Михаил Рогожин - Новые русские
Бесшумно возникает Фрина. Боится прервать бормотание понтифика.
— Что тебе? — резко спрашивает он.
— Иголочкин ждет в приемной.
— Зови.
Фрина исчезает. Артемий с досадой прерывает беседу. Идет к фонтану, погружает руки в воду. Широко раскрывая дверь в комнату, энергично входит Лева. С порога сообщает:
— Все, понтифик, пушки заряжены. Темиров бьет копытом, требует иностранного партнера. Любовница его в моих руках, как говорится, жду руководящих указаний.
Артемий морщится от его звучного голоса.
— Сядь, успокойся. Такой торжественный, словно диктор телевизионных новостей. Сколько раз я просил информировать меня лишь о том, чего я не знаю, а ты все про давно известное. Передай твоему Темирову, пусть готовится во второй половине дня подписать в фонде договор о создании международного фонда экологической защиты Арала. И заказывайте билеты на Кипр. Там зарегистрируете совместную фирму. Иностранный партнер переведет на ее счет свой капитал, но не ранее, чем это сделает Темиров. Объясни ему, что его восточная хитрость тут не пройдет.
Иголочкин усаживается на белый кожаный, диван.
— Мне бы с фирмачом тоже не мешает познакомиться. Я так понимаю, тот из Вены с апельсиновой норкой?
— Придет время, познакомишься. А с апельсиновой норкой, по всей вероятности, получится. Какие еще вопросы?
Иголочкин смеется:
— Да есть один, сексуально-незначительный. Хорошо бы Аслану проверенную девушку подложить. Он парень инертный, без Темирова шагу ступить боится. Надо бы в нем разжечь огонек тщеславия.
— Правильно, — одобряет понтифик, подходит к шнуру, свисающему с потолка в углу комнаты, дергает его. Перелив колокольчиков призывает Фрину. Она не мешкает с появлением.
— Агнец мой, найди-ка Туманова и Надю, пусть срочно приезжают. Закончился их медовый месяц.
Фрина отправляется выполнять поручение. Понтифик подходит к Иголочкину. Долго, изучающе смотрит на него.
— Гляди, Лева, проколов быть не должно. Это тебе не статейки пописывать. Любой промах придется исправлять самому. А к чему руки в крови пачкать? С грязными руками долго не живут.
— А что я? Я и пистолет с собой не таскаю… — теряется Лев.
— Ладно. Пойди в ту комнату, отдохни. Позову.
Лева отправляется туда, где вокруг бронзового жертвенника стоят мраморные лежанки. Возле одной из них, к своему удовольствию, замечает вино и фрукты.
Артемий утомлен общением с Иголочкиным. Но его смешит то, что при всей своей изворотливости, наглости и хитрости. Лева не просчитывает до конца действий своих друзей. Он до сих пор даже не подозревает о намерении Темирова убрать его при первом же удобном случае. Лева уверен, что охотится на лису, а на самом деле зверь больше похож на барса. И не известно, кто кого выслеживает. Было бы интересно отпустить все нити и поглядеть, чем эта охота закончится. Артемий готов поставить один против ста на Темирова. Этот следов не оставляет. Но Иголочкин понтифику пока нужен. Поэтому лежит себе в соседней комнате и пьет дешевое французское вино.
Входит Фрина. Коротко сообщает:
— Пришли.
— Очень хорошо, — оживляется понтифик. — Придется с ними повозиться. Будь готова. Проследи, чтобы доноры были готовы к сеансам. Пациенток направляй сама. Сегодня включи Генделя и что-нибудь из арабской поэзии.
Фрина идет приглашать пациентов. Артемий садится на диван. Появляются хмурый Степан и взволнованная Катя.
— Ах, Артемий, какое несчастье! Кто бы мог подумать, — снова подбегает к понтифику, приседает перед ним на корточки, целует руку. — Вся надежда на вас. Ведь вы великий исцелитель.
— Приятно, когда мне верят, — гладит ее по голове Артемий. — Ну, агнец мой, что наши эскулапы из бакулевского нашли в твоем сердце?
Степан молча подает ему пухлую, наскоро склеенную историю болезни. Понтифик внимательно изучает кардиограммы, результаты анализов, данные компьютера, разбирается в закорючках, которыми написано заключение. Степан стоит не шелохнувшись. Похож на преступника, покорно ожидающего приговора.
— Да-а-а, агнец мой, — озабоченно растягивает слова Артемий. — Вовремя ты у меня объявился… Успел в последний вагон уходящего поезда. Теперь весь вопрос — как ехать собираешься? В СВ или плацкартным?
Степан смотрит на него с недоумением.
— Какой, к чертовой матери, поезд?
— С названием «жизнь», — ласково уточняет Артемий. — Но сперва хочу знать, чего ты ждешь от меня.
— Как чего? Я хочу жить!
— Как всегда.
