Виктор Доценко - Икона для Бешеного 2
Неужели вы не понимаете, что мы с вами делаем одно дело и копия иконы нужна для следственного эксперимента государственной важности?! — весомо заявил он.
Но таможенный кладовщик рассудил здраво:
Не может быть дел государственной важности у какого‑то частного сыщика!
В общем, Константин получил полный отлуп, смягченный, правда, некоей полезной информацией. Ему соизволили сообщить, что копию иконы выдать не могут хотя бы еще и потому, что она должна быть представлена на так называемой антивыставке — в так называемом собрании подделок и фальшивок из богатой коллекции Таможенного управления. Кому‑то из чиновников пришла в голову блестящая идея заработать на подделках, не продавая, а просто выставляя их для публичного обозрения.
«И в самом деле, чего добру без толку на складе пылиться», — одобрительно думал Константин, держа путь в Таможенное управление — с выставки икону было получить легче, нежели со склада.
В управлении его принял удивительно наглый субъект, настойчиво потребовавший, чтобы Рокотов именовал его не иначе, как Владимир Ильич, а сам упорно называл посетителя Костя и исключительно на «ты».
Вышеозначенный тезка основателя Советского государства был молод, нахален и откровенно упоен своим начальническим положением. Он, очевидно, получал удовольствие, выслушивая долгие и сбивчивые просьбы, на которые отвечал резким отказом. Его возбуждали растерянные и печальные лица просителей. Внимательно разглядывая их, он испытывал чувства, близкие к оргазму. А вот с нормальным оргазмом у него, скорее всего, возникали проблемы. Так решил Константин, заметив у него на журнальном столике стопку порнографических журналов.
Улыбающийся Владимир Ильич дал понять, что после закрытия выставки он позволит посетителю взять копию иконы на один день, но в залог потребовал пятнадцать тысяч долларов. По его кривой улыбке Рокотов понял, что денег этих обратно он ни при каких условиях не получит. Так они остались при своих: Ильич при имевшейся у него иконе, а Константин — при пятнадцати тысячах, которых у него и так не было.
До официального открытия выставки оставалось два дня, но этого вполне хватило нашему гению частного сыска, чтобы навести кое–какие справки и обзвонить нужных людей.
Выставка открылась в большом зале Центрального дома художников, что у Крымского моста. На вернисаж были приглашены толпы журналистов и съемочные группы всех крупнейших телеканалов.
Таможня не жалела расходов на демонстрацию результатов своей блистательной работы и показала товар лицом. Да и чего греха таить, действительно экспонаты такой необычной выставки вызывали немалый интерес у жадной до зрелищ публики.
Несомненным хитом выставки стали поддельные пасхальные яйца «под Фаберже», которые ввез в Россию некий умелец, намереваясь подменить ими подлинные, те, что были выставлены в Алмазном фонде.
На стенах в огромном количестве были развешены мастерски сделанные копии картин великих живописцев любых направлений — от классиков времен Тициана до абстракционистов школы Кандинского. Подобный темный промысел был широко распространен по всему миру — копии постоянно возили по разным странам и аукционам в надежде продать, а иногда и продавали, или же подменить ими подлинники, хранившиеся в запасниках небольших провинциальных музеев, которые плохо охранялись не только в многострадальной России.
Поражала воображение и поддельная «под старину» мебель, выполненная безусловными мастерами с несомненным изяществом. Табличка на «старинном» секретере в стиле восемнадцатого века свидетельствовала о том, что данный предмет мебели «знатоки» намеревались «впарить» самому господину Ходорковскому. Но секретер так и не был востребован, поскольку его потенциальный обладатель в это время использовал в качестве письменного стола нечто с инвентарным номером Лефортовской тюрьмы.
Константин явился на выставку во всеоружии и не один, а с почтенным старичком в каком‑то немыслимого покроя сюртуке, обсыпанном смесью нафталина с перхотью.
Старичок, которого Константин вежливо именовал Эдмундом Эдмундовичем, был неухожен, дряхл, но удивительно для своих лет любознателен. Он подолгу задерживался у некоторых полотен и что‑то записывал простым карандашом в засаленный блокнот. Независимо от Константина со старичком в зале появилось несколько плечистых молодых парней, которые, не проявляя особого интереса к живописным полотнам, бродили по залам, меланхолично поглядывали на мебель, но чаще всего, почему‑то украдкой, посматривали на часы.
Удостоверившись в том, что копия иконы, выставленная на видном месте — в центре зала, — и есть та самая, ради которой он пережил кучу неприятностей и мог запросто расстаться с жизнью, Рокотов–младший, заботливо подхватив под ручку старичка, направился непосредственно в помещение дирекции выставок, где уже известный нам Владимир Ильич давал нечто вроде пресс–конференции. Заметив Константина, перешептывающегося с явно глуховатым старичком, Владимир Ильич слегка побледнел и, сославшись на сильную занятость, попросил журналистов удалиться.
Роктов–младший дипломатично выждал, когда за последним представителем прессы закроется дверь зала, и только тогда объявил представителям дирекции выставок «пренеприятнейшее известие»:
Уважаемые господа! Среди выставленных вами подделок и фальшивок попадаются вещи, никак не вписывающиеся в заявленную тематику выставки!
Его не поняли или сделали вид.
О чем вы, Костя? — воскликнул Владимир Ильич, нахмурив свои густые брови.
С вашего позволения разрешите предоставить слово доктору искусствоведения профессору Эдмунду Эдмундовичу Корфу, главному эксперту Эрмитажа и музея имени Александра Сергеевича Пушкина.
Профессор Корф был словоохотлив и доказателен, сообщив присутствующим лицам, что впервые за свою полувековую практику сталкивается с такой изобретательной и хитроумной наглостью, когда общепризнанные музейные подлинники картин выставляются на всеобщее обозрение под видом талантливых подделок.
Затем в комнате дирекции появились плечистые, но вежливые молодые парни, предъявившие ошеломленному Владимиру Ильичу ордер на арест. Оказалось, что талантливый Владимир Ильич организовал преступное сообщество из своих коллег–таможенников. Эта шайка наладила дело так, что подлинные картины признавались поддельными, после чего скупались за бесценок и вывозились за границу. Преступники обнаглели до того, что организовали данную выставку, чтобы издать каталог украденных ими подлинных музейных полотен.
На поникшего Владимира Ильича надели наручники и тут же увели. Тут Рокотов–младший в очередной раз напомнил о своей просьбе выдать ему копию иконы до следующего утра. Однако оставшиеся на свободе и на хозяйстве представители таможни продолжали артачиться.
Тут уж Константин разозлился и тихо проговорил:
Что ж, господа, вы мне не оставляете ничего другого, как немедленно устроить продолжение пресс–конференции, на которой я с огромным удовольствием поведаю журналистам всю правду про Владимира Ильича и его шайку. — Он внимательно оглядел представителей таможни.
Профессор Корф радостно улыбался и утвердительно качал головой.
Возможность подобного явно устрашила оставшихся членов дирекции, которые, потребовав у Константина в залог паспорт, тут же выдали ему копию иконы, заботливо завернув ее в сукно.
Распрощавшись с профессором, Константин прыгнул в машину и помчался на Водный стадион, где с нетерпением ожидал его Савелий.
Но уцелевшую часть дирекции выставки ждали в этот день еще одни потрясения, правда несколько иного рода. Сначала в дирекцию зашел прекрасно одетый, вежливый, моложавый господин и представился:
Позин Александр Викторович, советник по культуре и искусству губернатора Долоновича.
Таможенники навострили уши. Тут пахло деньгами, настоящими, большими деньгами.
Чем можем быть вам полезны, Александр Викторович? — подобострастно спросил старший по должности.
Я только хотел спросить, почему не выставлена копия иконы Софийской Божией матери, ну, той знаменитой чудотворной, из‑за которой тогда скандал разыгрался?
Старший таможенник замялся. Но совсем молоденький внезапно выпалил:
Ее на экспертизу увезли. Завтра вернут!
Да–да, на экспертизу забрали, — охотно подтвердил старший. — А что вы хотели, Александр Викторович?
Господин Долонович хочет эту копию купить и дал мне поручение обговорить с вами цену, — важно сообщил Позин.
Тут старший таможенник быстро сообразил, какая возникает юридическая коллизия: эта копия иконы на гребне предвыборной волны была ввезена в Россию Арнольдом Критским, который не заплатил соответствующей таможенной пошлины и не представил никаких документов о том, что именно он является законным обладателем предмета старины. Иными словами, с владельцем копии иконы Софийской Божией матери ясности не было. А тогда кто мог ее продать и сорвать с Долоновича хороший куш? Но и отказываться от такой сладкой сделки было бы грешно.
