Эльмира Нетесова - Изгои
На следующий день, прихватив Зинку, Толик пошел к дому, названному бомжами.
Боюсь я его, — тряслась Зинка.
Дура! Чего ссышь? Ты вовсе не нужна ему. Ты просто посмотри, этот приставал к Антону или нет? — подвел девчонку к окну.
Ну! Видишь кого-нибудь? — дергал нетерпеливо.
Вижу бабу! Мужика там нет! — ответила, клацая
зубами.
Давай подождем немного, — предложил Толян.
Время шло, а к дому никто не подходил. Зинка понемногу успокоилась и заглянула в другие окна.
Нет! Там молодой мужик сидит, а тот был престарелый. Этот рыжий. Тот седой!
Значит, мимо! Прокол. Надо другого искать, — потащил домой Зинку. Проходя мимо вокзала, попросил подождать, пока купит сигарет.
Толик едва протискивался в толпе пассажиров и не сразу почувствовал, как его локоть сдавили. Оглянулся, увидел Зинку, побледневшую, испуганную. Она указывала на выход.
Здесь он! Я с ним столкнулась нос к носу. Скорей! — торопила пацана. Толик бежал за девчонкой. Они выскочили на перрон. Возле телефонной будки спокойно курил человек.
Вот он! Тот самый! — невольно спряталась Зинку за спину Толика. Пацан, велев ей уйти в сторону, пошел к мужику неторопливо.
Закурить не найдется? — долетело до Зинкино- го слуха.
Не курю! Давно бросил, — отвернулся человек. Толик стал шарить у себя в карманах, словно искал деньги или сигарету. Человек отошел в сторону.
А огонек найдется? — снова подошел к нему
Пузырь.
Возьми спички! — подал коробок. Пузырь прикурил, осветил лицо человека.
Что надо?! — спросил тот раздраженно.
Знакомого ищу.
Со спичками? — хмыкнул мужик.
Приходится. Кое-что сказать хочу.
Кому? Мне? Но я тебя не знаю. Ищи своего знакомого в другом месте.
Зачем? Я уже нашел!
Меня? Ты ошибся!
Нет! На этот раз — в точку! — рассмеялся Толик и сказал тихо: — Давай отойдем немного, без шороха. Слышь, дядя! Трепыхаться не стоит.
Ты что, пацан, офонарел? Ты меня явно с кем- то спутал!
Вот и выясним!
Человек отшатнулся, сделал шаг в сторону. Толик преградил путь.
У меня нет денег. Зря стараешься!
Я не налетчик! Трясти на башли не собираюсь. У меня к тебе разговор есть. Ты понял?
Человек терял терпение. Вот он вырвал руку из кармана, резко взмахнул. Пузырь успел перехватить, закрутил руку за спину.
Зинка! Сюда пыли! — повернул мужика лицом к
свету.
Он к вам приставал? — спросил девчонку.
Он! Я его запомнила.
Что надо вам, гадье? — пытался вырваться мужик.
А ты ее не узнаешь?
Впервые вижу…
А возле магазина приставал к Антошке! Забыл уже? — потеряла Зинка страх.
Иди ты…
К человеку шпана пристала! Гляньте! Двое к одному прицепились! — остановилась баба в двух шагах от Толика. Она хотела позвонить и не решалась подойти к будке.
Мы не грабим и не убиваем! Идите куда надо! — успокоила бабу Зинка.
Привязались сопляки! — повысил голос мужик.
А ну, ответь, падла, куда дел нашего Антона?! — закрутил руку повыше Толик.
Отпустите человека! Не то вызову милицию! — пригрозила баба.
Пузырь чуть ослабил руку. Человек мигом вырвался и бросился бежать. Толик за ним. Эти места он знал хорошо. И бежал, не глядя под ноги. Нагнав, сбил с ног. Тут, на выезде из города, никто не мог помешать разборке. Пузырь уже не сомневался. Именно голубые носили в мочке уха маленькую, похожую на пуговку, металлическую сережку. Она была особой меткой, по какой голубые легко, издалека и повсюду узнавали друг друга
Где Антон? Колись, падла, пока не расписал! — приставил к горлу перочинный нож.
Не знаю никакого Антона…
Ты, сука, приставал к нему! Ты шел следом, чтоб узнать, где живет! Ты его увел с базара! — ударил под дых.
Не знаю никого! — прохрипел мужик.
Я предупредил тебя! — взмахнул коротко. Ударил свинчаткой в висок.
Бандиты! — пытался кричать мужик, но сознанье отказало.
А может он не виноват? А вдруг кто другой увел Антошку? — подала голос Зинка.
Молчи, слепая дура! Смотри сюда! Иль не узнаешь? — указал на шею мужика.
Зинка вскрикнула, увидев на чужом человеке крест, какой был у Антона. В нем не было ничего особого, но маленькие бриллианты, вкрапленные в него, светились даже в темноте. Ни у кого другого не видел Толик ничего подобного. Заметил тот крест и Чирий, но не снял с пацана. Не осмелился, не решился. В доме Дикой Кошки даже в голову такое не пришло никому.
