Андрей Воронин - Слепой против маньяка
– Понаставят здесь машин – не проехать! – с легким кавказским акцентом закричал мужчина.
Он старался говорить громко, так, чтобы его услышали.
– Что за дела! Вот уж незадача! Эй, Гиви, давай к черту эту «вольво» свернем в сторону.
– Погоди, погоди, Андрей, – из «КамАЗа» высунулся такой же темный курчавый мужчина и сплюнул на землю, – надо узнать, кто хозяин этой тачки.
Пускай отъедет, мы ж со своим фургоном не прощемимся.
– А я про что? – тот, которого назвали Андреем, замахал руками и, подойдя к легковому автомобилю, принялся дергать одну дверную ручку за другой.
– Блин горелый! Понаставят, нигде не проехать. Там, на дорогах, гаишники, омоновцы, здесь какой-то придурок, будь он неладен. Шайтан ему под ребра!
В окнах появились жильцы, тем более что водитель «КамАЗа» нажал на клаксон и не отпускал руку. Пронзительный звук заполнил двор.
Сиротка оживился, он понял, что сейчас скорее всего узнает, в какой квартире живет хозяин «вольво».
– Эй ты, мужик! – закричал Андрей, увидев Сиротку в беседке.
– Чего тебе? – явно гордый своим видом и смелый от выпитого вина, Сиротка приподнялся.
– Ты не знаешь, чья это тачка? Где живет этот придурок?
Сиротка пожал плечами.
– Я нездешний.
– Оно и видно, что нездешний, мы тоже нездешние.
– Так, значит, не знаешь, где хозяин этой тачки? – высунувшись из машины, поинтересовался Гиви.
– Не знаю, а зачем вам?
– Ты что, не видишь? Мы же проехать не можем. Мебели полный фургон, нам туда надо, к тому подъезду. Не будем же мы тягать мебель через весь двор.
– А-а-а, понятно, – протянул Сиротка, – нет, я не знаю, кто хозяин этой машины.
– Давай, сигналь! – крикнул Андрей и почему-то ударил ногой по колесу «вольво».
Вновь загудел клаксон «КамАЗа». В окнах прибавилось любопытных.
– Эй, кто знает, чья это машина? – обратился курчавый Андрей, повернувшись к старухе, высунувшейся из окна первого этажа. Рядом на подоконнике примостилась собака.
– Почему же не знаю, – улыбнулась старуха, – конечно, знаю, это машина соседа с третьего этажа.
– Будь он неладен, – вновь чертыхнулся Андрей, – номерок-то квартиры не подскажете, будьте так любезны.
– Почему же, подскажу, – старуха назвала номер квартиры Синеглазова.
– Я сейчас, – сказал Андрей, обращаясь к своим напарникам.
– Только побыстрей! – крикнул его приятель. – Одна нога здесь, другая – там.
Хлопнула подъездная дверь, а Сиротка удовлетворенно вздохнул – он уже знал номер квартиры.
В дверь Синеглазова позвонили как раз тогда, когда он сложил папки и, спрятав их в секретер, варил на кухне кофе. Он вздрогнул от звонка: слишком уж настойчив тот был.
«Кто бы это мог быть?» – испуганно подумал Григорий, застегнул пуговицы на рубашке и направился к двери.
Он посмотрел в глазок и увидел незнакомого мужчину, который держал руку на дверном звонке и тоже пытался посмотреть в глазок.
– Кто там? – спросил Григорий, не открывая дверь.
– Хозяин, послушай, это твоя «вольво» стоит внизу?
– Моя.
– Так отгони ее куда-нибудь, мы с фургоном проехать не можем.
– С каким фургоном?
– А тебе какое дело? – уже вспылил Андрей, переминаясь с ноги на ногу. – Мебель везем.
– А-а, – немного успокоенно сказал Григорий, – сейчас-сейчас, только куртку накину.
Григорий надел куртку, сунул в карман связку ключей и вышел из квартиры. Курчавого небритого мужчины на площадке уже не было. Синеглазов спустился вниз.
Позади «вольво», уткнувшись в ее багажник, стоял огромный «КамАЗ» с включенным двигателем.
– Вот и хозяин. Давай быстрее, мы и так опаздываем, – высунувшись из окошка «КамАЗа», крикнул Андрей.
– Да, сейчас. Не надо волноваться.
– Ставить машину не надо на проезжей части, тогда и волноваться не придется.
– Пошли к черту, – буркнул Григорий Синеглазов и открыл дверцу.
Он запустил двигатель и отогнал автомобиль в глубь двора на небольшую площадку.
Сиротка, сидя в беседке, приподнял ворот куртки – это был именно тот мужчина, которого он видел в соседнем дворе.
– Сволочь, – прошептал он, – так вот ты какой.
Он хоть и страдал близорукостью, все же смог хорошенько рассмотреть Синеглазова.
Сиротка остался сидеть в беседке, ожидая, когда Григорий будет возвращаться, чтобы окончательно убедиться, что это именно тот, кого он ищет.
