Михаил Нестеров - Скалолаз
– Не знаю, что и сказать.
– Я знаю. Ваш Курочкин какой-то неугомонный. Кстати, на плече у него есть татуировка – «Одаренный от природы»? Я не прав? Молчите? Ваш офицер связи более разговорчив. Ну так что скажете, Паненок? – Шеель впился в него глазами.
Вадим знал о происхождении татуировки. Над плечом Сергея Курочкина поработал мастер тату. Надпись была сделана на фоне заснеженной вершины Джомолунгмы, затененной с юго-западного склона, что служило символом прохождения по нему в мае 1982 года советской экспедиции в составе одиннадцати человек. Не случайно столько же альпинистов насчитывала экспедиция Скокова.
– Да, у Сергея есть такая татуировка.
– И сделал он ее в армии, – попробовал угадать командир.
– Нет, – покачал головой Паненок. – В 1990 году на соревнованиях по альпинизму под Ордалью – это в Норвегии…
– Я знаю, где это. Дальше.
– Курочкин получил главный приз и произвел фурор, – продолжил Вадим. – Главный судья соревнований, новозеландец, похлопал его по плечу и сказал по-английски: «Natural of gifted». Что буквально означало «Одаренный от природы». Это был первый успех Сергея. В то время ему не исполнилось и девятнадцати.
– Спасибо за сотрудничество, – повторился командир.
Он оставил русских одних и созвал военный совет. Он сидел на рюкзаке, а Скокову казалось – на барабане.
– Господа, теперь мы знаем не только имя нашего врага, но и его военную специальность: егерь. В мире сотни воинских специальностей, нам же достался эксперт по ведению боевых действий в горах. Фатальное невезение.
– Ты сказал, его фамилия Курочкин? – спросил Кепке.
– Чья фамилия?.. А, ну да, конечно. Именно так я и сказал.
«Вот это встреча!» – не без восторга думал Шеель. Сейчас смерть Вестервалле и Майера показалась ему закономерной, спланированной, пусть даже не командиром.
– «Натюрбегабт» один, – продолжил капитан, переводя тату на немецкий. – Роль у него – догоняющего. Он при всем желании не сможет дышать нам в затылок. Между ним и нами всегда будет не меньше восьми часов. Бедный Лемке, – усмехнулся Ларс. – Пожалуй, он мог сказать, что здесь не Страна, а другая планета. Здесь свои законы гравитации. Здесь другая атмосфера. Здесь маленькие расстояния преодолеваются как большие. Здесь один шаг – как десять на Земле. Он один, – снова повторил Шеель, не замечая очевидного: он успокаивал себя. – У него нет в кармане отделения горных стрелков. У него нет никого, кто бы сменил его, пока он спит, отдыхает, принимает пищу. Он тащит на себе обязанности двух или трех человек и устает в два или три раза больше. У него нет никакой поддержки, даже моральной.
Шеель тронул шрам на щеке – отметина, сделанная ему русским спецназовцем. И услышал его фамилию.
– Курочкин создает нам неудобства, – сказал Кепке. – Кстати, его фамилия что-то означает?
Шеель постучал пальцем по колену:
– Курица. Но я все время слышу другое: стенолаз. Бойкая, ловкая птица. Лазает по скалам, удерживаясь на когтях. – Шеель посмотрел в сторону сошедшей лавины и прищурился, будто съедал огромное расстояние. – Гнездится эта сволочь в расщелинах скал и на отвесных обрывах.
– Да пошел ты! – вскипел Кепке. – Курочкин создает нам неудобства, вот о чем я сказал.
– Тонко подмечено, – усмехнулся командир. – Даже ты, Хорст, исподволь дал точное определение нашей проблеме. Курочкин – решаемая проблема. Согласен – он создает нам неудобства. Как против него играть, спрашиваешь ты? Никак. Он сам проиграет. У нас есть время. А пока мне нужно взвесить все «за» и «против», чтобы решить окончательно – идем мы дальше или нет. А он, – Шеель из-под ладони посмотрел на скалы, – пусть пока сидит там. Если я правильно понимаю его положение, сейчас он отдыхает на отвесном обрыве. Спит. Видит во сне ужасы, которые его ждут впереди.
– Нам придется выставлять на ночь караульных, – сказал Кепке, успокаиваясь.
– Вот это обязательно, – мелко покивал Шеель. – И сегодня ночью на посту будешь стоять ты.
«Напросился», – подумал Кепке. Но мысль об Алине слегка скрасила его помрачневшее настроение. Может быть, сегодня ночью что-нибудь получится?
И спросил:
– Выходит, Ларс, мы остаемся здесь еще на одну ночь? А чехи?
– Они тоже заночуют на прежнем месте – у меня точные сведения на сей счет.
– Понятно… А скажи, Ларс, если мы не будем подниматься дальше, то как же твоя гора?
