Эльмира Нетесова - Женская месть
— Он тоже работает. Где-то на фирме и причем допоздна. Правда, утром уходит к десяти. А я к девяти. Николай в восемь уезжает. Ну, а за час что успеешь? Да и не признаю секс впопыхах, никакого удовольствия. Лучше реже, но без спешки, чтоб долго помнилось, — рассуждала Наташка.
— Ой, девонька, коль держишь сокола на душе, не станешь о мелочах думать. Каждой встрече будешь радоваться, всяк миг ловить. И причем короткая встреча иль долгая, всякая солнцем запомнится, — покраснела Валентина, невольно выдавшая себя.
— Ты, Наташка, осторожнее будь. Не знаем мы этого Чижова. Не приведись, накроет с Андреем. Кто знает, что утворит с тобой? — икнула от страха Ирина.
— Да самое страшное — выгонит. Ну, я к Андрею уйду!
— Если возьмет! — ввернула Ира. И добавила:
— Но что устроит Женька? Он своими руками придушит и нас вместе с тобой.
— Ладно, вернусь к вам! Долго не засижусь! А может, все обойдется. Ведь живут же другие всю жизнь и ничего не случается.
Наташка не сразу услышала звонок своего телефона. Это Николай разыскивал ее и попросил вернуться домой поскорее, он очень соскучился, проголодался и предложил приехать за нею.
Баба тут же согласилась. Она так и не успела поговорить с отцом. Лишь попросила навещать их хотя бы в выходные. Тот пообещал. И вздохнул вслед убежавшей Наташке:
— Была дочкой, и нету ее, словно приснилась. Другое дело сын, всегда с отцом, никогда не бросит и не оставит, — подумал человек про себя и тут же замолчал:
— Вон у троих соседей совсем нет детей. Никого! Какого им живется? Вовсе невмоготу, а ведь совсем старыми стали, — посочувствовал людям.
— Надо и мне Захария навестить. Давно у него не был. А ведь тоже, единственную дочь у него забрал. Конечно, молчит старик, не упрекает, но легко ли ему, вместо своих, родных людей, чужие бабы помогают. Такое попробуй пережить. Все упрямые и крутые, все настырные. От того мир не берет.
— А чего делить? На кусок хлеба всем хватило бы. Квартира просторная. А без Наташки и Захара как пусто и холодно в ней стало. Будто все тепло с собою унесли. Даже поговорить не с кем. Единственный собеседник на всех остался, телевизор. Этот в любое время включи, тут же оглушит новостями. И все хреновые. То война, то кризис, то наводнение или снегопады, а то и вовсе катастрофы с гибелью людей, или пожары. Куда деваться человеку от этих бед? Своих горестей полно, не знаешь, куда от них деться, а тут эти бедствия, век бы их не слышать. Так и кажется жизнь сплошной ночью, без единственного просвета и надежды.
Евгений смотрит в окно. Вот и еще один день подходит к концу. В нем много забот и ни одной радости не промелькнуло. Как трудно стало жить, как холодно и неуютно.
— Наверное, потому, что старею. В молодости, да еще совсем недавно, все иначе воспринималось и виделось. А теперь ничерта не хочется. Для себя никакой мечты. Ушла дочка к чужому человеку. Его женой стала. А он, старый козел, в отцы ей годится. Конечно, не любит. Хоть сколько звезд на него повесь, ими молодость не заменишь, а любовь и подавно. Говорят, теперь многие так живут. Да разве живут, себя насилуют. И я заставляю ее жить пристойно, не позоря семью. А где она ее семья? Почему моей Натке так не повезло? Ведь вот сам, как ни тяжко жил, а все ж любил Иринку. И она меня, никогда не изменяла и не думала бросать. Может, и до старости вот так доживем, глядишь, Николай Иванович с Наташкой ребенка сообразят. Внучок будет, новый смысл в жизни, большая радость в семье. Но способен ли этот бурдюк на ребенка? А если родят, сумеет ли зять вырастить его? Вот и думай, согласится ли Наташка забеременеть и родить. Она все это не хуже меня просчитает заранее. И здесь, как ни крути, все не в его пользу. Неважно сколько звезд на погонах и какое звание у мужа, куда важнее запас прочности, сил и жизни. И что я дочке могу посоветовать? Рожать от старика? А если нет, не будет у меня внуков. Выходит, соломенным дедом останусь. Никто не придет на мой погост и не скажет:
— Здравствуй, дед! — печально опустил голову человек и вздрогнул от неожиданности. На плечо внезапно легла теплая рука Ирины:
— Ну, чего нахохлился мой воробышек! Что душу морозит моему солнышку? Не печалься, не вздыхай, пробьемся и мы в этой жизни. У нас еще неплохо складывается. И я люблю тебя, мой солнечный зайчик, мой самый дорогой человек! Не вздыхай, пока мы вместе, мы живы и счастливы. Ты моя радость, самая светлая в этой жизни, — положила голову на плечо мужа. Тот замер от счастья, успокоился и поверил словам жены, простым и очень дорогим.
…Наташка пришла домой успокоенная. Ее ничто не тревожило и не терзало. Накормив мужа, женщина отправила его на диван отдохнуть, вскоре и сама пришла к нему, прилегла рядом.
— Коль, ты в этом доме давно живешь? — спросила словно невзначай.
