Олег Приходько - Прыжок рыси
Признайтесь, Константин Григорьевич, вас немножко смущает бизнес, который приносит нам доходы? Вы что же, считаете, что с девочками, жаждущими любви, можно бороться с помощью милиции? Они были до нашей эры, есть сейчас и будут всегда — так задумано природой. Идти к ним или не идти, платить им или не платить — личное дело каждого. Препятствовать этому — попирать права человека; загнать этих девочек в подполье — получить взамен денег всплеск венерических заболеваний и неорганизованную шайку сутенеров. В 1805 году из опия был выделен морфин. С благородной, разумеется, целью: облегчить страдания людей. Вскоре был установлен вред от него — наркозависимость. Стали искать безвредное вещество. Что получили? Правильно: героин. Стали бороться с людьми, которые взяли организацию его производства в свои руки. Что получили? Двадцать пять «семей» разрослись, и на сегодняшний день этим бизнесом занимаются уже сто «семей»! Люди, которые хотят облегчить свою жизнь с помощью наркотиков, ее облегчат. Если им мешать — они будут прятаться, использовать грязные шприцы, но все равно добьются своего. Стали запрещать посевы мака. Появился синтетический морфин, содержащий примесь кодеина. Производство его еще проще, скажу как химик: такой морфин превращается в героин одностадийным ацетилированием. Не стану отнимать вашего драгоценного времени, господа, частными примерами. Поверьте, при всем глубочайшем уважении к присутствующим, ничего не стоит доказать, что все они — мелкие шавки по сравнению с теми, кто сидит в Москве и руководит аналогичным бизнесом в масштабах России. Извините, Аллочка, к вам это нс относится…
Хохот и аплодисменты разрядили напряженную тишину.
— Я — шавка крупная, — отшутилась Федина.
— Не будем трогать нефтяной вопрос, вы и без меня знаете, кто распределяет квоты. А вот по какому праву распределяет — это интересно. Земля рожает, рабочие добывают — при чем здесь московское начальство? Да они и сами чувствуют несправедливость, иначе этим не занимался бы начальник охраны Президента. Нельзя обходиться без вооруженной охраны численностью в несколько тысяч человек там, где идет речь о миллиардах долларов и сферах влияния на земном шаре. Но нефть — это высокие материи. Я хочу поговорить о том, что подвластно нам, простым смертным, и что отвечает нашим, общим с вами, Константин Григорьевич, интересам. Начальник Приморской милиции — честный коммунист и принципиальный человек. Но он продукт своего времени. Он не понимает, что пистолет системы «ТТ» не конкурирует с автоматом системы «узи» и ракетой «стингер», а телефоны в его кабинете не могут соперничать с «моторолами», которые мы носим в карманах. «Канарейки» ГАИ не угонятся за «феррари» и «мерседесами-600», а все, кого Литвинов и Остапчук арестовывают — это люди, которые просто перестали быть нам нужными. Вы хотите искоренить преступность? Искореняйте! Вполне возможно, что среди восемнадцати тысяч приморских милиционеров найдется один, которого устраивает его зарплата. Но один в поле не воин, Константин Григорьевич. Не окажитесь и вы в одиночестве.
Господа!
Я предлагаю тост за современного, умного, неподкупного руководителя, пользующегося доверием и уважением народа, нового губернатора Приморской области Константина Григорьевича Гридина.
Ура, господа!..
2
У выхода из театра, в котором проходило собрание, губернатора поджидал Хализев.
— Махнем в «Таверну»? Кажется, время обеда? — посмотрев на часы, предложил он бодро.
«Неспроста приглашает, — подумал Гридин. — Не иначе, собирался синклит».
Не ответив, он подошел к «ЗИЛу», набрал домашний номер. Трубка ответила гудками. Дома его ждали с утра заказанные борщ и пельмени, хотелось пообедать одному, отдышаться, но он не исключал, что Хализев пригласил на обед кого-то еще и отказ будет воспринят как попытка увильнуть от назревшего объяснения.
— Поехали…
«Хоть бы в ресторан меня не сопровождал этот «эскадрон гусар летучих»!» — подумал Гридин, покосившись по сторонам. Но Ставров на этот раз оказался на высоте, за «ЗИЛом» следовала одна лишь бежевая «волга», на которой губернатор ездил в Рыбино в день пятидесятилетия, остальные машины шли, не выдавая своей причастности к сопровождению, и различить их в общем транспортном потоке было трудно.
