Б. Седов - Фарт
Я взглянул на Кончиту и сказал:
– А не ты ли, милая девушка, передала Альвецу то, что подслушала у пруда?
Теперь я был уверен еще и в том, что именно она слышала наш с Ритой разговор около водопада, когда мы обсуждали этот идиотский телемост. Больше некому. Но, черт подери, мы же говорили по-русски, как она могла что-то понять?!
Кончита дернула подбородком и ответила:
– Какая разница! Во всяком случае я хочу, чтобы ты знал, зачем я приехала сюда.
– Ну и зачем же? Я здесь один, секретничать ни с кем не стану, подслушивать нечего…
– Зачем? Затем, чтобы не дать им убить тебя, если они примут такое решение.
– Ты станешь убивать своего приемного отца, который вырастил из большеглазой малютки такую роскошную кралю с большими сиськами и задом? – притворно ужаснулся я.
– Не паясничай, – ответила Кончита, – налей мне вина.
Я налил, и она, взяв стакан, сказала:
– Ты, конечно, смелый парень, Тедди. Точнее – Знакар… Какое дурацкое имя! Язык сломаешь.
Она выпила вино и, поставив стакан на стол, продолжила:
– Смелый… И сильный, – она посмотрела на меня особым взглядом, означавшим, что это слово относилось к вполне определенной стороне моей мужской силы, – но когда тебя сделают мертвым, то ты не будешь нужен никому. Даже своей русской красотке, которую я пощадила. Здесь, в сельве, тебе некуда бежать и некому защитить тебя.
Я промолчал, и она закончила:
– Кроме меня. Поэтому тебе стоит быть со мной любезным и выполнять мои желания.
Ага, подумал я и спросил:
– А что, опять появилось желание?
Глаза Кончиты заволокло коровьей дымкой, и она ответила:
– Да-а-а… Есть, и еще какое… Очень хочется! Пойдем погуляем?
Ну, блин, да что же это! Она меня спасать приехала или трахаться? Что ей там, в лагере, мужиков не хватает? Зуб даю, что она переспала там уже со всеми. У нее это просто на лбу написано.
– Не сейчас, – ответил я, – сейчас у меня голова занята другим.
– А для этого голова и не требуется, – вполне резонно ответила Кончита, – для этого другое нужно.
– Нет, дорогая, – решительно ответил я, – может быть, но не сейчас.
В это время из хижины вышли Гарсия с Альвецом, и наша любезная беседа прекратилась сама собой.
Выйдя, они обменялись рукопожатием, затем Альвец подошел ко мне и, протянув руку, сказал:
– Я уезжаю в лагерь, а вы остаетесь с доном Хуаном. Вернусь завтра.
И добавил по-русски:
– Ни пуха ни пера.
– К черту, – ответил я и пожал его руку.
Альвец повернулся к Кончите и без особой надежды спросил:
– Ты со мной?
– Нет, – ответила Кончита, – я остаюсь. Хочу сходить на Чертово Распятие.
– Как хочешь, – с неудовольствием сказал Альвец и, резко повернувшись, направился к «хаммеру».
Видать, он далеко не в первый раз оставляет свою приемную дочь в распоряжении других мужчин. Ревнует… Все они тут трахаются друг с другом без разбора, а потом про это дело снимают бесконечные сериалы про бесконечные разборки, когда никто уже и не помнит, кто, с кем и когда.
Потому что все, со всеми и всегда.
Гарсия кашлянул и, посмотрев на часы, сказал:
– Я пойду отдохну, а вы тут развлекайтесь как хотите. Кстати, можете сходить с Кончитой на Чертово Распятие, рекомендую.
– Что рекомендуете? – поинтересовался я, – Чертово Распятие?
– Ага, – ухмыльнулся Гарсия.
Он, конечно, понял мой гнусный намек.
– А что это такое? – спросил я с преувеличенным интересом, едва сдерживая дурацкий смех.
– Скала. Отсюда – полчаса ходьбы, – ответил Гарсия. – Местная природная достопримечательность.
– Спасибо за рекомендацию, – поблагодарил я его.
– Не за что. До завтра вам все равно делать нечего.
Гарсия кивнул и исчез в хижине.
Я посмотрел на Кончиту и, поняв, что мне не отвертеться от ее горячих и упругих объятий, со вздохом сказал:
– Ну что, пошли на скалу?
– О, Тедди, с удовольствием! – оживилась Кончита, почуяв добычу.
Я уже привычным жестом зацепил бутыль за плетеную рукоять, и мы неторопливо пошли по лесной дороге, которая, судя по всему, вела к этому самому Чертову Распятию. Кончита размахивала прутиком и болтала о всякой ерунде, а я, делая вид, что слушаю ее, думал о своем.
Гарсия сказал, что у меня есть свободное время до завтра.
