Подвал. В плену - Нойбауэр Николь
– Я же вам высказала свое мнение. Нельзя просто так забрать его из знакомого окружения. Это стало бы лишением свободы, вам стоило бы это знать. В среду состоится слушание семейного суда по исключению…
– Это слишком поздно. Возможно, он окажется дома уже сегодня.
– Господин Вехтер, – устало ответила женщина из управления по делам молодежи, – у нас есть клиенты, которые торгуют наркотиками и размахивают холодным оружием…
– Мальчик сам как холодное оружие. Для себя самого. Вы по крайней мере можете кого-нибудь прислать, чтобы проверить, соблюдаются ли его права?
– Мы все работаем на пределе. Я против, – ответила она, и связь оборвалась.
В комнате судьи раздался какой-то шум, и Вехтер вернулся туда.
Следственный судья вошел в комнату, и все послушно встали, загремев стульями. Оливер остался сидеть, у него был совершенно отсутствующий взгляд, и он подскочил, только когда его толкнул один из адвокатов.
– Садитесь.
Судья опустился на стул, раздвинул дужки очков, надел их на нос и зачитал оглашение дела в суде:
– …запрашивается приостановление на выполнение распоряжения о взятии под стражу Оливера Паскаля Баптиста.
– Оливер. В моем паспорте написано «Оливер». – Это, наверное, была первая фраза, которую он произнес со вчерашнего дня.
– Ах вот как? – следственный судья взглянул на Оливера поверх очков, словно впервые заметил его здесь. – Ну, да это не так важно, как бы там ни было…
– Нет. Это важно.
Председатель внимательно посмотрел на мальчика, под его взглядом Оливер съежился еще больше.
– Ордер на арест был выписан в связи с возможностью побега, но, как я вижу, мы должны пересмотреть это, – произнес он, не глядя на Оливера. – Хочет ли представитель обвиняемого высказаться по этому поводу?
– Наш клиент отправится на попечение отца, так что никакой опасности побега нет.
Прокурор вздохнул и заговорил с усердием гимназиста:
– Могу ли я заметить, что обвиняемый как раз и сбежал из родительской квартиры? Полиция разыскивала его полдня.
Следственный судья долго смотрел на него поверх очков:
– Он сбежал прямо к комиссару полиции. Господин прокурор, если так будут поступать все преступники, я останусь без работы.
С лавки защиты раздался лающий хохот, прокурор покраснел. Председатель подождал, пока воцарится молчание.
– В своем ходатайстве сторона защиты высказала сомнение о вынесенном серьезном подозрении по поводу совершения преступления. Поэтому я вызываю эксперта, господина доктора Бека.
Что он вообще здесь забыл? Тощий врач в очках занял свое место и ободряюще взглянул на Оливера, который полностью его проигнорировал. И неудивительно, что он не испытывал особого интереса. В этой ситуации он мог только проиграть: либо оказаться за решеткой, либо отправиться обратно к отцу. Все равно, сколько экспертов выступят перед ним. Вехтер вдруг понял, что здесь уже ничего не сможет исправить, будет лишь наблюдать, как Оливера выводят из игры, а вместе с ним уйдут все тайны, которые он унес с собой в подвал. Работа Вехтера была окончена. Он много часов потратил на Оливера, но все оказалось зря.
– Господин доктор Бек, вы осматривали господина Баптиста ночью, когда его застали на месте преступления?
– Его задержали не на месте преступления, – возразил Ким.
Не хватало только, чтобы он кричал, как в американских судебных сериалах: «Протестую, ваша честь!»
Судья сделал вид, что ничего не услышал:
– Вы могли бы нам рассказать что-нибудь о травмах его правой руки?
– Травму руки я не осматривал, но могу зачитать то, что написано во врачебном отчете.
Доктор положил перед собой скоросшиватель, но он мог туда и не заглядывать.
– У пациента обнаружены оскольчатые переломы второй и третьей пястной кости на правой руке. – Бек поднял руку и показал пальцем на ее тыльную сторону. – Обе эти кости можно легко прощупать.
Все в комнате, за исключением Оливера, посмотрели на свою правую руку и тут же смущенно отвели взгляд.
– Вы также осматривали тело Розы Беннингхофф, – произнес Ким. – Вы не могли бы еще раз уточнить, какой рукой был нанесен удар орудием преступления?
– Это было просто установить. Разрез был глубже слева, там он полностью перерезал сонную артерию, а с правой стороны лишь повредил. Справа разрез заканчивался так называемым «ласточкиным хвостом», который возникает, когда холодное оружие поворачивают при вытаскивании. Угол разреза позволяет сделать вывод, что преступник был такого же роста, как жертва, или ниже ее. Орудие преступления – нож – преступник вел слева направо правой рукой, стоя позади жертвы.
– Смог бы обвиняемый, имея такие травмы, держать нож подобным образом?
Вехтер постепенно начал понимать, к чему они клонят. А они сами задавали когда-нибудь этот вопрос доктору? Кто проверял, возможно ли это вообще технически, чтобы Оливер держал в руке нож? Они все исходили из того, что это как-то должно было произойти. Чудовищная ошибка – исходить из чего-либо. Прежде всего, когда на первый план выходило слово «как-то».
Немного подумав, Бек ответил:
– Весьма маловероятно. При переломе пястных костей возникает сильный отек, так что смыкание пальцев в кулак едва ли возможно.
– Это маловероятно или технически невозможно? – спросил Ким, и на его лице появилась металлическая улыбка.
– Технически сжать кулак возможно, сгиб пальцев остается подвижным. Но при этом возникает такая сильная боль, что я не считаю это осуществимым. Нет.
Прокурор вздохнул:
– У меня тоже есть вопрос к господину доктору Беку. Случалось, что боксеры получали переломы пястной кости или перелом Беннетта[58] и продолжали поединок. Стрессовый гормон, который выбрасывался в кровь, позволял это. Возможно ли, чтобы в стрессовой или исключительной ситуации человек не ощущал боли?
Врач обернулся к нему:
– Хороший вопрос, господин прокурор. Совсем не ощущать боли нельзя. Но высокий уровень кортизола и норадреналина может приглушить ее.
– Значит, все же не исключено, что обвиняемый с таким переломом мог держать нож в руке? Под влиянием экстремального стресса или паники?
– Ну да. – Бек в поисках поддержки посмотрел на судью. – Это крайне маловероятно, но не исключено…
– Вы должны определиться, – произнес судья. – Невозможно или возможно? Мы не сможем решить вопрос о предварительном заключении, если будем говорить о вероятности.
– Надеюсь, вам понятно, – начал Ким, – что вы должны ориентироваться на презумпцию невиновности? Вы ведь обвиняете мальчика в тяжком преступлении.
Бек взглянул на Оливера, который все еще сидел с отсутствующим видом, потом опять на судью:
– Я считаю, что обвиняемый мог орудовать ножом.
Судья внимательно посмотрел на Оливера, как благосклонный учитель:
– Господин Баптист, вы все еще придерживаетесь вашего вчерашнего высказывания, учитывая открывшиеся обстоятельства?
Оливер смотрел куда-то мимо, за судейскую дверь, в неопределенные дали.
– Господин Баптист?
Он вздрогнул, взглянул судье в глаза и едва заметно покачал головой, словно отказывался от предложенного леденца от кашля.
– Тогда мы не будем рассматривать дальнейшие экспертные заключения. – Судья захлопнул пурпурную папку. – Я могу попросить о ходатайстве.
Вот и все. Они потеряли Оливера. Если не случится чуда, следственное дело исчезнет в подвале, лет через пятнадцать какой-то коллега откопает его и подивится их тупости.
Но чудес не бывает.
Судья встал, а вместе с ним и все присутствующие.
– Именем народа принимается следующее решение: исполнение ордера на арест остановить.
Загрохотали стулья, загомонили голоса, захлопали папки. Вехтер вскочил в общей сумятице и поспешил к Оливеру, пока его не успели окружить адвокаты в черных робах. Они не могли вывести Оливера из игры так сразу. Пока еще нет. Оставалось еще слишком много «почему», а Оливер носил ответы в себе. Вехтеру требовалось время.