Дорога до гавани, где находилась «Таверна», занимала двадцать минут. Память помимо воли вернула Гридина к истокам его губернаторства…
Раздача синекур в течение девяносто третьего казалась ему вполне естественной, хотя в назначениях он не усердствовал, молчаливо возложив эти обязанности на первого заместителя.
Почему было не сделать олимпийского чемпиона и чемпиона Европы Атуева председателем областного спорткомитета? Да и ходатайство о звании «заслуженного» было закономерным возданием дани тренеру, подготовившему целую когорту хороших борцов, которые приносили Приморску известность на международных соревнованиях. А что касается выдвижения в областную думу — организацию его Атуев взял на себя сам; проводил он кампанию мытьем или катаньем — дело его электората.
Заслуженная артистка Аллочка Федина стала народной артисткой Алией Сулейменовной. Звание было присвоено Министерством культуры, и в этом не было ничего предосудительного. Известие о ее назначении на должность директора театра город воспринял спокойно.
Работать с мэром, некогда назначенным Берлинским, Гридин не собирался, и тот сам это понял — расстались без скандала. Действительно неглупый и опытный Астраханов вполне соответствовал хлопотной и ответственной должности, тем более что на нее Анатолия Сергеевича прочили те, кто собирался вкладывать в город деньги.
Инженер-химик Новацкий был избран коллективом акционеров АОЗТ «Сульфат» председателем и, засучив рукава, принялся готовить химзавод к приватизации: перетряхивал штат, выпускал акции, налаживал зарубежные связи.
Шатров стал главврачом санаторно-курортного управления облздрава. Из двадцати тысяч приморских эскулапов на эту должность претендовало двадцать тысяч. Девятнадцать тысяч девятьсот девяносто девять годились для нее больше Шатрова, но реальной возможностью наладить здравницы и навести порядок на побережье никто, кроме ставленника «команды» Шатрова, не обладал.
С прокурором Остапчуком возникли сложности. Старик упорно противился всем новшествам, требовал привлечь к ответственности тех, кого привлекать совсем не следовало в интересах дела, собирал компромат на нужных Гридину людей, ссылаясь на закон и Генерального прокурора как на панацею и защиту от посягательств на его святую должность. Гридин в разговорах со стариком то юлил, то отмалчивался, не собираясь посвящать его в свою политику, ибо знал, что политики единения с нуворишами Остапчук не примет; встреч с ним по мере возможности избегал, чувствуя себя Иудой. Как удалось решить проблему замены Остапчука на Федина Гридин догадывался, но сам в решении этого вопроса удерживал нейтралитет. Хализев лично встретился с тогдашним Генеральным прокурором, после чего Остапчука вызвали в Москву, и обратно он уже не вернулся, уразумев, что бороться с нарушением законности в масштабах державы и эффективнее, и безопаснее.
Первая их с Хализевым ссора произошла после смещения начальника милиции Литвинова. Под мостом по дороге в аэропорт сотрудники РУОП, которое возглавлял полковник Дворцов, обнаружили взрывное устройство со 150 кг тротила и детонатором с дистанционным управлением. Мост охранялся милицией, удар по Литвинову был нанесен сокрушительный. На погонах Дворцова засветились большие звезды, замена начальника УВД состоялась еще до того, как увидела свет статья Козлова. На том основании, что ни тридцатого июля, ни позже в Приморск никто из высокопоставленных визитеров не приезжал и сам губернатор ехать никуда не собирался, журналист задавался вопросом «для чего понадобилось осматривать опоры моста?» и доказывал, что покушение сфальсифицировано, все это — игры, в результате которых одна мафиозная группировка заменяется другой, а усиленный «поиск террористов» влечет репрессии и развязывает руки новому начальнику милиции — ставленнику губернатора. Статью тут же перепечатала «Русская мысль» в Париже, замять инцидент стоило немалых усилий. Хализев и Дворцов наперебой уверяли Гридина, что никакой фальсификации нет, и предлагали растереть Козлова в порошок, тем более, что журналист распоясался и крамольные статьи посыпались, как из рога изобилия. Вступать в поединок с прессой Гридин не рискнул: несмотря на его благие намерения, во всех этих статьях содержалась известная доля правды. На одной из пресс-конференций, уклоняясь от вопроса об отсутствии реакции на статью, Гридин заявил: «Журналист обязан критиковать власть. Это не прихоть. Это его прямая обязанность». Через неделю эти его слова были ернически вынесены в эпиграф очередной статьи. Это было вызовом — и Козлова, и редактора Зырянова, но Гридин его не принял. Теперь, когда их не стало, он искренне жалел об этом. Убийство представлялось ему уже не мерой пресечения выпадов журналиста, а ударом по самому губернатору накануне выборов.