Понтифик поднимается, разводит руками:
— О, дважды в одну жизнь никому не удавалось вернуться. Да и к чему? Как любил говаривать умнейший Публилий — «Долга жизнь несчастному — коротка счастливому». Вслушайся, как просто и мудро звучит. О ВИТАМ МИЗЭРО ЛОНГАМ, ФЭЛИЦИ БРЭВЭМ… Жалко мне тебя. Мог бы послужить России. Мозги отличные, ишь какие дела сумел провернуть. К такой жизни есть смысл тебя возвращать, а ежели собираешься прогуливать да пропивать свои миллионы, зачем мне свою энергию на тебя тратить. Таких в Москве пруд пруди. — Артемий замолкает.
Катя встает, прижимается к Степану, шепчет ему на ухо. Тот не знает, на что решиться. Едва от переживаний не теряет равновесия, тяжело садится на диван. Смотрит перед собой:
— Сколько… сколько нужно заплатить, я готов. Мне предложили срочную операцию, какое-то шунтирование… говорят, хорошо делают в Германии. Но у меня очень запущенный случай. Никто гарантий дать не может… Сделай что-нибудь, за любые деньги.
Понтифик садится рядом. Катя заходит за диван, облокачивается на его широкую спинку, так, чтобы быть между говорящими.
— Агнец мой, мне твои деньги ни к чему. Чтобы выздороветь, ты сам должен стать другим…
— Я могу выздороветь? — перебивает его Степан.
— Абсолютно. Сразу после моего сеанса можешь ехать делать кардиограмму, но…
Степан хватает Артемия за руки, стискивает их:
— Согласен, на все согласен, говори…
Артемий не стремится освободиться от его захватов. Задумчиво продолжает:
— Есть в Москве один фонд. Благопристойное заведение. Занимается экологической защитой. Тебе, как бывшему русскому человеку, судьба родины должна быть не безразлична…
Степан снова прерывает его:
— Что ты мне про родину? Хрен с ним, с фондом! Ему нужны деньги? Сколько? Я дам! Сколько?
Артемий освобождает свои руки, идет к фонтану, подставляет их под струю воды. Не оглядывается на Степана и Катю.
— Не нужны им твои деньги. К ним и так солидный капитал потянулся. Тебе следует стать соучредителем его. Они давно вынашивают идею международных программ. Хотят спасти Арал. Если хочешь помочь себе и Аралу — давай.
— А можно без Арала? — зло спрашивает Степан.
Понтифик стряхивает воду с рук, подходит к нему, внимательно смотрит на него:
— Нельзя. Я твое больное сердце должен через астрал подключить к энергии высохшего моря. Пока будешь о нем заботиться, не опасайся за свое здоровье. А как Арал начнет возвращаться к жизни, ощутишь огромный прилив сил, расцветешь и навсегда забудешь о болезнях.
— Сказки, — вяло констатирует Степан.
Тут же вмешивается Катя, обнимает его за голову, прижимает к себе. Кричит:
— Ну, какие же сказки! Ты будешь жить… понимаешь, жить… Поверь Артемию, ведь это так просто… умоляю тебя!
Степан долго молчит, машет безнадежно рукой. Не обращая внимания на причитания Кати, спрашивая Артемия:
— Деньги переводить в Россию?
— Ни в коем случае. Зарегистрируете на Кипре совместную фирму, на ее счет и переведешь.
— Согласен. Но контролировать этот счет буду я.
— Разумеется, — подтверждает Артемий.
Степан утвердительно кивает головой. Понтифик подходит к шнуру, дергает его. Дверь открывается, появляется Фрина.
— С петухом у нас порядок? — спрашивает Артемий.
Вместо ответа Фрина исчезает и возвращается, толкая перед собой металлическую хромированную тележку. На ней сидит нахохлившийся белый петух, рядом — большая медная ступка, длинный обоюдозаточенный нож с черной рукояткой и еще какой-то предмет, завернутый в черный бархат. Поставив тележку рядом с понтификом, Фрина уходит, плотно прикрыв за собой двери.
Артемий берет петуха, разматывает ему ноги. Просит Степана отойти от дивана и после этого разворачивает черный бархат. В нем оказывается стеклянный шар, размером с яблоко. Передает этот шар в левую руку Степана. Далее замирает, держа петуха в одной руке, а нож в другой. Степан и Катя с мистическим ужасом наблюдают за ним. Понтифик медленно выходит из транса и точным коротким ударом отсекает петуху голову. Бросает его на мраморный пол. Обезглавленный петух с бьющим из шеи фонтаном крови несется вокруг обалдевшего Степана. Кровавый след чертит на белом мраморе почти идеальную окружность. Как только она замыкается, Артемий подхватывает безжизненную птицу и остатки ее крови выливает в ступку. Хорошо смачивает ею лезвие ножа. Тушку петуха бросает на тележку. Подходит к кругу, вытягивает руку с ножом так, чтобы острие не пересекало пространства, отделенного кровавой линией. Оно направлено точно в сердце Степана. Тот инстинктивно вытягивает вперед руку с шаром на ладони. На глазах присутствующих шар начинает мутнеть и принимает сначала алый, а потом все более густой окрас. Медленно красный цвет внутри шара переходит в черный.
