Андрей Воронин - Число власти
Стучать пришлось довольно долго. Потом за воротами что-то глухо лязгнуло, и в квадратном окошке, которое было прорезано в калитке, открылся круглый глазок.
— Ты чего барабанишь, козел? — послышалось оттуда. — Башкой постучи, урод, да не в ворота, а вон, в стенку!
После этого глазок опять закрылся с глухим металлическим лязгом. Брат Николай снова ударил в ворота, и глазок открылся опять.
— Жить надоело? А ну вали отсюда, петушина, пока я тебе по чавке не накидал!
— Извините, — проникновенно сказал брат Николай. — Я понимаю, что сейчас поздно, но очень прошу вас меня выслушать. Поверьте, это крайне важно.
— Заблудился, что ли? — спросил голос из круглого отверстия. — Пить надо меньше, земляк. Отсюда до Рублевки сто метров по прямой. Москва — направо, остальное — налево. Вали.
— Простите, — сказал брат Николай прежде, чем глазок снова закрылся. — Я просил бы уделить мне минуточку внимания. Только одну! Понимаете, я не заблудился. Я стою на правильном пути и хотел бы, чтобы вы тоже шли этим путем рядом со мной и моими братьями.
— Чего? — ошеломленно произнесли по ту сторону железных ворот.
— Я должен рассказать вам об Иисусе, — смиренно сообщил брат Николай.
— Слушай, ты, блаженный! Повернись к этим воротам спиной и переставляй копыта, пока не окажешься на Рублевке. А там как хочешь — можешь взять такси, а можешь под него броситься. Ты что, дурак? Не видишь, куда пришел?
— Вижу, — не трогаясь с места, смиренно ответил брат Николай. — Но это не имеет значения.
— А если я сейчас выйду и рыло тебе размозжу, это будет иметь значение? — с оттенком любопытства осведомился голос из глазка.
— Ни малейшего, — живо ответил брат Николай, слухом бывалого миссионера уловивший прозвучавшую в голосе заинтересованность. — Позвольте, я объясню вам. Понимаете, рано или поздно я умру и предстану перед Господом. И тогда Он спросит: почему ты, недостойный раб, такого-то числа такого-то года, беседуя с достопочтенным охранником особняка на Рублевском шоссе, не поведал ему обо Мне? Что, по-вашему, я должен буду Ему ответить? Что убоялся кулачной расправы?
— Нет, — сказал голос из-за ворот. Там снова что-то лязгнуло, открылась стальная заслонка, и в квадратном окошке возникло темное от злости лицо охранника. Его губы пересекал косой, неправильно сросшийся шрам, левая щека дергалась, как от нервного тика. — Нет, — повторил Рваный и пальцем поманил к себе брата Николая. — Иди сюда, братишка. Я тебе подсею классную отмазку.
— Отмазку? — не понял брат Николай, доверчиво подаваясь к окошку.
— Ага. Ну типа уважительную причину... — Рваный высунулся из окошка и огляделся по сторонам. — Знаешь, что ты ему скажешь?
— Что же? — заинтересованно спросил брат Николай.
Рваный просунул в окошко правую руку и аккуратно взял брата Николая за грудки. Выглядело это почти как обычный дружеский жест — правда, немного грубоватый. Брат Николай не сопротивлялся.
— Ты ему скажешь, — произнес Рваный, комкая в кулаке рубашку незваного гостя, — ты ему скажешь, что не успел!
— Почему? — спросил брат Николай. — У меня масса свободного времени...
— Да ни хрена подобного! — проревел Рваный и резко рванул брата Николая на себя.
Брат Николай ударился лицом о верхний край окошка. Ворота загудели, как колокол; Рваный разжал руку, и проповедник, выбравший столь неудачную аудиторию, мешком упал на освещенный асфальт перед воротами. Лицо его было залито кровью, хлеставшей из рассеченного лба.
— Еще раз дотронешься до ворот — урою, — пообещал Рваный.
Он высунул голову в окошко и смачно отхаркался, намереваясь сопроводить свои слова метким плевком. В это время где-то за гранью светового круга послышался тугой щелчок, и сразу же вслед за ним раздался негромкий тупой удар. Из переносицы Рваного неожиданно и мгновенно выросло что-то вроде короткого черного сучка, и бандит, не издав ни единого звука, исчез в своем окошке. Оттуда послышался глухой шум падения, и снова наступила тишина, нарушаемая лишь далеким собачьим лаем.
Брат Николай с трудом сел, привалившись плечом к створке ворот, и принялся старательно протирать носовым платком залитые кровью стекла очков. Без очков его лицо выглядело по-детски беспомощным. Из темноты, на ходу перезаряжая громоздкий охотничий арбалет с ночным прицелом, бесшумно вышел брат Валерий, бармен из “Красной птицы”. Раньше бар, в котором он работал, назывался “Красный петух”, но потом его облюбовала братва, и название пришлось сменить: клиентов не устраивало слово “петух”, вызывавшее у них не слишком приятные ассоциации.
