Михаил Нестеров - Скалолаз
– Нет. Я сказал вам правду. А ваше право – верить мне или нет.
– У меня к вам предложение: давайте встретимся. Вы задержитесь всего на сутки.
– Мне нужно обсудить это со своими людьми.
– Валяйте, Скоков, обсуждайте. Да… у вас действительно все в порядке?
– Разве не видно по нашему темпу?
– Видно. Именно это я и имею в виду. Я говорю о вашем парне, он догнал вас?
– Мои все на месте. Может, это ваш человек?
– Бросьте, Скоков! Еще одна экстремальная ситуация – когда вместо рюкзака багажная сумка? Или метод воспитания?
– Не знаю, о чем вы говорите.
– Так-так… На какое время мы назначим наш следующий сеанс в эфире?
– На завтра. Утром, в 8.00. Всего хорошего. Рад был познакомиться.
– А я не очень. Конец связи.
Новак обвел глазами Кроужека, Базилевича, Миклошко и группу альпинистов.
– Они психи! Я смог бы, наверное, их понять, если б они были японцами. Но они русские, черт побери!
4
Шеель рассмеялся, ощупывая колючими глазами посеревшее лицо Скокова.
– Значит, герр Скоков, это ваш человек?
Единственное, что смог в это время сделать Скоков, это выдавить из себя непонимающую улыбку, повторить то, что минуту назад он сказал Яну Новаку:
– Не знаю, о чем вы говорите.
– Вы все знаете и все понимаете. – Шеель подозвал к себе Фитца. – А ну, Йохан, вспомни, сколько людей вы насчитали в базовом лагере русских у ледопада?
Фитц ответил не задумываясь:
– Десять человек. Мы запомнили каждого в лицо.
Шеель покачал головой:
– Это наш просчет. Мы не подсчитали убитых – я надеялся, что один из них болен и находится в палатке. А факиры очень быстро расчистили площадку от трупов. – Капитан несколько секунд молчал. – Одиннадцатый все время шел за нами. С багажной сумкой. Он опоздал, герр Скоков?
– Повторяю: я не знаю, о чем вы говорите.
– Ничего, это временно. Скоро вы все поймете. И заговорите так быстро, что я буду вынужден просить вас говорить помедленнее. Но для меня и так все ясно. Ваш человек задержался по какой-то причине, прибыл на базу налегке, с дорожной сумкой. Скорее всего, он все-таки нашел следы крови и стреляные гильзы. И – пошел за нами. Очень неординарное решение. Ваш друг очень смелый. И его не так уж трудно вычислить.
Рюкзаки стояли наготове. Шеель опустился на один из них и пригласил Скокова сесть на другой. Руководитель российской экспедиции, поколебавшись с секунду, приглашение принял. Шеель снова улыбнулся: он любил, когда признавали его превосходство.
– Судя по тому, каким темпом шел ваш человек и какие сложные участки достались ему, он – скалолаз. А таковых в вашей группе было только двое – Мусафиров и титулованный Курочкин. Я склоняюсь в сторону последнего. – Глаза Шееля невольно выразили одобрение. – Да, он очень смелый. Он спустился за вещами Дитера Лемке. И это его ботинки прошли сегодня по лагерю. И он же отправил на тот свет Вестервалле и Майера. А еще он вооружен.
– Вы бредите, Шеель.
– Ничуть. Я могу по пальцам перечислить все его вооружение и амуницию, включая и то, чего не было в вещах Лемке. Веревок, например. Без них он бы не вытащил рюкзак из расщелины. Так что вы скажете, герр Скоков?
– Я же сказал вам, что не имею представления, о чем вы тут рассказываете. Со мной были все люди, одиннадцать человек, девятерых вы убили.
– Ну, ладно, Скоков, вы упрямый человек. Но прежде чем над вами поработает Йохан, я все-таки докажу вам, что я прав. Сейчас один из моих людей свяжется по рации с горной базой и спросит, отмечался ли у них по прибытии… Сергей Курочкин. О! Я очень много знаю о ваших людях, герр Скоков! Очень. На меня работает чрезвычайно информированный человек.
«Координатор, он же Доктор», – чуть не слетело с языка Кепке, который ловил каждое слово командира.
Шеель выбрал именно его:
– Хорст, вызывай по радио горную базу.
– Чем объяснить свой звонок? – потренировался он в ужасном английском, готовясь к разговору.
Шеель потер лоб, неотрывно наблюдая за Скоковым:
– Скажи следующее: у нас в отряде строгая дисциплина, и мы решили выяснить, говорит ли наш товарищ правду.
Кепке покачал головой:
– Звучит, как идиотская фраза из паршивого боевика про русских.
Капитан насупился:
– Пожалуй, ты прав, Хорст. Отложи переговоры с базой до более удачной формулировки.
– Мне придумать ее самому?
– Да, придумай сам. – Шеель вновь обратился к Скокову: – Итак, герр Скоков, вы знакомы с Йоханом Фитцем? Он крайне упорный человек.
– Подождите, – Паненок сидел рядом с начальником, опустив голову. – Мы с… со Скоковым говорили сегодня утром на эту тему. Нам кажется, что это Сергей.
Пожалуй, другого выхода у врача экспедиции не было. Скоков мысленно согласился с ним.
