Стивен Хантер - «...И ад следовал за ним»
— Я хорошо заплачу.
— Ни один здешний лодочник не повезет вас в Фивы, сэр. Даже не надейтесь.
— Проклятие, в этом чертовом городе никто не занимается тем, чем должен. Откуда в вас такое упрямство? Оно у вас врожденное или вас этому учат? Почему повсюду в Миссисипи я встречаю такую тупость?
— Сэр, я не потерплю, чтобы название нашего штата склоняли на все лады.
Вопреки своим убеждениям Сэм едва не взорвался, но старый хрыч упрямо таращился на него, уверенный в своей правоте, и Сэм в конце концов решил, что, накричав на беззубого старикашку, он не добьется ровным счетом ничего — даже простого удовольствия увидеть смущение старого дурака.
Молча развернувшись, Сэм направился назад к машине.
— Неудача, сэр?
— Абсолютная. Похоже, уроженцы Миссисипи — люди другой породы.
— Это точно. Должно быть, все дело в болотной воде, которую они пьют, и в кукурузном виски. От этого они становятся упрямыми и тупыми.
— Ладно, Эдди, поезжай вперед. Держись берега протоки. Быть может, я что-нибудь увижу.
Сверкающий хромом «кадиллак» медленно покатился мимо ютящихся вдоль берега реки лачуг, мимо остовов сгнивших лодок, качающихся в воде у подточенных непогодой причалов. В небе кружили и кувыркались чайки, немилосердно пекло раскаленное солнце. Сэм вскоре забыл о том, что находится в Америке. Казалось, он очутился в какой-то чужой стране, особенно когда цвет кожи всех встречных стал черным. Грязные, оборванные ребятишки бежали рядом с большим, медленно ползущим автомобилем, выпрашивая деньги. Сэм знал, что если даст им хотя бы один цент, они не отстанут от него до тех пор, пока он не отдаст им все, поэтому держал свой кошелек закрытым.
Затем кончились даже негры, и они с Эдди остались совсем одни. Растрескавшийся асфальт уступил место укатанной колее, река скрылась за тростниковыми зарослями, и все предприятие стало казаться бесполезным.
Эдди первым увидел дорогу.
— Готов поспорить, там кто-то живет, — сказал он. — Точно, кто-то живет.
— В таком случае сворачивай. Возможно, у этого человека есть лодка.
В конце концов дорога действительно привела к убогому домишке, кое-как слепленному из выброшенных или выловленных из реки материалов. Крыша крыта рваным рубероидом, повсюду старые покрышки. На кирпичах стоял без колес остов седана «нэшвилл» образца тридцатых годов. Все вокруг было, словно щебнем, усыпано сотнями тысяч ракушек. В целом здесь царили нищета и грязь, однако в нескольких футах от берега на бурой воде покачивалась лодка.
— Добрый день! — окликнул Сэм. — Есть здесь кто живой?
Через какое-то время из домика выглянула старуха. Окинув взглядом мужчину в костюме, сидящего в большом черном «кадиллаке», она исторгла из легких комок липкой слизи и выплюнула его из беззубого рта через растянутые в гротескной гримасе зубы. Пролетев подобно снаряду из 105-миллиметровой гаубицы Сэма, плевок оставил маленькую воронку на пыльной земле, усыпанной ракушками.
— Что вам нужно? — проворчала старуха.
В ее голосе чувствовался французский акцент, точнее, креольская разновидность французского акцента.
— Я хочу поговорить с лодочником.
— Вы ошиблись адресом, мистер. Кто направил вас сюда?
— Мадам, уверяю вас, никто меня сюда не направлял. Я вижу лодку. Следовательно, здесь должен быть лодочник. Если вы ничего не имеете против, я хотел бы с ним поговорить.
— Вы из налоговой?
— Разумеется, нет.
— По-о-лиция? Вы из по-о-лиции?
— Нет, мадам. Я не из ФБР и вообще не представляю государственную власть в любых ее проявлениях.
— Ждите здесь.
Дверь захлопнулась.
— Ну, это хоть что-то, — заметил Сэм, обращаясь к Эдди. — Первое впечатление не слишком благоприятное, но как знать?
Прошло несколько минут. В доме послышался шум, и наконец из него вышел старик. Бронзовый от загара, он был в холщовых штанах и старой, рваной, болтающейся на плечах нижней рубашке. На ногах у него были туфли без шнурков, много лет назад предназначавшиеся для игры в теннис. Между верхом и оторванной подошвой одной туфли торчали босые пальцы ноги. Плечи старика украшала грубая татуировка. Всклокоченные седые волосы торчали в разные стороны, а во рту уцелели почти все зубы. Лицо было покрыто густой сетью морщин и складок, оставленных долгими годами пребывания на ярком солнце.
— Что вам нужно? — оскалившись, спросил старик.
— Лодочник. Вы лодочник?
— Нет, я не лодочник. Так что разворачивайтесь и уезжайте отсюда. Здесь нет никаких лодочников.
