плечами:
— Обычная марганцовка. Кстати, остальное зависит от тебя. Втолкуй Аслану, что на Кипре, как только деньги Леденева поступят на счет фирмы, нужно выкрасть эту коробочку у Кати.
— И что будет? — спрашивает Лева, предполагая ответ.
— Ошибаешься. Он не умрет. Просто сойдет с ума от страха смерти. Ему будет уже не до своих капиталов.
— Аслан не сумеет. Лучше поручить кому-нибудь другому.
Артемий задумывается. Становится серьезным. Кладет руку на плечо Иголочкину:
— Прав. Я поручу. А ты давай быстро в фонд. Пусть готовят подписание, и оттуда в Бакулевский, за Степаном и Катей. Чтобы сегодня все было подписано! А послезавтра в самолет и на Кипр. Все понял?
— А билеты? Визы? — сопротивляется Лева.
— Шепни Темирову, что нужно торопиться. Иностранный партнер в любой момент может окочуриться. Думаю, и билеты, и виза появятся сами собой. Я все сказал. ДИКСИ.
Иголочкин выходит в коридор с безликими, тускло мерцающими окладами, а за дверями продолжает смеяться Артемий.
В таком непривычно веселом настроении понтифика застают вызванные к нему Матвей Евгеньевич и Надя. В душе каждый из них догадывается, для чего понадобились Артемию. Влюбленный Туманов надеется отстоять свое право на девушку, а Надя с облегчением считает, что ее испытательный срок закончился и впереди — более шикарная и балдежная жизнь.
Встреча начинается с заботливых расспросов Артемия о здоровье Матвея Евгеньевича. Выбранная тема малоприятна Туманову, тем более что перед Надей он старается держаться молодцом. Артемий нарочно напирает на его возраст. Матвей Евгеньевич не выдерживает подобной дружеской экзекуции.
— Артемий, перестань! Далось тебе мое здоровье! Я влюблен в эту милую, прелестную девушку и даже подумываю соединить наши жизни.
— Неужели ты бросишь Лизу?! — притворно возмущается понтифик.
— А кому мешает Лиза, безвылазно сидящая в Майори? Иногда, конечно, придется ездить туда. Но здесь я куплю нам с Надюшей небольшую квартирку. Начну снова концертировать, повожу ее по миру. Мне как раз предложили дать три концерта в филармоническом обществе города Биля. Это в Швейцарии. Сам посуди, не с Лизой же мне туда ехать?
Понтифик пристально глядит на Надю:
— Ты хочешь в Швейцарию?
