Инвестор. Железо войны - Николай Соболев
— Было бы интересно посмотреть, как закончите.
— Вы непременно их увидите, сеньор генерал. А сейчас, сеньоры, приглашаю всех на обед!
Небольшой банкет накрыли в «инженерном» зале столовой, куда мы и проследовали — кто же откажется от перспективы на халяву поесть и выпить?
— ¡Arriba España! — возгласил Франко и его поддержали хором.
Офицеры делились впечатлениями, но самый лучший водитель из них, сделавший аж три круга, после первых тостов поднялся с бокалом в руке.
— Друзья, мы забыли, что сеньор Грандер американец, — он сделал многозначительную паузу и гаркнул: — ¡Viva Estados Unidos!
За Соединенные Штаты выпили с не меньшим энтузиазмом.
А вот после обеда я сел в лужу.
В «либертарно-коммунистическом» цеху дела и так шли к логическому завершению, но я не ожидал, что это произойдет так быстро, драматично и в такой неудачный момент.
Когда я провожал «африканцев», из цеха вывалилась возбужденная толпа орущих друг на друга — рожи красные, всклокоченные, еще минута и начнется драка. В воздухе густо реяли испанские матюки, с упоминанием родни спорщиков, всех сельскохозяйственных животных, а также их разнообразных гибридов.
— Как интересно у вас организована работа, — иронично хмыкнул Франко.
Пришлось выкручиваться:
— Новички. Мы всех собираем в один цех для притирки.
— Но зачем???
— Американская организация труда сильно отличается от испанской, тем более у каждого свой опыт, свои представления. Станок непривычен, инструмент не тот, двигатель должен быть дизельным, а лучше выпускать не машины, а мотоциклы и так далее.
— То есть это вроде курса обучения новобранцев? — перевел на знакомые рельсы один из полковников.
— Именно так.
Скандал у цеха тем временем утих, чему немало способствовало появление охраны и дежурных. Разгоряченные спорщики возвращались на рабочие места, но некоторые двинулись к выходу. Я мысленно выдохнул — только драки на глазах у офицеров нам и не хватало.
— Мне кажется, вы даете им слишком много воли, сеньор Грандер.
— Я предпочитаю, чтобы они обожглись сами, сеньор Франко. Знаете, сколько ребенку не говори, что кофейник или чайник горячие, он все равно хочет попробовать сам. А как попробует, больше и говорить не надо.
Вот так закончился эксперимент с анархическим цехом — часть рабочих наотрез отказалась работать с бывшими товарищами, часть в сердцах расплевалась с профсоюзом, часть вообще уволилась. Вот этих было жальче всего — квалифицированные кадры на дороге не валялись.
Новости произвели удручающее впечатление на Хосе-Буэнавентуру, а вот Махно предполагал именно такой исход. Снова и снова на жуткой смеси испанского с французским с вкраплениями русского и суржика он втолковывал Хосе о необходимости организации и дисциплины. В испанском Нестор заметно продвинулся, в основном, благодаря постоянным беседам с Хосе — тот, как маленький почемучка, «хотел все знать» и атаман изложил ему практически всю историю махновщины в виде устного эпоса.
Помимо Хосе, к Нестору тянулась нескончаемая вереница паломников — слух о его прибытии широко разошелся среди активистов и симпатизантов CNT/FAI, и в санаторий практически ежедневно гоняли автобус с завода.
Анархисты имели неприятное свойство при малейшем попустительстве усаживаться на шею, будто так и надо. Стоило два раза отправить «паломников» на автобусе, как следующие попросту начали вымогать у нас транспорт.
Ситуацию исправил, как ни странно, Серхио, давший отлуп Рикардо. Когда тот привел очередную группу «экскурсантов», которым требовалось вот прямо сейчас, немедленно, увидеть Нестора Ивановича, мой секретарь раздраженно буркнул:
— Ну ты прямо король!
Более обидное для анархиста обзывательство придумать трудно, и Рикардо опешил:
— Это почему?
— А когда в Средние века правители со свитой путешествовали, они очень любили останавливаться на месяц-другой в гостях у вассалов или в монастырях, — ехидно ответил мой секретарь. — И жили там за чужой счет, и так из года в год, словно им обязаны были. Отчего и появилась формула «Моя любезность не должна превращаться в повинность».
Рикардо хмыкнул — так-то он парень вежливый, но с точки зрения активистов, буржуи должны рабочему классу, как земля колхозу. Но аппетиты поумерил, а мы, со своей стороны, сделали рейсы регулярными — утром туда, вечером оттуда. Все равно в санаторий грузы возить надо.
Кроме субботы — в субботу я ездил к Махно сам, в компании Галины и Лены. Девочка училась в школе, мама при ней, жить в санатории не очень удобно, а так я привозил, а на следующий день они уезжали на автобусе. Можно было поселить всю семью Махно вместе, в Овьедо, но там нет горного воздуха.
Регулярное, усиленное и разнообразное питание, чего Махно был лишен в Париже, отсутствие стресса из-за необходимости поисков заработка, комфорт и относительное высокогорье буквально преобразили Нестора: в последний раз я застал его за гимнастикой на турнике. Жилистое тело со шрамами от сабельных ударов или пулевых ран, сухие мышцы в сочетании с отросшей шевелюрой и появившимся в глазах блеском — наверное, таким и был Махно в годы Гражданской.
К алкоголю, как ни странно, Нестор оказался вполне равнодушен, причем присутствие или отсутствие Галины на это не влияло. А вот Хосе, как настоящий испанец, не мыслил себе трапезу без вина. Ну и я его поддерживал, как говорится, «только для запаха»: своей дури и так хватает.
Сегодня Нестор излагал военную организацию махновщины:
— Мы должны были до зубов вооружиться сами и вооружить все население. Ведь наш главный враг, государственная власть, могла вооруженно обрушиться на нас, чтобы лишить прав на самостоятельную жизнь.
Он взъерошил волосы и рубанул воздух рукой, но опомнился — не на митинге, агитировать не нужно.
— Мы, члены наспех сколоченной организации, собрались в Гуляй-Поле и постановили создавать вооруженные силы труда, без которых ему не справиться со своими многочисленными врагами. В каждом селе взялись за создание вольных батальонов, а я с группой наиболее преданных товарищей, передвигался по уезду для оказания помощи.
Так и выросла махновская структура: всеобщее вооружение народа, территориальные части и ударное ядро. Хосе даже записывал в книжечку, но сильно заспорил с Махно, когда рассказ коснулся обучения. Дескать, каждый анархист настолько сознателен и предан делу революции, что его учить — только портить, в решающий час все, как один… Ну и тому подобная чушь.
— Власть не только вооружена, власть для использования оружия против трудящихся имеет специально обученных людей, армию, жандармов и полицию. Мы должны поэтому знать, как держать в руках оружие, чтобы ответить ей тем же.
— И кто же их будет учить? Те же полицейские или военные?
— В самом Гуляй-Поле нашлись люди из бедных крестьян, имевшие за собой серьезную военную подготовку. Они