У смерти женское лицо - Воронина Марина
— Поехали, — сказал капитан, — а то потеряем.
Водитель вопросительно посмотрел на полковника, и тот кивнул. Черная «Волга» с антенной радиотелефона на крыше тронулась с места и двинулась вперед. Водитель тоже нервничал, поскольку вести машину, руководствуясь поступавшими с заднего сиденья не вполне внятными распоряжениями, было трудновато, и полковник с покорным вздохом подумал, что все мы живем в нервное время: капитан нервничал, водитель нервничал, и только он, полковник Соболевский, должен был являть собой образец спокойствия и долготерпения, поскольку за все отвечал.
Потом им пришлось снова остановиться, и некоторое время они стояли на месте — минут пятнадцать, никак не меньше. Полковник успел во всех подробностях изучить хитрый орнамент витой чугунной решетки, отделявшей парк от оживленной улицы. За все это время его изыски в области изящных искусств были прерваны только один раз: лейтенант в блестящей от дождя черной кожанке и белой портупее коршуном упал на их машину, казалось, прямо из низких туч, и сообщил, что они стоят в неположенном месте. Полковник без лишних разговоров пугнул его своим удостоверением, и черно-серо-белый коршун, разочарованно пощелкав клювом, улетел искать другую добычу — не такую зубастую. Полковник с трудом удержался от ядовитых комментариев по этому поводу — в конце концов, лейтенант был не виноват в том, что полковник Соболевский тоже начинал нервничать.
— Ну, что у вас там? — спросил он у капитана, стараясь придать голосу безразлично-начальственные нотки.
— Стоит, — столь же бесстрастно отрапортовал капитан. — Да вы не волнуйтесь, товарищ полковник. Это они наверняка товар перегружают.
— Товар... — недовольно проворчал полковник. — Может, они там любовь крутят, почем я знаю?
Он заметил, как при этих его словах лицо капитана едва заметно дернулось, словно тот получил короткий удар слабым электрическим током, и помрачнел. "Дрянь дело, — подумал полковник. — Похоже на то, что его собственная затея нравится парню меньше с каждой минутой. Все верно. Выдвигать остроумные идеи, сидя за столом, легко. Оттуда, из удобного кресла, люди кажутся просто картонными фигурками, в беспорядке разбросанными по поверхности стола: вот дама, вот монах, это бравый генерал, а вон тот, потертый и засаленный, — это у нас будет разбойник... маньяк и садист, и вообще сволочь. С этими персонажами можно сочинять любую сказку, а потом останется только сказать волшебное слово и дунуть... в телефонную трубку, если твое волшебное слово из-за неполадок на линии не дошло до подземных духов с первого раза... но так или иначе, оно дойдет, и духи налягут на ржавые рычаги, скрытые пружины мироздания будут приведены в действие, и твои картонные солдатики побегут в атаку, а засаленный разбойник начнет рвать на даме кружевное платье — все в полном соответствии с разработанным тобой сценарием. А потом они начнут увлекаться, заживут собственной жизнью, и вот уже дама, от которой ты отвернулся только на секунду — взять сигарету, к примеру, — лежит в кустах изнасилованная и убитая, разбойник, которого ты надеялся поймать с помощью дамы, сам поймал кайф и задал стрекача, а твои солдаты во главе с генералом валяются по всему столу с выпущенными кишками и размозженными головами. Монах, само собой, врет всем подряд, и в первую очередь тебе, разбойник хихикает, сидя в кустах, и никакие слова в мире неспособны убедить тебя в том, что это была всего-навсего сказка, сочиненная тобой в минуту короткого помрачения рассудка, потому что кровь на столе — настоящая... И хуже всего бывает как раз тогда, когда, сочиняя свою сказочку, ты включил в список действующих лиц кого-нибудь из своих старых добрых друзей... особенно на роль дамы.
Хватит нести эту сказочную чушь, — резко оборвал себя полковник. — Тоже мне, Ганс Христиан Соболевский. Крибле, крабле. У парня просто не было выхода... У всех у нас не было другого выхода, и единственное, чем я могу его утешить, это всего-навсего голословное обещание сделать вид, что никакой дамы на самом деле не было, а была только отличная оперативно-розыскная работа сотрудников отдела во главе, ясное дело, с полковником Соболевским. Однако, что же они там так долго возятся?"