— Все в порядке, брат? — тихо спросил он, склонившись над братом Николаем.
— Слава Богу, все в порядке, — ответил тот, продолжая протирать очки. На кончике носа у него дрожала тяжелая черная капля, кровь промочила воротник летней рубашки.
Брат Валерий на минутку взял под мышку арбалет, отобрал у него испачканный носовой платок и прижал его к ране на лбу.
— Вот так, — сказал он. — Надо немного подержать, и кровь остановится.
— У меня кровь? — удивился брат Николай, перехватывая платок и близоруко глядя на брата Валерия снизу вверх.
Но брат Валерий уже перестал обращать на него внимание. Из темноты один за другим торопливо и почти бесшумно выбегали люди. Их было трое: брат Михаил с охотничьим дробовиком, брат Арсений с тульской мелкокалиберной винтовкой и брат Федор с пистолетом “ТТ”, найденным им однажды в подвале своего дома и так и не сданным в милицию. Они рассредоточились, заняв огневые позиции возле ворот. Брат Валерий подавил вздох: позиции были выбраны таким образом, что одна меткая автоматная очередь, выпущенная из глубины двора, могла скосить всех троих стрелков. Впрочем, устраивать здесь игру в солдатики было недосуг, уповая на милость Господню, брат Валерий просунул руку в открытое окошко, нащупал запор и открыл ворота.
Ничего страшного не произошло. Залитый мягким светом матовых ртутных шаров двор был пуст, на темном фоне дома четко выделялся светящийся прямоугольник открытой двери. Брат Валерий первым вбежал во двор, держа наперевес свое страшное оружие, за ним, теснясь и толкаясь, как овцы, ввалились остальные.
Оглядевшись, брат Валерий присел над трупом Рваного, поднял оброненный им обрез и хотел бросить его брату Арсению, но передумал, встал и передал оружие прямо из рук в руки: брат Арсений был неловок и мог не поймать обрез, что привело бы к нежелательному шуму. Избавившись от трофея, бармен наклонился, ухватился за черенок торчавшей в переносице Рваного стрелы и попытался вытащить ее, чтобы не оставлять улик. Стрела сидела крепко.
— Господи, спаси и помилуй! — негромко произнес брат Валерий, покрепче ухватился за черенок, наступил ногой на лицо Рваного, как следует уперся и резко рванул.
Раздался неприятный мокрый хруст, что-то коротко треснуло и даже, кажется, чавкнуло. Бармен вытер рукавом забрызганное кровью мертвеца лицо, обтер стрелу об одежду Рваного и вернул ее в укрепленный лоток. Позади раздался утробный звук, и в ночном воздухе запахло кислым. Бармен обернулся и увидел брата Николая, который, согнувшись в три погибели, стоял у ворот. Одной рукой он упирался в забор, а другую отставил назад. Брата Николая неудержимо рвало. Брат Валерий сделал нетерпеливый знак остальным, чтобы не торчали на виду, а сам подошел к брату Николаю и участливо положил руку ему на плечо. Брат Николай вздрогнул и попытался отстраниться, но бармен лишь крепче сжал пальцы. Плечо у брата Николая было мягкое, как сырое тесто, и крепкие пальцы бармена погрузились в него по первую фалангу, как когти хищника.
— Брат Николай, с вами все в порядке? — вкрадчиво спросил он. — Ну же, брат, придите в себя! Вы нам нужны.
— Сейчас, — давясь и кашляя, прохрипел несчастный свидетель Иеговы. — Сейчас... О Господи!
Его снова начало рвать. Брат Валерий нетерпеливо закусил губу, но, когда он заговорил, голос его звучал еще мягче, чем до сих пор.
— Ну же, брат Николай, — повторил он, — соберитесь! Вы сами вызвались на это дело. Вас никто не принуждал. Вы пришли сюда по собственной воле, поскольку вера ваша крепка, и вы знаете, что наше дело — святое. Наша великая цель оправдывает любые средства, брат.
— В ваших словах мне чудится что-то знакомое, — сквозь хрип и кашель пробормотал очкарик.
Лицо бармена исказила гримаса. Он выпустил плечо брата Николая, отступил на шаг и немного приподнял взведенный арбалет.
— Время уходит, брат Николай, — тихо сказал он. — Вы сможете подогнать сюда машину и задним ходом подъехать к крыльцу?
Брат Николай обернулся, но арбалет уже смотрел в землю, в густую, тускло серебрившуюся в свете ртутных ламп траву газона.
— Да, — сказал он, — конечно. Сейчас.
— У вас две минуты, — сказал бармен, повернулся на каблуках и напрямик зашагал к дому.