Ошибки быть не могло. Сиротка удовлетворенно крякнул, будто сделал тяжелую и важную работу, еще раз осмотрелся, пытаясь получше запомнить, что, где и как, а затем семенящей походкой направился на проспект Мира.
Огромный автомобиль с фургоном, в котором, как уже знал бомж по кличке Сиротка, была мебель, проехал и остановился у последнего подъезда дома.
Григорий Синеглазов вернулся домой. Кофе на плите выкипел.
– Гнусные кавказцы! – выругался Григорий, подхватил кофеварку и опустил ее в мойку. – Из-за вас кофе выкипел, из-за вас дыма полная кухня.
Он открыл окно и принялся размахивать полотенцем, стараясь как можно скорее выгнать дым из кухни. Потом вымыл плиту. Григорий Синеглазов был очень чистоплотный мужчина, он не допускал, чтобы в доме была грязная посуда, чтобы мусорное ведро было полным, не допускал ни разводов выкипевшей пищи на плите, ни капель жира. Вымыв тщательно плиту, он принялся молоть кофе.
Наконец, кофе был смолот, сварен, и Григорий сел к столу и принялся пить горячий ароматный напиток из старинной антикварной чашечки, купленной по случаю на Тверской. Чашечка была из тонкого костяного фарфора, полупрозрачная.
Григорий прихлебывал кофе и пытался придумать, чем же себя занять дальше. Но в голову ничего не шло.
«Может, поехать к Анжеле? – подумал он, но вспомнил, что та, скорее всего, сейчас в офисе. – Надо ей позвонить».
Он взял из прихожей телефон, принес его на кухню, распутал перекрученный провод и привычно набрал номер своей конторы. Номер был занят.
Тогда он допил кофе и вновь позвонил.
– Посредническая фирма «Гарант» вас слушает, – немного не своим голосом, но очень вежливо и предупредительно ответила Анжела.
– Здравствуй, это я, – отчетливо сказал Григорий.
– А, привет, привет, – Анжела говорила уже своим, голосом.
– Как там у нас дела? Что новенького?
– Да ничего, – сказал Анжела.
– А где шеф?
– Поехал на встречу с какими-то норвежцами.
– А ты почему с ним не поехала?
– Он меня не взял, – призналась Анжела, – да мне не очень-то и хотелось. Не люблю я этих норвежцев, шведов, они только и умеют, что напиться до потери пульса и приставать.
– У-у, можно подумать, что тебе это не нравится.
– Представь себе, в последнее время не нравится, – сказала Анжела.
– А я думал, нравится, – хихикнул в трубку Григорий Синеглазов.
– Пошел ты к черту, – не выдержала Анжела, – если тебе что-нибудь надо, так скажи, а то у меня люди.
– Да нет у тебя никого, и не кричи на меня.
– Сам не кричи.
– Ну ты и сука! – рявкнул в трубку Синеглазов, выходя из себя.
– А ты козел, извращенец!
– Я извращенец?
– Да, ты.
– Да ты сама стерва, самая последняя! – Синеглазов бросил трубку. – Вот сука.
Он налил в чашечку еще кофе, и на его лице появилась какая-то страдальческая улыбка.
– Сука, сука, самая последняя, и совсем ты меня не возбуждаешь. Ни твои чулки, ни твое белье. Противная потная сука.
Синеглазов пил кофе, тупо уставившись в окно. Вдруг он увидел детей, трех девочек, учениц третьего или четвертого класса. Они с яркими ранцами на плечах шли по двору и весело щебетали. Одна из девочек остановилась и принялась скакать на одной ножке по начерченным на асфальте клеткам, две других ее подружки сняли ранцы, положили на лавочку у подъезда противоположного дома и присоединились к игре.
Григорий буквально прилип к оконному стеклу, казалось, он сейчас расплющит нос. Его глаза вожделенно загорелись, он следил за каждым движением девочек, затем выбрал одну и принялся наблюдать за ней. Он чувствовал, как возбуждение охватывает его.
– Какая ты хорошенькая! Какая ты маленькая и худенькая! Да ты просто прелесть, сама не представляешь, как ты хороша, – шептал Синеглазов и жарко дышал в стекло. – Ой, какая хорошенькая, какие стройные ножки, какие косички!
А девочка прыгала на одной ноге, вертелась, смеялась, явно довольная своей ловкостью. Потом она отошла в сторону, уступая очередь в игре подругам.
– Раз, два, три. Раз, два, три, – шептал Григорий Синеглазов и скреб ногтями подоконник.
Он был похож на зверя, который видит свою добычу, видит мясо, но не может пока до него дотянуться. Слишком толстые прутья клетки, слишком крепка решетка.
Синеглазов вцепился в подоконник, ему хотелось разбить стекло, зарычать, броситься вниз, схватить девочку, ту со светлыми косичками, повалить ее на землю и впиться зубами в ее шейку, перегрызть артерию и поволочь к себе, в свое логово. А уж здесь сорвать с нее одежду и наслаждаться, получать удовольствие.