Подвал. В плену - Нойбауэр Николь
Вехтер снова сел.
– И все же ты это сделал. Ты выдал своего отца. Тебе понадобилось рассказать кому-нибудь, что твой отец был на месте преступления. Ты знаешь, какие выводы я из этого сделаю?
Оливер беспомощно смотрел на свои руки, словно они принадлежали кому-то другому, и качал головой.
– Два вывода, – произнес Вехтер. – Либо ты хочешь обвинить отца, чтобы выгородить себя. Либо ты в себе очень, очень уверен.
– Нет. – Оливер поднял голову, и на какой-то момент его взгляд словно устремился на облака, которые разошлись на небе. – Больше совсем не уверен.
– Вы понимаете, что сейчас обвиняете сына в тяжком преступлении? – спросил Ханнес.
Баптист стоял возле окна, сложив руки за спиной. Жест силы. Так обычно стоят перед собственным окном.
– Он не может отвечать за то, что делает.
– Значит, вы согласны, что это сделал он?
– Нет.
– Хватит его защищать. Если он предстанет перед судом, то понесет наказание, назначаемое несовершеннолетним преступникам. Но если вы будете продолжать это безумие и докажете, что он невменяемый, то его ждет психиатрическая клиника. И оттуда он скоро не выйдет. Тогда этому не будет конца, вы понимаете? Конца не будет.
Он был готов вот-вот получить ответ. Они все еще ходили по кругу, но сегодня он должен получить ответ. Не важно, какой именно.
– Или вы жертвуете сыном? Чтобы самому выйти сухим из воды?
Баптист не обернулся, казалось, что Ханнес просто бросал камни в стену. Постепенно Ханнес начинал понимать Хранителя Молчания. Его метод позволял потратить намного меньше энергии, чтобы заставить другого заговорить.
– Это не так. Некоторые факты подтвердились, – сказал Вехтер. – Мы, между прочим, уже уверены, что твой отец был на месте преступления. Его следы и твои высказывания, а также лопнувшее алиби – этого хватит судье. А теперь я знаю, что ты в себе уверен и слышал его голос, когда был на месте преступления.
Лицо Оливера вновь стало бесстрастным и взрослым.
– Вопрос только в том, зачем он туда явился, – продолжал Вехтер. – Твой отец убил Розу Беннингхофф?
– Нет, – ответил Оливер и снова с удивлением посмотрел на свои руки. – Это сделал я.
Ханнес все еще вертелся возле Баптиста в нескончаемом танце: одинаковые вопросы, одинаковые ответы, одинаковые отговорки. Они слились воедино. Еще несколько попыток – и он прекратит допрос. Он больше не выдержит, не сегодня. Наверное, им придется его отпустить.
Он все испортил.
– Значит, вы продолжаете утверждать, что ваш сын болен психически?
– Это установят эксперты.
Ханнес насторожился:
– Эксперты… на процессе? На процессе против вашего сына? Значит, вы согласны, что Оливер убил Розу Беннингхофф?
– Нет, я с этим не согласен.
Баптист обернулся. К удивлению Ханнеса, он улыбался:
– Ее убил я.
– Ах, брось! Теперь у тебя есть ордер на арест, – сказала Элли, снова массируя Ханнесу шею.
Ей уже было немного жаль его: как у него вытянулось лицо, когда он услышал о двойном признании! Его плечи были совсем перекошены. Собственно, следовало бы их вправить, но она боялась, что Ханнес ей за это вмажет.
– И мы снова оказались в самом начале, да? Мы даже в худшем положении, чем в самом начале. Мы совсем ничего не знаем, но у нас есть еще один мертвец. Знаете что? – Ханнес вывернулся из хватки Элли, положил ключ на письменный стол и схватил куртку. – С меня хватит. Я ухожу в отпуск. Целлер только обрадуется, когда увидит мою спину.
– Иди, Ханнес, будь там! – крикнула ему Элли, но он уже вышел за дверь. Она выбежала за ним в коридор.
Он еще раз обернулся:
– Занимайтесь этим дерьмом сами.
– Оставь его, – послышался сзади голос Вехтера. – Он вернется. Покажи мне лучше нашего незнакомца.
Пожав плечами, Элли вернулась в кабинет и села за компьютер. На экране появился синтетический портрет мужского лица: человек среднего возраста, средней комплекции, в солнечных очках и бейсбольной кепке.
– Таких десятки. – Она постучала пальцем по монитору. – Этой фотографией можно подтереться. Нет никаких примет.
Вехтер, почесав голову, привел волосы в беспорядок.
– Он мне кажется знакомым.
– Но это не французы. Во-первых, они оба выглядят иначе, во-вторых, оба вчера вечером находились в камерах, когда умер Паульссен.
Может, эти двое по какой-то идиотской причине водят их за нос, а на самом деле не имеют никакого отношения к делу? У Вехтера появились такие же мысли.
– Но как же тогда наш незнакомец? Человек, который хотел убрать Паульссена с дороги по иным причинам? Забытый племянник, который намерен прибрать к рукам наследство?
– Пожалуйста, только не это! Я надеялась, что мы здесь когда-нибудь закончим. А вместо этого на нашу голову сваливается второе убийство и два признания. Этот Макс Мустерманн[56] хотя бы следы какие-то оставил? Пожалуйста, дай мне волосок с фолликулом или отпечаток пальца, make my day[57].
Глядя на Вехтера, Элли понимала, что ничего подобного они не нашли.
– Джинсовые нити, – сказал он. – Именно джинсы. Это самый трудный материал, он одинаковый у всех производителей, один похож на другой.
– В тот вечер не приходил новый сотрудник. Этот тип прокрался обманом, – сказала она. – Никто, кроме санитарки на вахте, не видел его. Все соседи сидели в своих комнатах. Сестра Ли еще раз проведала Паульссена, убедилась, что тот принял таблетки и крепко спит. Потом она ушла. Может, он уже был мертв.
Элли постучала по фотороботу незнакомца:
– Ты прикрыл волосы шапкой, ты надел джинсы и перчатки. Ты знал, что делал. И ты неглуп.
– Мы подадим в розыск, – сказал Вехтер, а Элли добавила:
– И тогда непременно отключим телефоны, потому что каждый второй идиот узнает в этом фотороботе своего соседа.
Вехтер присел на край стола и поболтал ногами, не обращая внимания на фоторобот.
– Я сам не могу с собой справиться. Я должен провести время с человеком, которого, как мне кажется, я действительно знаю.
– Ну, тогда удачи с этим типом. А я ушла. Возьми мне среднюю колу и среднюю картошку фри.
Элли ушла, оставив Вехтера сидеть перед снимком, в созерцание которого он погрузился целиком.
Глава 10
Кровавый снег
Срок проверки обоснованности ареста Оливера наступил быстрее, чем ожидал Вехтер. Он совсем недавно получил эту новость по телефону и, пыхтя, направился в комнату следственного судьи. Слава богу, они еще не начали. Оливер уже сидел там и ждал, пребывая в молчаливом ступоре после своего признания. Его окружение состояло из опекуна-представителя в судебном деле из управления по делам молодежи и двух адвокатов: сухого блондина с виллы Баптиста и молодого парня, которого взяли, казалось, для декорации. Он с важным видом листал документы. Один всегда играл роль декорации. Прокурор выглядел как стажер, у него едва успели сойти подростковые прыщи. Хенке еще не показывался. Стены комнаты, казалось, сдвинулись, в ней стало тесно, пока они ожидали. В воздухе висели страх и отчаяние сотен бедолаг, которые не знали, выйдут они из этого здания через подвал или через входную дверь. Их молекулы тонким слоем легли на стены и мебель. И избавиться от этой ядовитой испарины было невозможно, сколько ни убирай здесь.
Вехтер вышел за дверь и вынул телефон.
– Добрый день еще раз, – поздоровался он с госпожой Вестерманн из управления по делам молодежи. По телефону она казалась запыхавшейся, теплоты в ее голосе как не бывало. – Нам стоит вдвоем поразмыслить насчет этого мальчика…
– Нам?
– Если уж нам и предстоит снова выпустить его, то он ни при каких обстоятельствах не должен оказаться в родительском доме. Что должно с ним случиться? Может, его возьмут под опеку?