Шеель с грустной улыбкой глядел на далекий и близкий пик Кангбахена. На небеса.
– Я хоть посмотрел на нее, – негромко изрек он.
Кепке понимал своего командира: когда поднимаешься в горы, поневоле становишься философом. Но вопрос он задал только из сочувствия к командиру. В планах операции было точно определено если не место ключевого действия, то, во всяком случае, приблизительное расстояние до него: двух-трехдневный переход от базового лагеря чехов.
Глава 8
19 апреля
1
Кепке замерз. Он выбивал зубами бравый маршевый ритм. Ему хотелось хлебнуть из термоса горячего чая, но для этого нужно вернуться в палатку – и он наверняка кого-нибудь разбудит.
Время четыре часа утра, а Алины все нет. Она ушла, когда часы показывали четверть двенадцатого. Хорст всегда различал, когда женщина выходит из своей палатки. Он тоже вышел, стараясь не разбудить товарищей – ему пора было на дежурство. Впрочем… Скоро они вскочат сами: Алина начнет отпускать шуточки в его адрес, потом вылезет Шеель с автоматом наперевес. «Тоже мне, нашел ремень для воспитания», – усмехнулся Кепке.
Но Алину он все равно достанет. Он возьмет ее. Хорст чувствовал, что с ней просто так не ляжешь, но видел, что Алина заводится от его ежевечерних вылазок. Ему казалось, что она раздевает его глазами.
«Только так, – думал Кепке. – Ты самая трудная женщина в моей жизни. Ты даже не представляешь, до чего ты доводишь меня!»
В светлое время суток во время коротких привалов они садились отдыхать друг против друга и бросались огненными стрелами. Кепке старался придать глазам настоящий звериный блеск. И это ему удавалось. До Алины теперь доходили не только взгляды Хорста: ее ноздри подергивались, она буквально вдыхала запах его похоти.
А Кепке будто находился на театральной сцене. На товарищей он вообще перестал обращать внимание – они тут ни при чем, а он залез на высоту шесть тысяч метров, чтобы переспать с бабой. Он шумно сопел, резко расслаблялся, закрывал глаза… Алина подбадривала его смеющимися глазами и аплодировала ресницами: «Молодец, грубиян! А ну, выдай запах!» – и клубы похоти обволакивали ее.
Кепке говорил себе: «Еще день-два, и она сама затащит меня в палатку. А я… – Хорсту в голову пришла забавная мысль: – Она меня затащит, а я… уйду!» Настроение у него поднялось, и он уже не сомневался, что именно завтра он так и поступит.
«О! Она обязательно затащит меня».
…Мысли о горячем чае перекрыли доступ остальным. Кепке вдруг хлопнул себя по лбу: палатка Алины! В ее термосе наверняка есть или горячий чай, или кофе.
Хорст лег поверх спального мешка Алины и с необъяснимым блаженством шумно потягивал горячий кофе. Лишь после того как он согрелся, к нему вновь пришли думы о женщине.
«Куда же все-таки она пропала?»
Хорст шел за ней метров триста, пока она неожиданно не свернула за ледовый наворот. Его посетила победная мысль: «Сама позвала». Он резко завернул за угол и на всякий случай заблокировался руками, но…
Алины там не было.
Сразу же за наворотом открывалась глубокая расщелина, со дна которой можно было выбраться на ровную площадку. Он подошел к краю и заглянул вниз. При свете тусклой луны он увидел удаляющуюся Алину. Вот она остановилась и махнула ему рукой: «Пошли».
Сука! Она же знает, что я не скалолаз. Я не могу спускаться по вертикальным стенам без специальных приспособлений.
Он понял, что женщина смеется над ним.
Куда она поперлась?! Не к чехам же в лагерь? Но до них идти часов восемь-девять. А если кто-то из их лагеря выйдет ей навстречу, то время сократится вдвое.
Что же ты за штучка такая, Алина?
Кепке прождал ее у расщелины часа полтора и вернулся в лагерь.
Сейчас… он посмотрел на светящийся циферблат часов… 4.30. Ну, где она?
Хорст согрелся и решил выйти из палатки. В голове промелькнула мысль: разбудить командира и все рассказать. Но он передумал: «Это я всегда успею».
Кепке распахнул полог палатки и вылез наружу.
В нескольких десятках метров от себя он увидел Алину.
Она едва держалась на ногах. На ней не было ее привычной вязаной шапочки, волосы смерзлись. Подбитые пухом брюки разорваны в нескольких местах, куртка на груди порвана. Она шевелила посиневшими губами и протягивала к Хорсту окоченевшие руки.
«О черт…» Он поспешил ей навстречу.
Кепке с трудом затащил Алину в палатку, щелкнул кнопкой фонарика, быстро освободил ее от ботинок, шерстяных носков и брюк. В таком же темпе снял с нее куртку и толстый вязаный свитер.