— А мне кажется, что вы лодочник.
— Ха. Что вам нужно?
— Лазарь, — окликнула его из дома старуха, — поговори с этим господином, ты меня слышишь? У него есть деньги.
Прищурившись, старик оглядел Сэма с ног до головы.
— Мне нужно подняться вверх по реке. По протокам, вверх по Паскагуле, затем по Яксахатчи. В сосновые заросли. До города, который называется Фивы.
— Ха! Сэр, в Фивы никто не ездит. Там нет никого, кроме ниггеров и собак. О-хо-хо, если вы не попадете к ниггерам, от собак вам не убежать. Собаки живо с вами расправятся. Собаки начнут, ниггеры подчистят до конца.
— Насколько мне известно, это город, в котором живут негры, а рядом находится тюрьма. У меня есть дело в Фивах. Я хочу нанять лодку.
— Вы уже везде побывали. Никто не согласился. Поэтому вы в конце концов пришли к старому Лазарю?
— Где я уже был — не имеет никакого значения. Мне нужно, чтобы вы отвезли меня вверх по течению, подождали там час или день, после чего вернули назад, только и всего. За это я готов заплатить столько, сколько вы берете по обычным расценкам, и даже немного больше.
— Миллион долларов. Вы заплатите старому Лазарю миллион долларов?
— Разумеется, нет. Сколько вы обычно получаете за день? Я заплачу вдвое больше.
— Сэр, — шепнул Сэму Эдди, — я бы сначала предложил ему какую-то сумму, а потом поторговался, исходя из нее.
Но Лазарь, опередив его, быстро сказал:
— Проводником в болотах я получаю сто долларов в день.
— Сомневаюсь, чтобы он за всю свою жизнь видел сто долларов, — пробормотал Эдди.
— В таком случае двести долларов. Двести долларов за дорогу туда и обратно.
— Четыреста. Две сотни туда, две сотни обратно. Дорога опасная. Сами понимаете, можно заблудиться в протоках, попасть в зубы аллигатору. Да, сэр, это не шутка. Четыреста.
— Вам не заработать сто долларов и за целый месяц. Соглашайтесь на две сотни, иначе я найду другую лодку.
— Ну хорошо, двести. Двести. Деньги сейчас, и вы возвращаетесь завтра вечером.
— Сейчас я заплачу вам пятьдесят и никуда отсюда не уйду, мы отправимся в путь прямо сейчас. Немедленно.
— Нет, сэр. Дорога предстоит дальняя. Целые сутки, может быть, еще с половиной. Лазарю нужно подготовить лодку.
— Я никуда отсюда не уйду, — решительно заявил Сэм. — Раз уж я здесь, я остаюсь. И это мое последнее слово, сэр.
— О, сумасшедший с Севера. Сумасшедший северянин. Сэр, вы из Нью-Йорка или Бостона?
Сэм в который раз поразился невежеству местных жителей.
Глава 4
Вскоре их поглотило болото, испещренное сетью проток. Если какая-то из них и была главным руслом, Сэм этого не мог определить. Между островками со скрюченными чахлыми деревцами, увитыми плющом, и кочками, поросшими колючим кустарником, извивались десятки рукавов. Хотя до заката было еще далеко, всякое напоминание о солнечном дне скоро исчезло.
Лазарь медленно вел лодку по этому мокрому лабиринту, неуверенно сворачивая в протоки. Двигатель чихал на малых оборотах, пугая Сэма каждый раз, когда пропускал такт или задерживался перед новым вдохом.
— Вы дорогу знаете? — не удержавшись, спросил он.
— Как свои пять пальцев, мистер, — ответил старик, быстро промокший насквозь от пота.
На голову Лазарь водрузил выцветшую голубую кепку, на которой, вероятно, когда-то была эмблема бейсбольной команды, давным-давно стершаяся.
— Я думал, нам предстоит плыть по реке. А это настоящее болото.
— О, впереди она станет попрямее, сами увидите. Лучше расслабьтесь, сэр. В болоте от спешки добра не жди. Если поторопишься, можешь считать себя покойником, это точно. Но все обойдется. Скорее всего, змея вас не ужалит и аллигатор руку не откусит. Правда, наперед загадывать нельзя.
Его старое, сморщенное лицо озарилось весельем, и Сэм понял, что это была шутка. Похоже, сумасшедший старик был не прочь сострить.
— Будем надеяться, эти проходимцы чокто сейчас ходят трезвые, — продолжал старик Лазарь, перекрывая шум мотора. — Когда они напиваются, их одолевает голод и они закусывают белыми. Меня не тронут, я жесткий и жилистый, словно старая курица, которая всю жизнь питалась одними жучками и червячками. Но вот вы, мистер, — думаю, этим краснокожим дикарям вы очень понравитесь.
— Во всем Миссисипи не хватит соли, чтобы смягчить мой вкус, — возразил Сэм. — Прожевать-то меня прожуют, но вот проглотить не смогут. Поперхнутся.
