Б. Седов - Рывок на волю

Б. К. Седов

Рывок на волю

Пролог

Я выбрался из чистилища. Я вернулся из преисподней. Как – не знаю, не ведаю, но случилось такое, что распоганейшее состояние, которое не смог бы описать и Достоевский, вдруг отпустило…

Распоганейшее – действительно. Хотя простреленная автоматной пулей нога почти не болела, зато давали знать о себе отбитые почки и печень. Но и это можно было бы списать со счетов, если бы не жесточайшая депрессия, которая не отпускала ни на миг и долбила меня единственной мыслью: «Я проиграл, меня развели по полной программе, как последнего дилетанта. Я допустил такую кучу ошибок, что не смог ни только пуститься в бега, хотя сделать это казалось элементарным, но мне даже не удалось уйти от мерзкой действительности самым простым путем, а именно потонуть в болоте или подставиться под ментовскую пулю. И вот, в результате мой враг номер один кум ликует и получает поздравления за идеально проведенную операцию, солдатики разъезжаются по отпускам, а я торчу в сыром холодном кичмане, скриплю зубами от боли, выслушиваю насмешки охраны и донимаю себя упадочническими мыслями…»

Три дня назад, когда мы не смогли незаметно уйти из промзоны, зацепили за собой хвост и оказались загнанными в болото, я сумел оторваться от группы преследования метров на сто и был уверен, что сейчас либо провалюсь в непроходимую топь, либо получу в спину автоматную очередь. Но ни то, ни другое. Сволочной кум, возглавлявший погоню, сумел одним-единственным выстрелом прострелить мне бедро, притом все сделал настолько ловко, что пуля прошла навылет, разорвав мышцы в считанных миллиметрах от берцовой кости. И я свалился на мокрый, пропитанный влагой мох между кочек, поросших брусничником. И пока ждал еще одной пули, пока силился сообразить, что происходит, пока безуспешно искал глазами поблизости хотя бы одну бочагу, в которой можно было бы утопиться, до меня успели добраться трое солдат. Трое здоровых лбов, мечтающих отличиться и съездить в десятидневный отпуск. Ну и куда против них было мне, измученному погоней, да еще и с пробитой пулей ногой? При всем том, что с собой у меня не было даже перочинного ножика.

Совершенно не помню, пытался ли я хоть немного порыпаться против этих парней. Наверное, пытался – уж такой я дурак, что и в, казалось бы, безнадежнейших ситуациях готов огрызаться до последнего. Но ясно одно – со мной никто особо не церемонился. И следующее воспоминание, когда я тяжело и мучительно приходил в себя, – это холодная одиночная клетуха ШИЗО с бетонным полом и шершавыми, покрытыми влагой стенами. И кое-как перебинтованная нога. И отбитые внутренности. И давящая на психику депрессия: «Господи, и что я наделал! Провалил так хорошо подготовленную операцию!»

Следующие трое суток прошли в каком-то угаре. Я ничего не ел. Я не общался с иногда совавшимися ко мне в камеру цириками, даже не огрызался на их попытки меня подколоть, объяснить, какое же я дерьмо, и какие кошмары ждут меня впереди. Я не владел совершенно никакой информацией о том, что в эти дни происходит на зоне. Но зато никто меня, доходягу, не трогал, не избивал сапогами и резиновыми дубинками. Никто не пытался задавать мне вопросы. Про меня, казалось бы, все совершенно забыли, если бы не одно «но». Очухавшись в камере, я обнаружил рядом с собой комплект перевязочного материала и антисептики. Неслыханное дело, но зато теперь я мог заниматься своей ногой, чем и не преминул воспользоваться. Как бы мне ни хотелось сдохнуть, но оставаться одноногим в мои планы никак не входило. И все шло к тому, что я даже не охромею, а мое бедро придет в нормальное состояние не позже, чем через месяц. Правда, за этот же месяц в том сыром каземате, где я находился, можно было заработать себе целый букет других недугов, начиная с обычного истощения и заканчивая радикулитом и туберкулезом. И этого я весьма опасался.

Но на четвертый день ситуация изменилась. Вернее, не совсем так – изменилась. Она просто немного улучшилась. И этим, как ни странно, я был обязан куму.

Часть I

ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАЙ

Глава 1

ХРОМАТЬ – ТАК ХРОМАТЬ

– Разин, на выход!

Этого прапорщика Смирнова я знал хорошо. Раньше он дежурил в промзоне, потом на КПП, и вот теперь перевелся в ШИЗО. Уж не знаю, что подвигло его на такой шаг, ведь ни особой жестокостью, ни чрезмерной жадностью – а ведь ШИЗО считалось теплым местечком, где можно делать хорошие деньги, – Смирнов не отличался. Это был увалень с фигурой штангиста-тяжеловеса и удивительно спокойным характером. И на зоне над ним подсмеивались, даже складывали про него безобидные анекдоты, но в то же время его глубоко уважали. Две вещи, практически несовместимые, но в этой жизни случается всякое.

– Ну и, как ты считаешь, я это сделаю? «На выход»… – огрызнулся я, сидя прямо на холодном бетонном полу. Ну и черт с тем, что заморожу задницу и стану на всю жизнь инвалидом, но присесть на корточки, как это обычно делают зеки, я не мог из-за своей ноги. – Так как ты себе представляешь подобное?

– А не знаю, – безразлично ответил Смирнов. – А только приказано доставить тебя к нач. оперчасти. Вот. – И он неожиданно достал из-за спины два небольших алюминиевых костыля. – Взял на время у одного доходяги.

Я был поражен! Какая забота! Какая предусмотрительность! Неужели я настолько сильно понадобился куму, что он не поленился пошевелить своей тощей задницей и даже организовал мне средство передвижения. И ему совершенно плевать на то, что вся зона уже через час будет базарить о том, как меня, раненого и избитого, вели из кичмана к нему в кабинет.

– Хм, ну что же… Посмотрим, что из этого выйдет. – Я с трудом поднялся на ноги, покачнулся, облокотился плечом о влажную стену. – Давай, что ли, прапор, свои орудия пыток.

Силенок за последние дни я потерял слишком много. Опыта передвижения на костылях у меня не было совершенно, так что двигал через локалку со скоростью парочки пенсионерок, под ручку гуляющих в парке. Конвойный меня не подгонял, плелся чуть сзади и даже несколько раз предупредительно поддержал меня в тот момент, когда я было собрался шмякнуться наземь. И при этом не произнес ни одного ругательства. Ни единого слова. Весь путь от кичмана до адм. корпуса занял у нас не менее получаса. И лишил меня жалких остатков сил. Но зато разогрел любопытство – и что за интерес у этого козла из оперчасти ко мне инвалиду? – до предела.

Кум встретил меня своей дежурной змеиной улыбочкой, молча кивнул на стул и с нескрываемым интересом наблюдал за тем, как я враскоряку ползу через его кабинет.

– Конвойный, свободны, – первое, что он произнес, когда я уселся, вытянув больную ногу. Потом он дождался, когда Смирнов выйдет из кабинета, и только после этого обратился ко мне: – Вот такие дела, Константин Александрович… Что же ты, дорогой, меня так подвел? Я растерялся. И как же, скажите, я ухитрился его подвести? Наоборот, бежал не тогда, когда сделать это было проще пареной репы – в тот момент, когда по протекции кума выходил за пределы зоны в поселок по расконвойке. Так нет, меня понесло из зоны сложнейшим путем, под водой. Пришлось цепляться снизу за сплавной плот и дышать через трубку. Чуть не загнулся от гипотермии, в результате все же попался, но своего слова, данного куму, не нарушил. Не подставил Анатолия Андреевича. А теперь вот пожалуйста: «Что ж ты меня так подвел!»

– И чего же я сделал такого? – с искренним удивлением спросил я.

– Как так «чего»? – на этот раз поразился кум. – Пошел в бега, устроил администрации неприятности, и в первую очередь мне. И это за все то добро, что я сделал тебе за последнее время. Жил, понимаешь, у меня дома, трахал мою сестру, каждый день сколько влезет разгуливал по поселку. На зоне я закрывал глаза на все твои выкидоны. И по моей просьбе на все твои выкидоны точно так же закрывали глаза и другие. А ты за это время ни дня не работал. Не выходил на разводы. Пил и жрал от пуза так, как, скажем, мне и не снилось. Чего же тебе еще надо?!! – вдруг взорвался кум. Он даже двинул кулаком по столу. – Чем ты был недоволен?!!

Ему, несчастному (или счастливому?), понять этого было, наверное, не дано.

– Анатолий Андреевич, – тяжело вздохнул я. – Я не хочу заниматься пустым словоблудием. Если вы до сих пор не врубились, чего же мне еще надо, в чем я весьма сомневаюсь, то пытаться что-либо вам объяснять бесполезно. Так что, считаю эту тему исчерпанной. Если это единственное, о чем вы хотели меня спросить, то позвольте откланяться. Я устал. Я хочу назад к себе в камеру. Ну а если у вас еще есть вопросы, то задавайте. Я слушаю.

Кум рассмеялся.

– Ну и упрямый же ты… черт, Разин. Впрочем, мне это нравится. Ладно, слушай. Хочу предложить тебе сделку.

– Никаких сделок, – покачал я головой. – Вы знаете.