Он недовольно шевельнулся, открывая рот, но капитан опередил его.
— Все, — сказал он тихо, но, как показалось полковнику, отчаянно, — понеслась. Заводи, Костя. Понеслась, товарищ полковник. Сажайте на хвост наших ребят. Только осторожненько, пусть не высовываются, а то костей не соберут.
— Чего? — с веселым удивлением спросил полковник, оборачиваясь. — Ты сам понял, что сейчас сказал?
Капитан только мрачно улыбнулся, давая понять, что находится в здравом уме и твердой памяти.
— Мое дело — предупредить, — сказал он. — Да заводи же, Костя!
Шофер со стуком закрыл рот и включил зажигание. Полковник взял трубку радиотелефона и отдал короткую команду.
— И поаккуратнее, — добавил он, покосившись на капитана. — Человек этот опасный, но мне он нужен, что называется, в идеальном состоянии — без синяков и вмятин. И, главное, без дырок.
Капитан снова ухмыльнулся, и веселья в этом оскале не было ни на грош.
— Ну-ка, возьми себя в руки, — тихо сказал полковник, обернувшись к нему. — Давай без истерик.
— Есть без истерик, — сказал капитан и вдруг вытянул перед собой здоровенную ручищу, указывая на что-то впереди. — Вон он. Серый «скорп», видишь, Костя?
— Ага, — сказал водитель.
— Давай за ним, — скомандовал полковник. — Только аккуратно, без сирены и прочих штучек, которые ты откалываешь, когда возишь левых пассажиров.
— Обижаете, Андрей Андреевич, — протянул Костя, врубая первую передачу. — И было-то всего один раз, так вы теперь до смерти не забудете.
— Так уж и один? — недоверчиво переспросил полковник, напряженно следя за мелькавшей впереди забрызганной грязью кормой серого «Форда».
— Век воли не видать, — сказал Костя, вписываясь в транспортный поток. — Вот вам крест на пузе.
— Тьфу на тебя, — сказал Соболевский. — И почему я должен терпеть этого урку?
«Урка» промолчал, но уголки его губастого рта неудержимо расползались в стороны от приятных воспоминаний, превращая лицо в мученическую гримасу из последних сил сдерживаемого смеха. На драматизм переживаемого момента ему было наплевать — водителем он был отменным, машину содержал в идеальном состоянии, так что если что-то вдруг пошло бы наперекосяк, то это наверняка случилось бы не по его вине. Конечно, на трассе «Волга» «Форду» не соперник, но здесь, в городе, Костя ничуть не сомневался в своей способности висеть на хвосте у «объекта», пока не кончится бензин, и потому нервная атмосфера, царившая в машине, оставляла его вполне равнодушным.
— Машина точно та? — спросил полковник у капитана, закуривая новую сигарету.
Бледный нехорошей бледностью капитан молча развернул к нему дисплей следящего устройства, на котором мигала красная точка.
— Что ты мне показываешь эту хреновину? — отмахнулся полковник. — Машина та или не та?
— Та, — сказал капитан. — Серый «Скорпио», и номер совпадает.
— А груз? — не унимался полковник. Ему не хотелось мучить капитана, но упустить свой единственный шанс поквитаться с этой сволочью из «Омикрона» ему хотелось еще меньше.
— Я сам сидел на прослушке, — терпеливо сказал капитан. — Отправка груза была назначена на сегодня, как раз на это время.
— Может, это какой-нибудь другой груз? — спросил Соболевский. — Или они так прямо и говорили: будем, мол, отправлять лекарства? Ну ладно, ладно, не обращай внимания. Это у меня нервное.
— Вы, наверное, в детстве крылышки мухам обрывали, — проворчал капитан.
Костя прыснул, а полковник возмущенно засопел.
— Ну, мать вашу, — сказал он, качая головой. — Совсем распустились. Не отдел, а долбаный театр миниатюр.
«Погодите, мерзавцы, вот закончим операцию, я вам покажу, кому и что я обрывал в детстве», — пригрозил он мысленно молодым пересмешникам и вслух сказал:
