Валерий Горшков - Принц воров
Конвоир давно удалился, Шелестов продолжал стоять у окна и с любопытством наблюдать за новой встречей тех же героев, но при иных обстоятельствах, а Корсак с бандитом не отрывали друг от друга глаз.
— Я понял, — первым не выдержал арестант, — я все понял. Сука… Как я сразу не догадался, что среди нас крыса…
— Полегче, — предупредил из дальнего угла Шелестов.
— Да пошел ты на хер, мусор! — отмахнулся от него, как от назойливой мухи, бандит. Его внимание было всецело поглощено человеком, сидящим перед ним на стуле. — И ты… ты, сын Святого, пришел к нему в последний час, чтобы нагадить людям, вынувшим тебя из петли?! Сука позорная!.. — Бандит вскипел, разрывая на себе рубаху. — Почему?! Почему я тебя не порешил еще там, на Лебяжьей?! Ведь чувствовал, видел насквозь — мус-сор!.. Видел!.. Я повелся, повелся как лох!.. «Я — сын Святого!» «Здесь поставлен Червонец!» Гнида!.. Ненавижу, ненавижу!.. Ну, что мне стоило тебя порешить, что?.. — Бандит сполз на пол, скрючился на нем, словно получил известие о смерти близкого человека, обхватил голову левой рукой и стал кататься по грязному бетону, выдирая из головы остатки волос.
Шелестов дал знак конвоиру, прибежавшему на шум, чтобы тот убирался, и шагнул в центр комнаты.
— Прекратите этот цирк, Полонский! Дуракаваляние имеет смысл только тогда, когда вокруг вас тоже дураки… Здесь же я вижу только одного дурака, хотя и надеюсь, что он обретет ум.
Не обращая внимания на эти призывы, бандит катался по полу, продолжая использовать свою здоровую руку в качестве молота, бьющего по наковальне — по собственной голове.
— Червонец! — строго окликнул его Шелестов.
— Перестаньте… — устало выдавил Корсак. Сжав виски пальцами, он встал и направился к окну. — Голова разламывается третьи сутки… Ничего не помогает… — Не замечая удивления Шелестова, он повернулся к полковнику и бросил: — Неужели вы не видите… Неужели вы не заметили, что это не «альфа», а «омега»-существо? Это «шестерка», полковник…
Ничего не понимая, Шелестов прошел к не прекращающему истерику арестанту и присел на край привинченного табурета. Рука его протянулась к воротнику фуфайки бандита, и он рывком перевернул его на спину.
— Как же это тебя угораздило в плену-то оказаться, Сверло? — резко спросил Ярослав, приходя в восторг от чудовищнейшего недоразумения, поразившего военную разведку СССР.
— Сверло? — повторил, словно сомнамбула, Шелестов. — Какое сверло?
— Вызовите конвой и отправьте его в камеру, — попросил Ярослав.
— Это совершенно бесполезная для нас фигура, — продолжил Корсак, когда они остались в комнате одни. Он ходил по кабинету в каком-то исступлении, пытаясь подвести итоги случившемуся. — Совершенно никчемная… Это значит… Это означает, что Червонец на свободе. Раритеты под его контролем. Человек из Монетного двора остается под прикрытием. Это значит, что цель операции не достигнута. Черт меня побери… Что вам сказал мой связник, товарищ полковник, когда ориентировал вас на лидера банды?
— Он сказал, что у Червонца повреждена выстрелом правая рука и она перевязана. Мои люди взяли того, у кого перевязана правая рука, Слава!
Корсаку мучительно хотелось закричать так, чтобы свод этой старой тюрьмы разорвался, дав выход его крику.
— У Сверла рука перевязана таким образом, что нетрудно догадаться о том, что она не прострелена, а сломана! У него шина на локтевом сгибе! Когда на пулевое ранение накладывали шину, товарищ полковник?
— Когда кость руки раздроблена пулей.
— Но когда кость руки раздроблена пулей, человек не может ходить не только на ограбление грузовика, но и в туалет! Этот человек никуда не может идти, потому что у него поражены нервные окончания, и он должен лежать и принимать лекарства в вену, в рот, в задницу, куда угодно! И лежать! Лежать, потому что никакая сила воли не сможет заставить его подняться! Неужели ваши люди этого не знают?..
— Но как же ходит, нападает на грузовики и успевает закатывать истерики Сверло?! — не выдержал Шелестов.
В отчаянии махнув рукой, Ярослав пробормотал:
— Мозги этого мерзавца разжижены инъекциями морфия. Он держится молодцом только потому, что его карманы были набиты наркотой!.. Через пару часов он будет рассказывать вам все, вымаливая дозу наркотика. Но знает он, поверьте мне на слово, меньше, чем я… Разве может кто-то пойти за человеком, который живет только потому, что принимает морфий? Вот это все должно было сверкнуть молнией в голове ваших людей, когда они увидели и руку Сверла, мною, кстати, сломанную, и зрачки его в копеечную монету, и форму повязки!
Шелестов замолчал, спорить с Корсаком не имело смысла. При досмотре задержанного у него обнаружили около десятка ампул морфия и шприц с грязной иглой.
— Мне нужно осмотреть трупы в морге, — вдруг заявил Слава.
Через час, выходя из морга, он заявил окончательно и бесповоротно:
— Червонец жив.
И второй человек в военной разведке страны увидел, как в глазах капитана Корнеева появились хорошо знакомые ему желтые огоньки.
— Я только одного не могу понять, товарищ полковник…
— Могу помочь? — сейчас Шелестов уже не знал, чего можно ожидать от Корсака.
— Когда банда ждала грузовик из Пулково, я смотрел в обратную сторону, в сторону Ленинграда, просчитывая вероятные пути отхода, если останусь жив. И в нескольких километрах от засады я увидел вспыхнувшие огоньки фар. Какая-то машина заехала в лес и остановилась. Фары моргнули, а потом стали практически невидимы. Такое впечатление, что кто-то закрыл их светомаскировочными устройствами. Вы знаете, ошибиться я не могу.
— Сейчас, когда из Ленинграда выведены регулярные войсковые части, в городе осталось только одно ведомство, использующее светомаскировочные устройства на фарах машин, — перед тем как выдавить это из себя, Шелестов долгое время молчал.
— И что же это за контора с такими нерадивыми сотрудниками?
— Народный комиссариат внутренних дел, Ярослав Михайлович.
Червонец, имея в кармане паспорт на имя Николаева Андрея Ильича, выбрался из леса в утро того же дня, когда Корсак решил поворачивать на Ленинград. Когда стало ясно, что грузовик имеет не ту начинку, на которую рассчитывал Червонец, он переменил решение об убийстве своих подельников и сына Святого. Едва в темноте послышались звуки рукопашной борьбы, он быстро осмотрелся, вычислил то направление, которое мог с большей вероятностью избрать Корсак, и, повинуясь животному инстинкту делать все наоборот, направился в лес.
Двигался он короткими перебежками, нынче был не тот случай, когда можно было удаляться от места боя по-пластунски. Нужно было убегать, и делать это по возможности спешно. Стремительно углубившись в лес, Червонец рухнул на землю и, водя перед собой стволом «маузера», стал высматривать в темноте Корсака. Сомнений в том, что это именно он передал информацию чекистам, у бандита не было. Вместе с желанием побыстрее убраться отсюда, голову вора буравила мысль о том, каким образом, когда и почему Корсак сумел связаться с легавыми. Ответ напрашивался сам собой. Сын самого страшного за всю историю Петербурга бандита сумел убедить Крюка перейти на его сторону. Значит, Корсак рискнул. И чем рискнул?! Семьей!
— Да что за люди такие? — возмущался Червонец, быстро пробираясь по пронизанному осенним ветром лесу. — Ему говоришь, сиди, мол, иначе бабу твою с сосунком прирежу… а он что? Поразительно, до чего мозг мусора устроен! Ну да ладно…
Сотни раз рискуя выколоть себе сучьями глаза и столько же раз врезаться в полной темноте в дерево, Червонец шел, ориентируясь по компасу на ремешке часов, пока не забрезжил рассвет.
Банда погибла, сомнений в этом нет. Но разве не это планировал бандит, начиная заведомо проигрышную комбинацию с грузовиком? Спирт через Канаду, доллары в нью-йоркском банке… Повелись. Вот только у Корсака был такой взгляд, словно он понимал, что хуже шняги нет и быть не может. Надо было еще Крюку в харю заглянуть — как-то не догадался… Впрочем, знал бы прикуп — жил бы. И не бегал бы по лесам, как заяц…
Если бы Корсак знал, что, выбирая направление на Ленинград после долгой ходьбы по лесу, он находится в пятистах метрах от Червонца, кто знает, как развернулись бы последующие события. Не знал этого и Альберт Полонский.
Оба двигались в параллельном направлении первые два часа.
Через сто двадцать минут Червонец без сил опустился на землю, Корсак шел не останавливаясь.
На привал Червонец выделил себе пятнадцать минут, но пролежал двадцать. Еще раз сверившись по компасу, он взял левее и совместил свой маршрут с курсом капитана Корнеева. Если бы он эти пять минут потратил на передвижение, то ровно через сорок минут натолкнулся бы на Ярослава, который привалился к осине, приводя в порядок мысли и силы.
