Эльмира Нетесова - Женская месть
— Так и надо учить этих козлов! — поддержала Валентина, добавив:
— Не стоит жалеть гадов. Пусть боятся!
— Одно мне все равно надо выдержать, сами похороны. Дальше будет видно! — сказала на раздумье Наташка.
— Девочка ты наша! Не только похороны, но и все сорок дней крепись. Так положено. Держи себя в руках и ни ссор, ни упреков быть не должно, — говорила Ирина.
— И главное! В эти сорок дней не допусти близость с Николаем. Конечно, лучше бы год! Так по обычаю. Покойного надо уважать, держать себя в чистоте!
— А кто я ему? Если нельзя с Николаем, с кем можно? Я же не статуя! Он одного дня не стал ждать, а я целый год! За что? Возмутилась Наташка.
— Тебе прямо теперь мужик нужен? — возмутилась Валентина.
— А что? Целый год ждать? Я и так почти год одна. Иль вы меня за мумию держите?
— Сорок дней! Этого я требую! Иначе, вся твоя судьба будет исковеркана!
— Ладно, больше ждала. Одно не знаю, как пойду туда. Вряд ли выдержу.
— Надо. Заставь себя. Ночевать тебе там не обязательно. Но побыть необходимо. Долг памяти отдай. Так положено, — уговаривала Валентина Наташку.
— Так ведь еще девять дней, потом сорок, а дальше годовины! — вставила Ирина.
— Ничего себе, не жизнь, сплошные поминки! Нет, он того не стоил! Было бы кого поминать, но не этого! — сморщилась Натка и едва успела уклониться от тяжеленной хрустальной вазы упавшей со шкафчика чуть ли не на голову. Упади такая тяжесть на макушку, не выжила б девка.
— С чего это она не устояла? — изумилась Ирка.
Оглядела вазу, та треснула, но не разбилась, не развалилась в руках.
— Сколько лет там стояла и ни хрена ей не было. Тут же, как кто-то столкнул ее!
— Скажешь тоже! Никого кроме нас в квартире! Да и кому она нужна, эта ваза? — сморщилась бабка, продолжив свое:
— Конечно, придись на меня, в жизни не стала бы поминать этого козла! Его, будь моя воля, утюгом иль каталкой по спине помянула. Сколько наша девчонка из-за того хмыря пережила! Без счету слезы лила. И за что любила эту козью смерть? — ойкнула бабка, поскользнувшись на полу кухни, а встать едва смогла, подвернула ногу. Ей помогли, усадили в кресло. Когда все успокоились, заговорили вновь:
— Я даже не знаю, когда будут похороны? И позовут ли меня.
— Сама узнай!
— Это значит набиваться? Как поймет Николай? — поежилась Наташка зябко.
— К покойникам не ревнуют. Это глупо! — отозвалась Ирина.
— Я и повода не давала! Даже близко к Алешке не подходила, когда еще живой был!
— Позвони ему! Поддержи. Так надо. Спроси, как он там, чем занят, нужна ли твоя помощь? Эти отморозки ценят такие мелочи! — советовала бабка.
— Буду я навязываться! Почему он обо мне не вспомнил и не позвонил?
— Он занят! Понять должна!
— Выходит, покойник дороже меня живой? Круто!
— Теперь не время для обид. Он отец!
И вдруг все невольно вздрогнули от внезапного звонка в дверь. Женщины переглянулись. Что-то быстро сообразили и цыкнули на Наташку:
— Живо в спальню! Закройся и реви!
Девчонка тенью выскользнула из кухни. Бабка
мигом убрала со стола посуду, сгрузила в мойку, Ирина накинула на голову черную косынку, натянула на лицо печальную маску, шаркая, подошла к двери.
— И вы печалитесь, родные мои! Спасибо, что сына жалеете! — вошел Николай Иванович следом за Женькой. Не увидев Наташки, спросил о ней.
— Как пришла, засела в своей комнате, так и не выходит. Звали поесть, не пришла, чаю к дверям подносили, даже не открыла. Маковой росинки в рот не взяла. Совсем извелась наша девочка. Оно и немудро, столько горя на ее голову свалилось последнее время, все слезами умывается, — зашлась в жалобах Валентина.
— Может, на ваш голос выйдет. Нас не слушает, видеть не хочет никого, — причитала Ирина. И только Женька, не выдержав, с силой рванул на себя дверь Наташкиной спальни:
— Выходи для разговора! Хватит сопли на подушке сушить, — приказал дочери.
Та проскочила к умывальнику. Вернулась в зал. Оглядела Николая, тот был в полном трауре.
— Наташа, похороны завтра. Я заеду за тобой. Поминки в ресторане. Это недолго. А потом вернемся домой.
— Куда именно?
— Конечно, к нам. Там твой дом. Сумей себя пересилить, прикажи себе. Ты сильный человек, перешагни через предрассудки. Я был бы очень признателен тебе, если бы сумела уже сегодня вернуться домой, женой и хозяйкой, — взял ее руку, поцеловал кончики пальцев.