Шеель, улыбаясь, одобрительно кивнул:
– Браво, господин Паненок! Вы хороший товарищ. Йохан, отойди в сторону. Ты что, оглох?
Фитц с трудом сделал один шаг, другой. Все это время он держал палец на спусковом крючке и был готов по приказу командира выпустить в русских всю обойму. Он еще не до конца осознал, поверил в смерть Мартина Вестервалле. Его больше нет, в его смерти виновен один из участников русской экспедиции. Это все, что было нужно знать Йохану, чтобы отомстить за смерть друга.
– Что будем делать, Ларс? – спросил Кепке.
– Пока ничего, – ответил командир, не обращая внимания на сидевших рядом русских и стоящего в двух шагах позади Фитца. – Я думаю, Курочкин скрывается вон в тех скалах. Лавина сошла, и вероятность схода следующей лавины просто очевидна. На какое-то время он отрезал нам путь. Искать его группами в два-три человека бесполезно, он перестреляет их из-за укрытия. Если мы и пойдем вперед, то только под прикрытием его товарищей. Скоков, Паненок, не смотрите мне в рот, отойдите в сторону. Бесплатно я не выступаю.
Шеель наморщил лоб. В голове, как в рупоре, прозвучали его же слова, обращенные к руководителю российской экспедиции: «Ваш друг очень смелый. И его не так уж трудно вычислить. Судя по тому, каким темпом шел ваш человек и какие сложные участки достались ему, он – скалолаз. Я думаю, это титулованный Курочкин. Он спустился за вещами Дитера Лемке. И это его ботинки прошли сегодня по лагерю». Ботинки сорок шестого размера. Не может быть. Ни один скалолаз не носит таких громадных ботинок. Шеель представил себе «нормального» скалолаза ростом метр шестьдесят, глянул на его обувь и чуть не рассмеялся. Уникум походил на клоуна с непомерно большими ногами.
И снова Шеель нахмурил лоб. Глядя сквозь Кепке, он негромко сказал:
– Мне все время кажется, что я проживаю вторую жизнь, в которую вклиниваются фрагменты из первой. И я, черт меня возьми, не рад этому. – Ларс покачал головой: – Я крепко попал под влияние ранее прожитого.
И снова что-то с лицом дежавю прошествовало перед его взором. И если раньше он тщетно пытался ухватиться за призрачные одежды и развернуть к себе лицом посланника из его первой жизни, то сейчас сумел сделать это. В мыслях он остановился в шаге от обвала, случившегося при переходе таджико-афганской границы. И когда нужно было сделать этот шаг, он остановился, поднял руку, приветствуя русского спецназовца…
В тот момент он не разобрался, почему русский не стал стрелять в него. Тогда он показался ему индейцем на страже своих рубежей. Он не хотел проливать кровь в горах и по-мальчишески свято верил в это. Так, а не иначе рассуждал Шеель, не думая о причине и следствии. Наверное, оттого, что сам свято верил в то, что сможет уйти от преследования.
Шеель шагнул в направлении заложников, и если бы Кепке не отскочил в сторону, командир снес бы его.
Прежде чем задать Скокову вопрос, Шеель с минуту сверлил его взглядом:
– Ваш скалолаз служил в Таджикистане? Речь идет о Курочкине.
Скоков напрягся изнутри, но сделал все, чтобы внутреннее напряжение не выперло наружу и не было замечено террористами. Он даже пожал плечами:
– Сергей не служил даже в Российской армии. А Таджикистан – другое государство. Раньше оно входило в состав…
– Я знаю – пятнадцати или шестнадцати союзных республик, – отрезал Шеель. – Тоже мне – откровение. Отвечайте на вопрос прямо, Скоков, и не пудрите мне мозги. Курочкин служил в армии?
– Он окончил институт.
– Вы не ответили на мой вопрос. Ну ладно. По какой специальности?
– Переводчик с английского и немецкого.
– Переводчик с английского и немецкого, – повторил Шеель не только слова, но и постарался скопировать интонацию руководителя российской экспедиции. – Это что-то значит? Слушаю вас.
– Высшее образование освободило его от воинской обязанности, – уверенно врал Скоков.
– Я вам почему-то не верю. Вы из кожи вон лезете, чтобы представить Курочкина студентом-спортсменом. Интересно, поверите ли вы мне. Настал ваш черед слушать меня. Но, в отличие от вас, врать я не намерен. В сентябре 1993 года я перешел афгано-таджикскую границу. На обратном пути мои самонадеянные проводники угодили в ловушку. Если бы не горно-полярная подготовка, не мой опыт боевых действий в горах, пограничники положили бы всю группу. Но я увел ее на плато, откуда, по уверению проводников, выход был только один. И его блокировали с одной стороны пограничники, с другой – мы. Но я нашел второй выход. И пока мы наводили мосты через камнепад, в район прибыла группа горных стрелков, подразделение, в котором проходил службу ваш скалолаз, герр Скоков. Одному участку с тридцатиметровой вертикалью я не уделил должного внимания. Моим просчетом и воспользовались егеря. Курочкин поднялся по скале, снял пулеметчика. Потом… Видно, устраивать обвалы – его коронный номер. Моих людей он похоронил под снегом, а моих проводников – под камнями. Что скажете, Александр Николаевич?
