Александр Золотько - Правосудие любой ценой
– Еще пока нет, – тихо сказал Гринчук.
Тихо, но очень серьезно. Так серьезно, что Полковник вздрогнул.
Инга и Владимир Родионыч танцевали. Мила попыталась пригласить на танец отца Варфоломея, увернулась от еще одного подзатыльника и потащила танцевать Доктора. Граф отдал еще несколько указаний официантам и подсел к священнику.
– Что вы имеете ввиду, когда говорите, что мы еще пока не пропащие люди? – спросил Полковник.
Гринчук взял с вазы апельсин, подбросил его, поймал и, помяв в руке, понюхал:
– Для меня в детстве праздники, особенно Новый год, всегда были связаны с запахом апельсинов.
Инга засмеялась над какой-то шуткой Владимира Родионыча.
– Вам уже Владимир Родионыч давал распоряжение принять меры к обнаружению супостата в Приморске? – спросил Гринчук.
– Ну…
– Давал, – сказал Гринчук. – Типа – договориться или замочить всех в сортире.
– Типа, – согласился Полковник.
– А вы еще не успели?
– Типа.
– И не торопитесь, – посоветовал Гринчук и с улыбкой помахал танцующим. – Жить хотите – не торопитесь.
Полковник задумчиво покрутил в руке пустой бокал:
– Вы снова о нечистой силе?
– Я – просто о Приморске. Без учета того, кто там окопался. Нам это неизвестно, а поэтому и неважно. Я говорю о том, что происходит в связи с Приморском, – Гринчук снова подбросил апельсин.
– И что же происходит, по-вашему?
– А не по-моему происходит, – усмехнулся Гринчук. – И более того, именно не происходит. Не происходит то, что должно было произойти.
– И что должно было произойти? – стараясь оставаться спокойным, спросил Полковник.
Гринчук говорил серьезно, и это заставляло серьезно относиться к сказанному.
– Слушайте сюда, – сказал Гринчук. – Внимательно слушайте и не говорите потом, что не слышали.
– Слушаю.
– Историю с Приморском я пересказывать не буду – все мы ее помним. Таинственные исчезновения, загадочные происшествия и подмена или колдовство. Жуткое дело. Сразу же этим заинтересовались некие структуры. И не только Стража. Было проведено расследование, которое не просто ничего не дало, но даже было закрыто, а его инициаторы получили по рукам, чтобы не лезли не в свое дело. Так?
– Так.
– Если им нельзя лезть не в свое дело, то чье это дело? – спросил Гринчук и сам ответил. – Стало быть, это дело кого-то очень большого и страшного. Кого? Кто у нас, в нашей почти демократической стране может отпихнуть ногами всех от какой угодно темы? Только не говорите о гаранте Конституции.
– Я и не говорю, – Полковник взял бутылку и налил себе в бокал вина. – и я не говорю о наших спецслужбах, задрюченных чиновниками и демократической прессой.
– Правильно, – похвалил Гринчук. – То есть, мы имеем уже одну странность – никто не лезет со своими расследованиями в Приморск. Странно?
– Наверное… – неуверенно согласился Полковник.
Он, естественно, думал об этом, но в чужом исполнении логические выкладки были увесистее, что ли. То, что никто официально не заинтересовался странным феноменом, это беспокоило Полковника, но где-то на уровне подсознания.
– Вы думаете, что только в нашем славном городе происходят странные вещи? – Гринчук снова понюхал апельсин.
– Я не думаю.
– Правильно. Теперь быстро, на вскидку, что может быть такого в Приморске, что позволяет влиять на людей, даже таких сложных, как Мастер. Быстро.
– Архив, – сказал Полковник. – Тупо – архив с компроматом.
– Пять баллов, – Гринчук даже показал большой палец. – Великолепно. Именно архив. Не понятно какой и чей, но мы все привыкли, что хорошая порция компромата облегчает общение на всех уровнях нашего замечательного гуманного общества. Это если не думать о нечистой силе.
Полковник кашлянул. Гринчук засмеялся и извинился:
– Хорошо, есть архив и есть организация, которая, используя этот самый архив, распространяет свое влияние, как минимум, на наш город. Что нужно делать? Искать, найти и уничтожить. Никому не нужно, чтобы власть перетекала в чьи-то неизвестные руки. То бишь, Приморск сейчас должны трясти, Мастера крутить по полной программе и тому подобные веселые мероприятия. Но не тут-то было. Загадка.
– И вы плавно перейдете к нечистой силе?
– Даже если бы там была нечистая сила, то несчастный Приморск уже смыло бы в море промышленными потоками святой воды.
Музыка стихла. Инга и Владимир Родионыч направилась к столу, но Мила схватила за руку Владимира Родионыча, а Граф метнулся с приглашением к Инге.
– И на этом милом фоне, – сказал Гринчук, – Владимир Родионыч просит вас организовать контакт с Проморском.
Снова заиграла музыка. Доктор вернулся к столу, посмотрел внимательно на Полковника и Гринчука. Промолчал и отвернулся к священнику.
– Давайте, – сказал Полковник.
– Что именно?
– Говорите, вы ведь имеете, что сказать по этому вопросу…
– Вам хочется песен? – Гринчук потер мочку уха. – Знаете, как велосипедисты на треке замирают и балансируют, дожидаясь, у кого не выдержат нервы. Чтобы потом, рвануть сзади и обогнать на самом финише. Видели когда-нибудь?
– Видел.
– Вот то же самое происходит и сейчас. Все видят вроде как архив и понимают возможности, которые он открывает. Все видят организацию, которую лучше бы уничтожить, но неплохо бы сделать своим союзником. И все понимают, что всех одним архивом не накормишь. И все ждут. Ждут, когда кто-то рискнет взять ответственность на себя и принять потом на себя весь удар. Пока этот мифический архив где-то спрятан – он малоуязвим. И более того, тот, кто его контролирует, вроде бы как неприкасаем. Мало ли что он задумал на случай своей смерти? Только тронь его – и такое дерьмо всплывет… Тем более что неизвестно конкретно, кто именно и где этот архив прячет. Да и есть ли вообще этот архив. Вот все и ждут.
– И долго они будут ждать? – спросил Полковник.
– А пока кто-то не бросит живца в эту мутную воду. Так или иначе. Живец начнет шевелиться, тот, кто сидит в пруду, его или схватит или что-то там еще… И вот тогда наиболее шустрый, отсидевшийся в тени рыбак даст по голове умнику, забросившему живца, вытащит рыбку и спрячется, чтобы ни с кем не делиться. Логично?
– Логично.
– Я таким живцом быть отказался, – сказал Гринчук.
– А вам предлагали?
– Меня пытались забросить в слепую. И уже раза три. Поэтому я все прервал и ушел. Я уже не мент…
– Еще мент, вы вроде бы в отпуске, – сказал Полковник, – я все оформил официально. Заберете у меня удостоверение…
– Не мент я, не мент. И все это знают. И еще я не мент для новых русских – это тоже все знают. Я никто и нигде. А вот вы на роль живца подходите великолепно. И не нужно так зыркать в сторону шефа. Он ведь тоже не самый крутой в этой стране. И у него тоже есть скелет в шкафу… Это я так, экстраполирую, извините за выражение. И еще я могу предположить, что приказ Владимир Родионыч отдает вам наедине.
Полковник снова налил вина в бокал.
– У вас печень, – напомнил Гринчук.
– И что вы советуете мне делать? – спросил Полковник. – Устроить дебош на ближайшем мероприятии? Дать в глаз уважаемому Владимиру Родионычу и уволиться?
– Не знаю, – сказал Гринчук. – Честно – не знаю. И не собираюсь ломать себе голову над вашими проблемами. Для себя я все решил. А вы вольны решать все для себя.
– А давайте выпьем за будущую свадьбу, – предложил Владимир Родионыч, подходя к столу.
– Давайте, – поддержала Инга.
– Давайте! – крикнула Мила, протягивая пустой бокал.
– Девушке – молока, – сказал Гринчук Графу. – Можно – кокосового. Но обязательно – безалкогольного.
– Вы зануда, Юрий Иванович, – сказала Мила.
– Устами младенца глаголит истина, – сказал отец Варфоломей.
– Зануда вы, Юрий Иванович, – сказала Инга.
– Да, я – зануда! – гордо произнес Гринчук. – И ужасно счастлив этим.
Гринчук налил себе шампанского и встал:
– Есть тост.
– Правильно, – одобрил Доктор. – Пить без тоста – признак глубинных нервных расстройств… Хотя… Может и наоборот. Произносящий тост как бы извиняется перед всеми и перед собой, что пьет. Снимает с себя вину…
– И топит ее в вине, – подхватил Полковник. – Но предлагаю вернуться к тосту.
– Вот именно, – сказал Гринчук. – Я до недавнего времени жил очень интересной жизнью. Богатой событиями и приятными встречами. В самом начале карьеры меня чуть не зарезали, и я жив только благодаря отцу Варфоломею, который нашел мою полупотрашенную тушку в сугробе.
Присутствующие за столом обернулись к священнику, тот махнул рукой, пробормотал что-то невразумительное и отвернулся.
– Почти каждый день я получал удовольствие, – продолжил Гринчук, – от общения с ворами, проститутками – поймите меня правильно – наркоманами и прочими достойными представителями человечества. Несколько раз в меня стреляли и, к сожалению, я стрелял не только в ответ, но и в живых людей. Двоим из них повезло меньше других. Да. Наверное, я буду очень скучать без всего этого. Наверное, я буду плакать по ночам оттого, что не могу броситься сквозь пургу и метель, как сказал классик, с жезлом и пистолетом, навстречу уроду, укравшему из чьей-то квартиры пылесос и женские трусы пятьдесят восьмого размера. Да, я стану занудой. Я буду копаться в огороде, ходить за грибами или возить свою супругу на Канарские острова. И я предлагаю выпить за то, что мне удалось заставить судьбу сделать меня занудой. За мое занудство!