— Почти двадцать лет. Короче, сразу, как только его сдали в эксплуатацию. Мы вскоре заселились и стали обживаться. Ох, и нелегко далось нам это. Я тогда был всего-навсего лейтенантом, Алешка в детский сад ходил. Мы с женой работали. Чтобы купить в дом какую-то вещь, каждую копейку экономили.
— И нам тяжко досталось. Только недавно на ноги встали. Все с долгами рассчитывались. Поверишь, даже дед нам помогал выживать.
— А почему он отдельно от вас живет? — спросил Николай Иванович Наташку:
— Поругались. Все с мелочи началось. А потом завелись. Знаешь, как в семье, всяк свои обиды копит и помнит. А тут выплеснули. Не сумели остановиться вовремя и забыть недоразумения. Мы умеем прощать чужих, а вот своих — не научились. Дед не выдержал и ушел. Мы думали, что вернется домой, соскучится. А он и не подумал. К нему все кроме меня ездили. Уговаривали, просили прощенья, даже слушать не стал. Потом даже простил. Но так и остался у себя. Поверишь, с того самого дня не приезжал, порог не переступил. Как сказал, так и сделал. Ни шагу к нам. Будто проклял одним махом. Бабка на что гордая, сколько раз к нему ездила, уговаривала вернуться, но бесполезно. Он, как кремень, на своем стоит скалой. Характер упрямый, всегда таким был. Потому по-настоящему никак не помиримся, хотя общаемся, ездят наши к нему, навещают, но Захарий у нас не бывает. Сам по себе живет, обиду помнит и не прощает…
— Видно, сказали что-то очень злое, он через это переступить не может. Скажи, а почему именно ты к нему не ездишь? Иль больше всех виновата?
— Нет, Коль! Но с самого детства у нас с ним не клеилось. Где-то провинюсь, в угол поставит или во двор погулять не пустит. Двойку или тройку получу, за уши надергает, мороженое не купит. Бывало по заднице надает, если с какой-нибудь каргой не поздороваюсь. Ох, и обидно было, — вспомнила баба.
— Со стариками считайся. И с нашими, какие на одной площадке живут. С тебя не убудет поздороваться. Так принято везде.
— Но мы не знакомы с соседями. Кто они? Расскажи! — попросила тихо.
— Старушки личности легендарные! Это без преувеличения говорю тебе. Одна всю войну на Крайнем Севере рыбачкой работала. Бригадиром была. Вместо мужчин в море выходила на лов рыбы. По три плана выполняла. А его и один попробуй, сделай. Сам Калинин ее еще девчушкой орденом награждал в Кремле. За доблестный труд. У нее муж в войну погиб. Она его всю свою жизнь ждала. Не верила похоронкам. Жалко мне бабу Надю. Совсем одинокой осталась. С племянницей живет. Та, конечно, помогает. Но все ж не дочь, не внучка. Своего ребенка не имела. Слишком рано осталась вдовой. И не поверив в смерть мужа, не вышла замуж во второй раз. Так и осталась верна памяти. Не захотела предавать покойного. За это я уважаю ту женщину как человек, как военный. И каждый год поздравляю с Днем Победы. Этот праздник для нее особый.
— Ну, а вторая бабка? — спросила Натка.
— Баба Мария! Она на лесовозе работала, водителем! И ни где-нибудь, а в Сибири! Целых тридцать восемь лет! Мужики не выдерживали таких нагрузок! Морозы стояли очертенные, за сорок зашкаливало, а она справлялась, хоть и женщина. Маленькая, щуплая, а по двенадцать часов не бросала «баранку». Нынешние водители против нее жалкие пацаны. Ведь в сибирской тайге о каких дорогах говорить можно, сплошное бездорожье! А Мария не жаловалась, не хныкала. И даже сумела вырастить дочь. Правда, она выучилась на экономиста и работает по специальности. У нее двое детей… Часто бабку навещают, любят ее, деда. Тот где-то сторожем устроился, чтобы без дела не сидеть. Я этих соседей уважаю. Хорошие, чистые люди. Им на свое прошлое оглянуться не стыдно. Там все в порядке. Их весь город и сегодня помнит.
— А тот третий, забыла, как его зовут. Он кто такой? Ты его знаешь? — спросила Наташка, напустив на себя равнодушие.
— Это ты об Андрее? Конечно, знаю. Скользкий тип. Когда-то он женился на женщине, жившей в той квартире. С ними никто не дружил. Может, разница в возрасте сказалась, или потому что хозяина частенько видели пьяным. Иногда они с женой скандалили, но никто не лез в их жизнь. У них был маленький мальчонка. Ну, так получилось, что он застал свою жену с другим и убил. Его посадили, но Андрей вскоре вышел. Вернулся в свою квартиру сам, без ребенка. Как сказал, сына у него после суда взяли в детдом, а забирать его оттуда он не намерен. Самому надо на ноги встать. Так вот и жил. Иногда привозил женщин. Но все они были временными. Ни одна не задержалась дольше, чем на неделю. Потом, как всегда, с треском открывалась дверь, и очередная пташка вылетала с визгом. А вскоре на ее место появлялась другая… По городу о нем ходили разные слухи. Ну, да мне плевать, я с этим соседом не общаюсь и тебе не советую. Держись подальше от него.