Во-первых, это значит, что до завтра я должен определиться с ответом, а то он, не дай Бог, действительно решит скормить мой труп крокодилам. А им такая закуска на один зуб. И никто, понимаешь, не узнает, где могилка моя. Да и не будет ее, могилки этой, а будет просто куча крокодильего дерьма. И каждый желающий сможет пройти мимо нее и сказать, привет, Знахарь, а ты совсем не изменился…
Да-а-а…
Но шутки шутками, а такой вариант не исключен.
Я имею в виду не разговор с говном, а то, что меня решат прикончить. И в этом случае мне не на кого рассчитывать. Кроме, конечно, Кончиты. Тут она права.
Но возможен еще один вариант.
До завтра какие-то неизвестные люди решат что-то по-другому, и Гарсия скажет мне, пожалте в вертолет, дорогой Знахарь, мы летим в Акапулько развлекаться и получать удовольствие. Война окончена, всем спасибо.
Но первый вариант более вероятен.
Может быть, взять этого Гарсию в заложники…
Я стал вспоминать все известные мне случаи с заложниками, и во всех этих случаях террористы, а эти ребята иначе не называются, выглядели полными подонками, чего бы они ни требовали – миллиона баксов или свободы для своей поганой республики.
Мне это не подходило, и я сразу же выбросил этот бред из головы.
В общем, дело сильно пахло керосином.
Чертово Распятие я увидел издалека, и меня как ударило – настолько оно напомнило мне Чертов Камень, на который несколько лет назад я забирался со старцем Евстратом.
Форма была другой, но общее впечатление – то же.
Здоровая каменюка, торчавшая в небо метров на сто и не имевшая с распятием ничего общего.
– А почему эта скала называется Чертовым распятием? – спросил я у Кончиты.
Она поправила широкий кожаный ремень с висевшим на нем внушительным тесаком в ножнах и, посмотрев на скалу, к подножию которой мы приближались, ответила:
– Легенда говорит о том, что когда-то в старые времена дьявол, отчаявшись победить Всевышнего, – тут она перекрестилась, – приказал своим помощникам распять себя на этой скале. Она тогда имела вид креста, и он хотел таким образом сравняться с Иисусом. Но Всевышний, узнав про это, послал на землю молнии, и перекладины отвалились. Дьявол чуть не лопнул от злости и вернулся в свою преисподнюю, а скала с тех пор так и называется.
Я задрал голову вверх, прикинул, какого размера был этот каменный крестик и спросил:
– Это что, дьявол такого роста, что ли? Как раз с эту скалу?
– Никто не знает, какого он роста, – отрезала Кончита, – а тот, кто увидит его хоть раз, сам пропадет на веки вечные.
И она быстро перекрестилась, поцеловав ноготь большого пальца.
Я услышал шум воды, и этот звук весьма меня обрадовал. Полчаса ходьбы по солнцепеку наводили на мысли о купании и прочих водных процедурах.
– Это речка, – словно услышав мои мысли, сказала Кончита, – можем искупаться. Кстати, в этом месте никогда не бывает крокодилов. Народ говорит, что они боятся этой скалы, потому что от нее до сих пор пахнет серой.
Я принюхался и действительно почувствовал слабый запах серы.
– А может, это от того, что наш рогатый приятель до сих пор шляется где-нибудь поблизости и все думает о том, как бы ему с Христом сравняться?
– Тьфу! – совершенно как русская деревенская баба при упоминании нечистого, сплюнула Кончита, – не болтай ерунды, а то он услышит нас и заберет к себе.
– Кто – Христос? Я не возражаю, – сказал я.
– Идиот! Не Христос, а тот, другой! И вообще хватит об этом, мы уже пришли. Здесь на эти темы лучше помалкивать. Один болтал языком, а потом пропал на три дня. А когда вернулся, то бесы в нем так и прыгали. Пришлось застрелить.
– Это у него, наверное, от местного вина белая горячка случилась, – авторитетно заявил я, – выпил литров сорок и отъехал.
– Сам ты белая горячка, – буркнула Кончита, опасливо поглядывая на скалу.
В это время деревья расступились, и я увидел удивительно прозрачную речку, дно и берега которой состояли из белого песка. Кончита ловко сбросила с себя одежду и, разбежавшись, бултыхнулась в воду.
Речка была мелкой и неширокой – метров пятнадцать.
Вынырнув на середине, Кончита встала на дно и, откинув мокрые черные волосы назад, развратным голосом позвала меня:
– Ну что ты там стоишь, как истукан? Видишь, твоя малышка ждет тебя!
Вот чего я не люблю, так это когда в отношениях мужчины и женщины, какими бы они ни были, имеются слова типа «малыш», «зайчик», «котик», «рыбка» еще всякая… Бля!
Ладно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, тем более, что сейчас мой мыслительный центр оперативно перемещался из головы, где находится мозг, вниз, где находится нечто совсем другое, во вмешательствах разума не нуждающееся. Я тоже разделся и, с наслаждением шагая по мелкому белому песку, вошел в воду.
