Валерий Горшков - Ликвидатор
— Ну если ты так хочешь… Ты выйдешь за меня замуж?
— Нет. И хочешь знать — почему? Я отвечу. Я не смогу стать хорошей женой сотрудника секретной российской спецслужбы, месяцами пропадающего неизвестно где, зарабатывающего сумасшедшие деньги за неизвестную мне работу и трижды в год меняющего имена и фамилии, Какую из них прикажешь взять мне после нашей свадьбы? Боброва, Полковникова, а может быть, Иванова? Валера, пойми, ты просишь меня о невозможном!
— Но почему, черт побери?! Что тебе мешает обвенчаться со мной в церкви, где я спокойно могу назваться своим настоящим именем? Ты будешь моей женой перед Богом, разве этого мало?
— У нас даже религии с тобой разные… — тихо произнесла Рамона и улыбнулась. — Что творится с миром, а? Несколько лет назад люди женились, даже не думая о таких вещах.
— Да уж, действительно, — моё хорошее настроение пропало так же быстро, как тепло зажжённой на Северном полюсе маленькой деревянной спички.
— Не обижайся, прошу тебя. — Рамона встала из-за стола, подошла ко мне сзади, наклонилась и нежно обняла. — Ты ведь знаешь, как сильно я люблю тебя. Но ведь я обычная женщина, и мне тоже хочется банального семейного счастья. Я просто не вынесу, если каждый день буду знать, что с тобой в любой момент может случиться что-то нехорошее. И не пытайся меня разубедить, что мне не нужно бояться. Такие деньги, как ты получаешь, и такие дома, как этот дворец, просто так не дают. Неужели ты, сильный мужчина, не можешь хотя бы раз признать, что я, твоя слабая женщина, права?!
— Могу. Ты права, солнце мое. Моя работа действительно сопряжена с некоторыми опасностями. Чуть-чуть.
— Я же говорила! А ты мне — нет, нет! Теперь-то понимаешь, почему я не могу выйти за тебя замуж?
— А при каких условиях ты согласилась бы это сделать? — осторожно спросил я.
Рамона удивленно вскинула брови. Такое выражение я видел на лице своей учительницы, когда в очередной раз обещал ей выучить домашнее задание.
— Ты ни-ког-да этого не сделаешь, — с грустью сказала она и, оторвавшись от моего плеча, снова села за стол напротив.
— И все же. Может, ты плохо меня знаешь.
— Ну ладно! — Она вытянула правую руку, а левой принялась планомерно загибать растопыренные на ней пальцы, не отрывая прокурорского взгляда от моих глаз. — Во-первых, ты должен уволиться со службы и никогда больше не надевать военную и прочую подобную ей форму. Во-вторых, ты не должен пропадать месяцами, а всегда быть рядом, вместе со мной и детьми. И, в-третьих, все это ты должен сделать не позднее чем через полгода. Я долго думала о нас с тобой и вчера пришла к однозначному решению: так больше жить невозможно. И я как раз хотела сказать тебе об этом. Очень хорошо, что ты не заставил меня начинать разговор первой. И если ты действительно хочешь быть со мной, то сделаешь, о чём я прошу. Если же нет… Как ни трудно мне будет, но я всё-таки найду в себе силы уйти от тебя и никогда, слышишь, никогда уже с тобой не буду встречаться, даже если в конце концов к тебе всё-таки придет запоздалое прозрение!
— Ладно, пусть будет по-твоему, — я пожал плечами, натыкая на вилку кусочек розового лососевого филе. — В конце концов, ты дала мне шесть месяцев. И я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы выполнить два из выдвинутых трех условий. Я говорю о том, чтобы постоянно быть вместе с семьей уже через полгода. Но на счет увольнения из «структуры»… — Я несколько замялся. — Все гораздо сложнее, чем тебе кажется. Даже если я завтра же сообщу о своём решении уйти на «гражданку», сильно сомневаюсь, отпустят ли меня вообще, и уж тем более в течение каких-то шести месяцев. Наверно, ты просто не понимаешь, в какой серьезной организации я служу.
— Наверно, не понимаю. Но я и не хочу ничего понимать. Шесть месяцев, дорогой, а на большее у меня элементарно не хватит нервов и терпения. При всём том, что я люблю тебя ничуть не меньше, чем много лет назад. — Рамона внимательно посмотрела, как я с нескрываемым удовольствием начинаю поглощать ужин, и покачала головой: — Ты меня не слышишь…
— Ошибаешься, солнышко! — промычал я, шаря глазами по соблазнительным яствам, расставленным по столу, и выбирая, чем бы еще полакомиться. — Просто чертовски голоден.
Больше мы не касались этой темы. Ни в этот вечер, ни на протяжении всего моего отпуска. Мы купались в заливе, загорали на пустынном пляже, до которого приходилось ехать на машине, ходили по магазинам, несколько раз ездили в Ригу погулять по Старому городу, а по вечерам растягивались в подвешенном в саду гамаке и наслаждались созерцанием ночного неба, густо усеянного серебряной звёздной пылью. Я откровенно тащился от того, что богат, счастлив и почти на все сто доволен жизнью.
* * *— Хочешь, сядем в машину и прокатимся? — Я нежно поцеловал Рамону в щеку. — Тебе обязательно нужно вдохнуть свежего морского воздуха.
Она молча кивнула и, подойдя ко мне вплотную, сильно прижалась к моему плечу.
Чёрный «Мерседес-300» со скоростью сто десять километров в час мчался по пустынному прибрежному пляжу, то и дело задевая правыми колёсами и превращая в кучу брызг накатывающиеся на песок волны. Яркие галогеновые фары разрывали далеко впереди уже опустившиеся на Рижский залив сумерки, время от времени выхватывая из темноты стремительно взлетающие в небо силуэты чаек и альбатросов. Машина быстро уносилась вдоль побережья на северо-запад, вслед опускающемуся за верхушки сосен солнечному ярко-оранжевому диску. Все четыре стекла в «мерседесе» были опущены, и в салоне пронзительно свистел ветер.
Когда мы проехали по берегу моря не менее тридцати километров, Рамона наклонилась ко мне, провела маленькой ладошкой по моей груди и, прижавшись губами к самому уху, тихо сказала:
— Останови, пожалуйста…
«Мерседес» пролетел ещё не менее двухсот метров по мокрому, утрамбованному волнами песку, оставив на нем два глубоких тормозных следа, и остановился. Двигатель продолжал тихо, почти неслышно урчать, а фары освещали совершенно пустой пляж на километр перед машиной. Юрмала уже кончилась. Кончились и вытянувшиеся вдоль побережья курортные строения. Слева от нас, там, где заканчивался песок, круто поднимался вверх обрыв с вековыми соснами, шумящими от ветра кронами, а справа глухо накатывались на берег черные, с белыми гребнями пены высокие волны. Теплый от нагретого за день солнечными лучами песка и моря воздух был наполнен ни с чем не сравнимым ароматом сосновой смолы и выброшенных на берег водорослей. Казалось, что во всем мире мы сейчас остались только вдвоем — я и Рамона. «Фольксваген» с охраной предусмотрительно остановился на расстоянии трехсот метров сзади и погасил фары. Для нас его просто не существовало.
Она почти незаметно нажала кнопку автоматического опускания передних сидений, обвила мне шею тонкими горячими руками и крепко прильнула к моим губам.
— Я хочу тебя!.. Ну иди же ко мне, ты… зверь!
Глава пятнадцатая
Отпуск закончился. За два дня до его окончания неожиданно позвонил с базы Персиков и сообщил, что мне надлежит явиться в условленное место, где меня заберет вертолет, уже послезавтра, то есть на сутки раньше.
На следующее утро я загрузил в «восьмерку» три чемодана. Один — мой, два других — Рамоны. В первом она везла вещи, которые месяц назад взяла из дома, во втором — то, что я ей купил за прошедшие четыре недели. В основном это была одежда, обувь, косметика и прочая ерунда, приблизительно на пятнадцать тысяч долларов.
Я выдал обслуге по двести долларов премиальных, предупредил, чтобы ровно через месяц, к моему следующему приезду, всё было в лучшем виде, помахал ручкой и выехал за ворота…
Я видел этих восьмерых людей последний раз в жизни. Не потому, что все они разом вдруг скончались от сенной лихорадки, нет. Просто в ближайшие десять — пятнадцать лет посещение Юрмалы не входило в круг моих новых служебных обязанностей. Тогда я этого ещё не знал. Моя голова на протяжении всей дороги до Пярну была занята несколько другими мыслями. Это заметила и Рамона. Когда мы миновали латвийско-эстонскую границу, она спросила:
— Ты почти не разговариваешь последние три часа. О чём-то думаешь?
— Думаю, — согласно кивнул я, включая сигнал левого поворота и выворачивая на встречную полосу, имея вполне конкретное намерение обогнать еле тащившийся туристский автобус «неоплан» с немецкими номерами. Когда «восьмерка» снова вернулась на правую сторону дороги, я пояснил: — Думаю над твоим ультиматумом. Трудную ты поставила передо мной задачу. Я бы даже сказал — почти невыполнимую…
— Вот видишь — почти! Значит, ты всё-таки допускаешь возможность ухода со службы? — обрадованно воскликнула Рамона, одновременно хитро прищурив глазки.
— Теоретически — да. Но вот практически… — Я несколько раз цокнул языком и нахмурился. — К тому же где еще мне будут платить такие деньги? Я уже слишком привык жить, не думая о завтрашнем дне.