Выходит, он убил Антона? Ведь пацан не мог снять крест через голову. Башка была слишком большой, а цепочка без замка. Он даже мылся с ним! — вспомнила Зинка и заплакала.
Заткнись! Я этого хмыря придержу. А ты сбегай вон в тот дом, в подвал! Крикни Банана. И сюда ко мне пришли! Да живей! — прикрикнул на девчонку.
Через пяток минут орава парней выскочила из подвала, помчалась на помощь к Пузырю.
Костю надо! Пусть лягавый колет падлу! — предложил кто-то из парней.
Я не колоть его, размажу гада! Сам! Своими руками! — бил мужика по щекам, приводя в сознание. Тот, открыв глаза, увидел парней, наблюдавших за каждым движением. Понял, вырваться, сбежать не сможет.
Задавлю падлу на Антошкином кресте! — пообещал Толик глухо, и мужик понял, чем он выдал самого себя.
Уходи, Зинка! Теперь ты не нужна! Беги домой без оглядки. Шустрей! Никто тебя не тронет! — поторопил девчонку Пузырь. Той не стоило повторять.
Где Антон? — тряхнули мужика жесткие руки.
Теперь уж все! Опоздали бандюги! Песня спета! — ответил, понимая, что живым ему не уйти.
Колись, пидер! — не выдержал кто-то из ребят, ткнул кулаком в бок так, что искры из глаз посыпались.
Где Антон?
Вон там! — указал глазами в черное небо.
Где урыл?
Тебе не надыбать. И никому! Ему там спокойнее…
Он еще изголяется, козел! Дай я его достану! — протискивался плечистый, рослый парень, сжимая в громадные кулаки волосатые руки. Вот он схватил в горсть все лицо мужика. Сдавил его. Адская боль сковала панцирем.
Колись! Где Антон? На куски пустим! — услышал в самое ухо.
На пустыре он. Там теперь засранец!
Зачем убил его?
Орал много и кусался как собака!
Чего ж не отпустил его?
Человек молчал, но когда ему двинули в пах коленом, взмолился:
Не мог иначе. Он все равно откинулся б! Слабак оказался. Не выдержал меня.
Когда убил?
Давно. Позавчера. Он долго ныл. Все звал кого-то по именам. И я не выдержал. Он жаловался им на меня, просил отплатить, а я не верил, что у него есть кто-то, кроме той паршивой девчонки, с какою побирался. Я смеялся, а он грозил мне. Он — сопляк, обзывал. Теперь уж все! Когда змееныш замолчал, я кайфовал. Меня никто не обзывал так грязно и обидно! А ведь я его не собирался убивать. Хотел по-хорошему с ним обойтись. Да только он был шпаной как вы! — затих, получив в челюсть.
Вам его не поднять. А и выкопаете — не узнаете! Уделал как маму родную. И на куски порвал! Собаки не опознают. А вам и вовсе не узнать! — захлебнулся кровью, хлынувшей изо рта. Перестарались парни, сдавив его.
А через день нашла милиция на пустыре Антона Убийца не соврал. Он перед смертью сказал правду. И все ж… родные опознали своего по приметам.
Зинка, узнав подробности, перестала ходить в город через пустырь. Ей все мерещился крик Антошки, зовущего ее на помощь.
Катька быстро выкинула из памяти случившееся. С бомжами, особо с детьми, случались в городе трагедии куда как страшнее. И малолетних бомжей уже невозможно было удивить человеческой жестокостью. Поражало, когда видели доброе. Вот от него впрямь отвыкли люди. Может поэтому, ощутив каплю тепла по отношению к себе, искренне удивлялись и, подняв к небу головы, истово перекрестившись, шептали тихо: Господи! Ты еще видишь нас…
Глава 10. Дылда.
Прошку знала не только свалка, а и весь город. Еще бы! Второго такого матерщинника, выпивохи и бабника не было на земле. Даже падальные вороны опасались садиться или пролетать поблизости от него. Прошка враз раскрашивал их биографию, вспоминая им все с самого нежного возраста. И обещал такое, от чего они на лету гадили со страха. А вдруг не шутит этот мужик?
Прошка никогда не жил в одиночестве и не терпел скуки. Вокруг него, несмотря на мат, роились всякие мужики бабы, бездомные собаки и кошки, свыкшиеся с громоздким человеком, какого знали по кличке Дылда. Звали его Сундуком и Шкафом, вобщем, всем большим и безобидным. Прошку это не задевало.
С утра, как только солнце заглядывало в его самую большую и несуразную лачугу, Дылда просыпался, стряхивал с себя пяток полупьяных баб, прилипших к нему еще с вечера, и вылезал наружу. Там выпрямлялся, потягивался под собственные зловонные напевы и, убедившись, что все в порядке, будил спящих в лачуге громовым голосом:
