Черная тень под водой - Александр Александрович Тамоников
Алексей угрюмо гипнотизировал окна. «Неудобная» мысль зрела в течение всего дня. Что он знал о майоре Корбине? Да ничего. Утверждение, что в органы госбезопасности и контрразведки не проникают шпионы, – ложное и придумано самими контрразведчиками и сотрудниками ГБ. Да, выявленные случаи единичны, но они есть, а сколько еще не выявленных? Корбин не из местных, мизантроп, не любит чужаков, себе на уме. Готов выслуживаться, но это может быть ролью. Завалить работу на заводе он не может – первым же загремит. А вот касательно всего остального… Главный вопрос: как можно прошляпить четырех лазутчиков в высшем руководстве города? Как такое вообще возможно? Только сознательно закрывая глаза. Негласная проверка – конек МГБ, они на этом деле собаку съели. А тут что? Априори в высшем руководстве не может быть лазутчиков? А как же Блюхер, Тухачевский, Ежов – и им подобные персоны? Ведь выявили, отработали. Где активная деятельность сотрудников ГБ по расследованию убийств? Поверили в силы милиции? Не смешите. Вся работа – поверхностная и формальная. Плюс настороженное отношение к командированным от Смерша. Вроде радоваться должен – забирают его работу. Кто такой убийца со шрамом, почему никто его не знает, а он прекрасно знал город? Почему не опознаны трупы на фото? Диверсанты явно получили приказ от «гдышевских» – значит, и прибыли из Гдышева? Но где они жили, раз их никто не знает? Или кто-то все же знает, но проведение опознания доверено не тому – а именно майору госбезопасности Корбину?
Погасло одно из окон, а через минуту вышла женщина в зауженном плаще – Татьяна Викторовна. День окончен, можно домой. Свет в окне ее начальника продолжал гореть. Она спустилась с крыльца, направилась на Советскую улицу. Но вдруг передумала, пошла обратно – к переулку, ведущему на Народную. У входа в переулок сделала остановку, обернулась. Алексей насторожился. Он не придал бы значения, подумаешь, передумала куда-то идти. Но женщина явно проверялась – не следят ли за ней! С какой стати? Зачем нужно проверять, нет ли хвоста, обычному секретарю? Что-то завьюжило в голове, Алексей застыл. Хорошо, что сигарету выбросил, не горит огонек. Женщина исподлобья озиралась, глянула на кусты, за которыми стоял контрразведчик. Развернулась и быстро вошла в переулок. Это могло ничего не значить. Бабы боятся темноты, в которой прячутся насильники и убийцы. Им не хочется, чтобы за ними кто-то шел. И все же «вьюга» усиливалась… Корбин не собирался уходить – свет горел. Алексей вышел из кустов и бесшумно перебежал открытое пространство.
Татьяна Викторовна уходила, помахивая сумочкой. На работу она надевала ботинки без каблуков – они не цокали, как лошадиные копыта. Размытый силуэт быстро двигался по переулку. Она опять обернулась – и Алексей мысленно похвалил себя за сдержанность. Женщина свернула. Он выждал несколько секунд, побежал за ней, крайне недоумевая: не посещает ли гражданка Савельева тайного возлюбленного? Но дама вроде незамужняя, к чему такие маневры? Амурные отношения советской властью не воспрещались.
Проход между оградами был узок, машина бы не протиснулась. Женщина быстро уходила. Теперь она прижимала сумочку к груди и не оглядывалась. Сместилась к забору, видимо, обходила лужу, устремилась дальше. Алексей шел за ней, держась края дорожки. Снова поворот, пришлось ускорить движение. Улица Народная ее, по-видимому, не интересовала – секретарь переулками шла на юг. Здесь не было ничего, оборвался частный сектор, возникла свалка, потянулись овраги. Вероятность наткнуться на шпану была незначительной – шпана не промышляет там, где нет людей. Татьяна Викторовна шла по узкой дорожке – с одной стороны был овраг, с другой – ограда подстанции. Аппаратная не работала, у строения провалилась крыша. И забор был соответствующий – из сплошных дыр. Объект ушел с тропы, свернул в какую-то нишу. Алексей перебежал за дерево, осторожно высунулся. Татьяна Викторовна шмыгнула за уцелевший фрагмент ограды. Алексей подошел к нему на цыпочках. Она сидела на корточках, что-то нащупывала в нижней части забора. Провернулась прибитая гвоздем планка, образовалось отверстие, где что-то лежало. Тайник для связи, сообразил Алексей. Женщина вытащила записку, сунула в правый карман плаща, поднялась, стала приводить себя в порядок. Алексей вернулся за дерево.
Она вышла, поправляя сбившийся плащ. Все естественно: не добежала до туалета, использовала «складку местности». Алексей заступил ей дорогу, вырвал и швырнул в овраг сумку. Женщина оторопела, крик застрял в ее горле. Он схватил ее за шею, сжал. Секретарь задохнулась, конечности обвисли. Алексей запустил руку в ее карман, вынул сложенный листок, сунул в свой карман. Женщина пребывала в трансе, не могла продохнуть. От подобных паршивок можно ждать чего угодно. Давать ей шанс ускользнуть капитан не собирался. Он схватил секретаря за руку, поволок в овраг, подхватил по пути сумку. Шпионка кашляла, спотыкалась. Он волок ее, как мешок, не испытывая жалости. Не мог он ошибиться, она осознанно пришла к тайнику! Шеф приказал? Внезапно дама извернулась, стала вырываться. Алексей не поскупился на пощечину – ее голова дернулась, поникла. Он протащил ее еще немного, бросил под обрыв. Здесь их точно никто не услышит. Женщина стонала, приходя в себя. Алексей включил фонарь, развернул записку. Время тайнописи, видимо, прошло, писали прямым текстом. «Ликвидируйте шефа и уходите», – гласила мелкая, немного искривленная запись. Почерк хотели изменить.
«А не погорячился ли я, инкриминируя Борису Михайловичу смертные грехи?» – подумал Алексей.
Женщина тяжело дышала, держалась за горло. Глаза ее были полузакрыты, лицо выражало страдание. И вдруг она дернулась, откатилась, вскочила на колени! Капитан не уследил! Но время исправить ошибку все же осталось. Татьяна Викторовна что-то вырвала из отворота плаща, видимо, в него был вшит потайной кармашек. А сама она не из тех, кого обыскивают. Хотела отправить предмет в рот, но Алексей набросился, повалил. Обхватил кулак, заставил разжать пальцы. Женщина взвизгнула, выронила ампулу. Алексей поймал ее, отправил в тот же карман, что записку. Что еще в заначке – оружие? Но это вряд ли, секретарю оно не положено.
– Дайте мне ампулу, Алексей Владимирович… – прохрипела секретарь. – Вы все поняли, запираться не буду… Об одном прошу – верните ампулу… Я не могу выносить боль, слишком занижен болевой порог…
И таких принимают в агенты?