— Я не настаиваю и не требую. Но прошу, если это возможно…
— Хорошо, я поеду с вами, куда скажете, — ответила голосом умирающей лебедушки.
Нет, в ту ночь никто не уснул. В квартире Чижова собралось много сослуживцев, друзей, знакомых и соседей. Все они наперебой расхваливали Алешку, какой по их словам был чуть ли ни самым лучшим парнем в городе.
Наташка тихо сидела в углу зала на диване. Вся в черном, неприметная для всех, она отчаянно скучала. Но надо было держаться и не подать вида, что эта прощальная церемония давно осточертела ей.
Казалось, прошла целая вечность, пока гроб опустили в могилу. Потом, недолго побыв в ресторане, люди разъехались по домам. Наташке ужасно хотелось спать. Она еле держалась на ногах. А потому несказанно обрадовалась, войдя в квартиру, где Николай Иванович тут же закрыл двери.
— Пошли! — кивнул Наташке на двери своей спальни и по ходу сорвал с себя весь траур.
— Коля! Нельзя! Сорок дней не положено!
— К черту все условности! То сына стыдился, теперь обычаи вмешались! А жить когда? — завалил Наташку в постель одетую.
Они заснули уже под утро…
Глава 7. НЕПРЕДВИДЕННОСТИ
На следующий день Наташка вышла на кухню, чтобы сварить кофе. В квартире стоял полумрак, и женщина включила свет Огляделась. Да так и не поняла что произошло.
Форточка в окне оказалась открытой нараспашку, стулья сдвинуты на середину кухни. На столе полная неразбериха. Пепельница, и та валялась на полу, окурки разлетелись во все стороны.
Наталья все привела в порядок молча. Не стала показывать случившееся мужу.
Закрыв форточку, сварила кофе. Разлила по чашкам. Позвала Николая Ивановича.
Тот вошел удивленный и спросил:
— Ты в Алешкину комнату заходила?
— Зачем? Нет, конечно.
— Странно…
— А что случилось?
— Трубка радиотелефона оказалась на полу, в самом углу, будто ее с силой туда зашвырнули. Она сломана и не работает. Еще вчера я говорил по этому телефону. В квартире кроме нас нет никого.
И вот тогда Наталья рассказала, что было на кухне.
— Чертовщина какая-то! Я вообще никогда не верил в мистику, во всякие небылицы о загробном мире. Считал все это сущей чепухой, пугалкой для слабонервных, или выдумкой подвыпивших людей. Но тут-то никого постороннего. Мы с тобой вдвоем. А кто набезобразничал? — пожал плечами непонимающе.
— Давай попьем кофе! Отвлечемся! — предложила Наташка. Ей случившееся было непонятно. И она решила поговорить с бабкой, рассказать ей все, спросить. Но Валентины не оказалось дома.
— Сегодня нужно съездить на кладбище. Помянуть Алешу, так мои друзья говорили. Ты там собери все что нужно, — сказал человек.
— Хорошо! — согласилась Наталья тихо.
Она едва справлялась. Бутылки с водкой и коньяком выскакивали из рук, падали и пакеты с едой, все рассыпалось по полу.
— Да что же это такое! Ну почему я такая неуклюжая и безрукая! Все валится, сыпется, ничего не получается, будто назло, все кувырком! — сетовала Натка. Она пыталась сосредоточиться, не спешить. Но нет, нарезка падала из рук, рассыпалась по полу. Кое-как собрала сумки.
Намучилась за день так, будто возы возила. Николай Иванович не понимал, что с нею происходит.
— Наташа, соберись!
— Николай, на меня будто цепи надели! Мне не по себе. Я сама себя не узнаю и не пойму, что происходит! — пожаловалась Наталья.
— Ты помолись, перекрестись, попроси помощи у Бога! Небось, нарушила обычай и легла в постель с мужиком? А нельзя! Я тебе говорила, — напомнила бабка.
— Ну ведь он муж!
— Так и что? Удержаться стоило! Покойный только вышел, но не ушел. Он еще долго в доме будет оставаться. С тем считаться надо. Это не мои выдумки! А вы как глумные, дорвались! — упрекала внучку.
— Да ладно, хватит тебе бурчать! — отмахивалась Наташка. Она вернулась домой усталая, измотанная.
— He занимайся ничем, ляжь отдохни. Ты очень плохо выглядишь, — предложил Николай Иванович. Наташа послушно ушла в спальню, прилегла и вскоре уснула. Она и не слышала, как к мужу пришли его друзья-сослуживцы. Они расположились в зале, разговорились, старались отвлечь Чижова от грустных мыслей и переживаний.
— Николай, ты знаешь, я недавно отца похоронил. Ему уже девятый десяток пошел. Вроде, возраст солидный, а все равно жалко. Мы с ним ладили всегда. Я с самого детства, сколько себя помнил, только матери и бабки боялся. Все потому, что полотенцем и крапивой могли задницу надрать. Отец никогда даже пальцем не трогал. Жалел и любил. Так вот когда он умер, я от тоски места себе не находил. Даже ночами приходил к нему на могилу. Говорил с ним, советовался, делился. Случалось, даже засыпал там до самого утра.
