Олег Алякринский - Клятва на верность
Потом стали вылезать к микрофону разные сомнительные личности из предвыборного окружения кандидатов в депутаты. Были и люди Варяга. Славили его и хаяли всех остальных — как и надо. Чем проще, тем лучше. Некоторые из чужих открыто поливали грязью Щербатова. Варяг присматривался, какое это производит впечатление, и видел, что никакое.
Некоторые выступления были просто смешны. Один оратор — тощий и гнусавый, — брызгая слюной и шмыгая прыщавым носом, надсадно орал, что Щербатов уже потому далек от простого народа, что с детства был баловнем судьбы, везунчиком. Этому доказательство — степень доктора наук в тридцать с небольшим лет. Такие молодые честолюбцы, не видящие ничего, кроме собственных целей, готовы всех и всё продать, лишь бы самим было хорошо.
— Что он знает о нашей жизни? — визжал доходяга. — Да ничего не знает. Засел в своей академии и взирает на нас, честных тружеников, свысока, как барин.
Варяг едва не расхохотался, слушая эту ахинею. Но вот одно выступление его больно задело. Вылез какой-то крепыш с красным от запланированного негодования, но неглупым лицом, оглядел толпу орлиным взором, словно выискивая своих сторонников, к кому и следует обращать речь, и уверенно начал:
— Россияне! Нас призывают голосовать за Владислава Щербатова. А что мы знаем о нем? Тут вот говорят, будто он книжный червь, ученый, а я утверждаю, что он вор-рецедивист, неоднократно судимый и неоднократно сидевший в местах не столь отдаленных. Говорят, что он популярен в народе, что его программа предлагает выход из экономического кризиса, в который нас ввергло Правительство Гайдара, а я говорю вам, что в предвыборной кампании Щербатова работают бандитские деньги и его план нацелен на то, чтобы потом легче было отмывать незаконные доходы. Вы спросите, откуда я это знаю? А я вам скажу: присмотритесь сами к господину Щербатову — и вы тоже поймете, что с этим кандидатом дело нечисто, Он и его люди раздают простым людям месячные зарплаты только за обещание отдать ему свой голос на выборах. Кто, скажите мне, кроме воров и бандитов, способен вот так бесконтрольно швыряться деньгами? А эти молодые мордовороты, что снуют в толпе и агитируют голосовать за Щербатова! Как только он появляется на публике, в толпе сразу появляются эти быки — чем не уголовники, охраняющие своего пахана? Он же обычный уголовник, купивший себе научную степень и мечтающий теперь купить себе депутатский мандат!
Впервые в жизни Варяг услышал такие наглые инсинуации в свой адрес. Подобные слова, сказанные публично, требовали немедленно самого жесткого ответа. Политический митинг оказался похож на свару зэков в казарме. Как и там, на зоне, здесь, в Москве, поганое слово, прилипнув, могло поставить клеймо позора, и результат тот же самый — тебя переводят в обиженные…
Но обиженным Варяг никогда не был в той своей прошлой жизни, не собирался становиться и сейчас. Даже понимание, что выкрикнутые с трибуны слова ничего не значили, что вокруг вообще другой мир, не имеющий ничего общего с жизнью в зоне, не дало облегчения. Варяг задыхался, галстук давил шею, кровь бухала в висках. «Почему это я должен приспосабливаться ко всем этим козлам? Почему я, а не они?»
— Случайно не знаешь, кто это там разоряется? — жестко бросил он одному из своих быков, крутившемуся вокруг и бдительно охранявшему хозяина.
— Кирилл Новиков. Он один из лидеров партии «Народного демократического союза».
Варяг повернулся и пошел прочь. Он был вне себя от ярости и твердо решил не спускать дело на тормозах. Садясь в «Волгу», усмехнулся: он уже придумал, что надо сделать с этим болтуном Кириллом Новиковым.
* * *Ангел выглядел уставшим и растерянным. Он работал в избирательном штабе Варяга на износ, считал предвыборную кампанию своим детищем, не спал и не ел — весь был поглощен этим новым для него и таким интересным, как оказалось, занятием.
Сейчас же, услышав, что хочет от него Варяг, он некоторое время не мог ничего понять. А когда понял, искренне удивился.
— Ну и что? Мало ли кто кого как обзовет? Да ты побольше походи по этим митингам — такого наслушаешься, уши завянут. У нас в зоне так не поливают никого, как они друг дружку! Да у нас и представить такого базара нельзя. У нас, сам знаешь, после таких слов всех выступающих на перо поставили бы немедля. Ты пойми, это у них такая форма борьбы. Никто же всерьез не принимает всю эту болтовню, все рассчитано на реакцию толпы. И только. Ты хочешь подставить под удар все наше дело!
— Я все понимаю, Ангел, — спокойно возразил Варит, — Здесь, на воле, не обращают внимания на смысл слов. Другая культура, как говорят в научных кругах. Привыкли держаться за букву закона, вот и доходят до идиотизма. Я только одного не понимаю: почему мы должны подлаживаться под их законы, а не они — под наши?
— Влад, — устало вздохнул Ангел. — Ты рассуждаешь, как вор. Но ведь ты обязан научиться думать, как фраер, поступать, как фраер, а значит, надо терпеть их словесный понос.
— И утираться? — усмехнулся Владислав. — Знаешь, устал я утираться. Можно я хоть пятнадцать минут в месяц побуду Варягом. Мне иногда дозарезу хочется вновь стать простым уркой…
— Ну не знаю. Все-таки подумай.
— Нет, я сказал свое слово!
— Ладно, как скажешь! Ты смотрящий — тебе решать. Сделаем. Думаю, ничего страшного не случится. — Ангел откинулся в кресле. Задумался. Вдруг губы его искривились усмешкой: — А знаешь, может, ты и прав. Хоть повеселимся от души. Как, говоришь, зовут этого фраера? Новиков?
— Да, Кирилл Новиков. Узнай, где живет и работает.
— А чего узнавать. У меня полное досье на всех этих гавриков. Из тех же источников, что и досье на твоего Парфенова. Я про них все наизусть знаю. Новиков один живет, жена его год как бросила. Как он весь с головой в политику ушел, так она и ушла. Хочешь, сегодня же вечером пошлю к нему своих пацанов?
— Ты не понял, Ангел. Мне самому надо с ним потолковать. Никто — ни вор простой, ни фраер городской — не может безнаказанно оскорблять смотрящего России.
— Ладно, сказано — сделано. Как ты хочешь?
И Варяг сказал как. Некоторое время Ангел оторопело смотрел на него, обдумывал услышанное. Варяг жадно ждал. Ангел засмеялся, потом захохотал. Владислав тоже не удержался от смеха. Некоторое время они хохотали, уставившись друг на друга, не могли остановиться.
— Ну ты и даешь! — наконец успокоился Ангел. — Такого спектакля я и сам не хочу пропустить. Научим козла жизни.
Поздно вечером, ближе к полуночи, входили в подъезд дома, где жил председатель партии «Народный демократический союз» Кирилл Новиков, один за другим. Сначала трое быков Ангела, затем Варяг, замыкал группу Ангел. Район был в это время безлюден, только где-то из темноты доносилось бренчание гитары, да сиплые голоса подростков тянули какую-то песню про плачущую девочку в телефоне-автомате.
В подъезде хрущевки-пятиэтажки пахло бедностью. Стали подниматься по темным ступеням. На верхних этажах горел свет, так что слабые отблески через лестничный пролет позволяли едва-едва угадывать ступеньки. Тихо щелкнул открываемый отмычкой замок. Стараясь не шуметь, скользнули в дверной проем, закрыли дверь за собой. Сразу пахнуло человеческим жильем, давно не проветриваемой затхлой атмосферой уюта. Квартира оказалась двухкомнатная.
Вошли в правую комнату — никого. Тогда тихо двинулись влево. На диване у стены кто-то спал — хозяин, конечно. Ангел закурил, и при свете огонька от зажигалки стал виден спящий.
Зажгли свет. Один из быков резко сдернул с кровати одеяло. Спящий проснулся и сел, глядя на непрошеных гостей как на пришельцев из мира теней. Владислав сразу признал болтуна с митинга. Метнувшись к Новикову за спину, бык быстро накинул и затянул петлю на шее. Тот захрипел, задергался, засучил ногами. Варяг сделал знак — и бык ослабил удавку.
— Кто вы такие? Что вам надо? — захрипел Новиков.
— Не узнаешь меня? — грозно спросил Варяг.
Новиков всмотрелся, и по выражению лица его стало ясно: узнал.
— Вы Щербатов. Но как?! Зачем?! Что вам надо?
— Я сегодня слушал в Свиблово на митинге твою речугу. Лихо языком чесать научился в своем вычислительном центре. Лучше бы другому научился. Слышал такую поговорку: молчи больше — за умного сойдешь. Разбазарился ты нынче не к добру, дурачок. Придется тебя поучить.
— Я милицию вызову! — крикнул Новиков.
Ангел отвернулся, словно ему сразу стало скучно. Один из быков по знаку Варяга коротким ударом ноги в подбородок опрокинул Новикова на пол. Подождали, пока тот поднимется, отдышится, отхаркается, придет в себя.
— Ты как меня сегодня на митинге называл, помнишь? Уголовником называл. А еще «голубем». Кое-что ты угадал, фраерок. Я ведь и впрямь вор в законе. Но насчет «голубка» ты, парень, обознался. Или намеренно сбрехал. В петухах я никогда не ходил. И если от пацанов моих какое-то сияние и исходит, то не голубое, а красное, цвета живой крови. Ты мне на душу наступил своими грязными ботинками, Новиков. И знай: ты меня рассердил. Я сначала думал тебя удавить, а потом решил дать тебе шанс. Ты хоть понимаешь, что я тебе сейчас говорю, козел?
