Комбат. Олимпийский характер - Андрей Воронин
– Может, еще кто-то брал? – высказал предположение Пышкин.
– Может быть…
– А рекомендация там есть? – поинтересовался Пышкин.
– Есть, – кивнул Комбат, он оторвал и бегло прочитал рекомендации, – и названы симптомы, практически совпадающие с тем, что мы видели. Пострадавшие впадают в состояние, напоминающее летаргический сон. А потом даже после использования адсорбентов продолжают пребывать в прострации. А этот чудодейственный напиток, который разлит в бутылки с обычными советскими этикетками, представь себе, проясняет сознание.
– А как на счет М и Ж? – спросил Пышкин.
– Какого М и Ж? – не сразу понял Комбат.
– Ну, подействует ли он на женщин так, как на мужчин?
– Ничего не сказано, – пожал плечами Комбат. – Сколько брать бутылок?
– Я бы и ящик забрал, – сказал Пышкин. – Там, не забывай, в больнице еще пострадавшие…
– Да, я представляю картину, когда мы с тобой завалим в больницу и будем предлагать пострадавшим водку! – покачал головой Комбат, аккуратно подавая Пышкину четыре бутылки, и успокоил его: – Ее же не нужно много. Да еще женщинам. Им мензурки хватит.
– Ну ты прям как химик заговорил, – улыбнулся Пышкин. – Может, тебя на этот химический заводик поставить управляющим?
– А ты что, не будешь его, этот заводик, продавать? – удивился Комбат.
– А что?
– Да вот не пойму, зачем тебе такая головная боль? Это же, надо понимать, территория подконтрольная. Те, кто его купить хочет, ими, поверь, большие начальники, как марионетками, руководят.
– А что же мне с ним делать? – растерянно произнес Пышкин.
– Думай, Пышкин, думай. И я вместе с тобой думать стану. Что-нибудь да придумаем, – проговорил Комбат, слезая с лестницы и отряхивая от пыли руки.
– Да уж. Я думаю, – покачал головой Пышкин, – но пока Кравчинский невменяем, я один вряд ли что сделать смогу. Я говорю тебе, давай ему водки возьмем. Ну хотя бы Кравчинского приведем в чувство. Это же он здесь всем заправлял.
– Я думаю, что, если бы Кравчинский здесь действительно всем заправлял, он бы давно весь этот советский стратегический запас распродал. Я думаю, что о подземном ходе и этих складах до последнего времени вообще никто ничего не знал. А если и знал, то забыл.
– Ладно, пошли, – махнул рукой Пышкин.
Но в коридоре их поразила тишина, которая неожиданно повисла вокруг. Перестали кричать и топать не только мужчины, но и женщины.
Комбат сразу схватил Пышкина за плечо и затащил опять в комнату, где находились экраны наблюдения. Там по-прежнему никого не было, но экраны работали почти все. И самое удивительное, что на том экране, где была женская камера, происходило что-то еще каких-то полчаса назад невообразимое. Женщины передавали одна другой кружки с какой-то жидкостью, которая, стоило сделать несколько глотков, приводила их в чувство.
– Интересно, и кто им что подсунул?.. – покачал головой Пышкин.
– Меня больше всего волнует не что им подсунули, а кто им подсунул. И где он сейчас сам находится, – проговорил Комбат, вглядываясь то в один, то во второй экран.
– Что вы тут делаете?! – вдруг раздался сзади громкий грубый голос.
Оба, нащупав пистолеты, резко повернулись. На пороге стоял здоровый, почти квадратный, парень-амбал.
Он, ни слова не говоря, резко пошел в наступление и двумя одновременными точными ударами рук выбил пистолеты прежде, чем они успели выстрелить. Комбат с Пышкиным, уклонившись от следующего удара, попытались сами применить несколько действенных приемов. Но амбал, несмотря на свои габариты, был изворотлив и ловок. Однако двое подготовленных и не раз обстрелянных в боях бывших спецназовцев, хотя бывших спецназовцев не бывает, в конце концов справились и с амбалом. Скрутив и связав валявшейся на полу веревкой ему руки, они усадили его на его же кресло. Амбал ничего не говорил и только тяжело дышал. От него просто-таки разило перегаром. В конце концов он, кивнув на предусмотрительно поставленные Комбатом и Пышкиным на верхнюю полку бутылки, прохрипел:
– Дайте водки!
Комбат внимательно посмотрел на него и, взглянув на бутылки, выбрал ту, в которой была водка, говоря проще развязывающая язык. Еще на складе они с Пышкиным, чтобы не перепутать, поставили на бутылках специальные знаки. На бутылках, которые были предназначены для налаживания доверительной беседы, они весело нарисовали язык.
– Дайте водки! – повторил амбал.
Комбат осмотрел комнату в поисках стакана. Но потом, чтобы не тратить времени, дал все-таки выпить прямо из горлышка.
Амбал сделал несколько жадных глотков, а потом покрутил головой и сплюнул:
– Не то! Гады! Не то!
На какое-то мгновение он вдруг как бы отключился, а потом вдруг посмотрел на присутствующих вполне осмысленно и тяжело вздохнул:
– Да, мужики, не думал я, что меня хоть кто-нибудь когда-нибудь скрутить сможет! Старею… Видно, совсем старею. Только водка не старится. А я спиртовался-спиртовался, а вы меня взяли и скрутили.
– А что ты думал, ты непобедим? – пожал плечами Пышкин.
– Да я, Амба, почти пятьдесят лет непобедим! – гордо заявил амбал.
– Амба? – переспросил Пышкин.
– Пятьдесят лет? – удивился Комбат.
– Да, я Амба, – ответил мужчина, – и я охраняю эту территорию уже более тридцати лет.
– Странно, – покачал головой Пышкин.
– Что именно? – уточнил Комбат.
– Кравчинский как-то с кем-то в разговоре по мобильнику называл это имя или кличку Амба… Только в связи с чем, не помню… – в задумчивости проговорил Пышкин.
– Кравчинский встречался со мной, – вдруг проговорил Амба, – но там, наверху, в лаборатории. Сюда я никого не пускаю.
– А нам там мужчины говорили, что лазили сюда, – вспомнил Комбат.
– Они лазили без моего разрешения, тайно, – проговорил Амба, – и это началось совсем недавно… Раньше такого не было.
– Ты нам лучше скажи, зачем вы с Кравчинским встречались? – спросил Пышкин.
– Это получилось случайно. Я выхожу наверх редко, в основном ночью. Так, немного подышать. Но благодаря этим экранам я точно знаю, что где делается, что и в каких количествах производится, где хранится… – проговорил Амба.
– А ты кому подчиняешься? – спросил Комбат. – Кто теперь здесь руководит производством?
– Раньше, в
