Фабио и Милена - Ислам Ибрагимович Ибрагимов
– Я хотел бы обернуть все вспять и повернуть обратно. Кинуться бежать без оглядки, смотря лишь вперед перед собой, не останавливаясь ни перед обрывом, ни перед врагами. Двигаться до тех пор, пока не почувствую жжения в груди, бежать совершенно не предполагая, что же ждет меня в конце пути, ведь недаром бегуны, в конце длинной дистанции, вступая на финальную тропу, когда казалось весь путь уже позади и все уже кончено, спрашивают себя: «а что будет дальше? Что теперь?», бежать не оглядываясь чувствуя, как сознание расширяется вместе со всей вселенной, а тело устает и перестает подчиняться подобно возгордившемуся быку в поле. Передвигать ногами, сменяя виды, погоду, температуру тела, сквозь туман, дожди и грозы, сквозь безмерные поля пшеницы и кукурузы, бежать высунув язык, который просил бы о пощаде, через боль и агонию. Я бы бежал пока в один момент не перешел бы на шаг, а потом все бы закончилось, солнце медленно упало бы за горизонт и растворилось бы в нем оставляя лишь краски на небе, тогда-то я и упал бы на землю подчиняясь непреодолимой силе притяжения. Я посмотрел бы на закат и подобно тому, как солнце закрывается и прячется, пряталось бы и мое солнце в собственных глазах, закрываясь веками. Мое тело завершило бы свой последний путь, и мне не пришлось бы больше задавать себе вопросов: что же дальше, что же после, нет, все бы уже закончилось. Понимаете?
Фабио был удивлен не меньше остальных своими речами. Сергей смотрел на него и рот у него невольно открылся, он был поражен сказанным.
– Быть может тогда все закончилось бы хорошо, быть может, тогда я стал бы счастлив?
– Пап что на тебя нашло? – Милена тревожилась за отца.
– Я и сам не знаю Милли, я и сам не пойму, что же черт возьми происходит. Такое чувство, словно бы душа примкнула к языку и начала говорить, взяла контроль над мыслями и надо всем остальным. Какая-то слащавая горечь подступает к сердцу, голод бьет тревогу, а мы идем нацеленные и устремленные убивать и вершить свое правосудие ради блага будущего и других людей. В то время как сами мы прошли сквозь ад, страдание и нескончаемую боль, которая порой бьет, вынуждая язык говорить без умолку, лишь бы не слышать более этих ужасных мыслей, что как яд пропитывают душу. Чего же ради мы идем туда на верную погибель? Чего ради сражаемся за свободу, которая уже дарована нам? Мы все мечемся, нам нужна власть, нужна месть! Разве там не поджидает нас наша гибель? А даже если и ожидает, мне она не страшна, идите с Сергеем, спасайте свои жизни, я пойду один, пойду и буду сражаться за вас, за людей мне не безразличных. Я устал переживать, пусть лучше меня убьют, быть может, тогда я наконец преодолею свой чертов путь! Тогда-то наконец все закончится! Боль не проходит, еще какие-то минуты назад все было нормально, а теперь я уже не выношу ее криков. Разве не мы сами ей внимаем и прислушиваемся к ней? Я не хочу, не хочу больше слышать ее, я поглотил сполна, и больше нет сил моих глотать эту боль. Я и сам не знаю Милли, не знаю, что же нашло на меня? Когда ты сидишь в клетке изнуренный и избитый, видишь слезы своей дочери, ты не находишь что жизнь коварна, что она несправедлива, что время так долго тянется, что время губит тебя и давит на шею, нет, стоит тебе выйти, стоит обрести свободу как ты поймешь, что добежал, что выбрался из этой пучины страданий, но страдания все равно никуда не делись даже за пределами этого противного места. Я должен радоваться, почему же я не рад?! Черт! Почему я не рад!
Фабио остановился, грудь его начала трястись. Милена и Сергей были потрясены до глубины души, они остановились и не знали, чего ожидать. Фабио сел прямо на траву и начал колотить землю и проклинать то, на чем она стоит. Его трясло от тех чувств что скопились и разом хлынули из него. Милена присела рядом и приобняла отца чувствуя на себе его дрожь. Сергей присел с другой стороны и сделал тоже самое. Фабио закрыл лицо руками.
– Что же черт возьми происходит? Что черт возьми происходит со мной?
Автомобилисты проезжали мимо, пытаясь разглядеть людей, которые сидели на траве в обнимку, иногда даже снижали скорость, но после проезжали дальше, не находя в увиденном ничего предосудительного или выходящего за рамки.
– Тише Фабс, тише, у нас ведь есть время старик, есть время все обдумать. Пойдем, осталось меньше километра до города, вот мы почти дошли, чего уж сдаваться-то? Ну сам посуди. Ну тише ты Фабс. Мы все устали не расстраивай ты нас такими речами, пожалей хоть дочку свою. Ну вставай же идем, мы здесь с тобой, расположимся в отеле и придем в себя, а там гляди и ответ на все придет сам собою, не стоит убиваться, ну ты же знаешь, итак, что нельзя в таком состоянии принимать решений! Перешагни ты сквозь эту хандру, а кто сейчас счастлив-то, мать его? Все наладится вот увидишь, зря что ли мы с тобой? Все люди иногда ломаются, но ведь для этого люди и нужны друг другу чтобы поддержать и помочь… Тьфу! Как заговорил мне и самому тошно… Видишь, что ты делаешь с людьми Фабс? Вот, вот так, вставай, все в порядке.
Они вместе встали и пошли дальше.
–Мы вместе добежим до конца и ничего не говори Фабс, ни единого слова, слушай, слушай эту песнь тишины и внимай ей, поддайся легкомыслию. Не стоит в серьез рассуждать о жизни Фабс. Думаешь мудрецы прожили бы свой век так долго рассуждая и размышляя о жизни? Наставник да пребудет мир над его головой говорил, что сила в простоте, в спокойствии, простота мышления не исключение Фабс. Какая разница, что там будет, хорошо или плохо? Сейчас-то все иначе. Ты не боишься пуль, но иногда стоит побояться собственных мыслей и навязчивый идей, они-то губят гораздо сильнее, медленно и мучительно. Мы рядом, мы есть друг у друга, а остальное пускай идет лесом.
Фабио убрал руку с плеча Сергея, он незаметно вытер лицо рукавом и вернул руку обратно. Так они дошли до самого города.
Фабио чувствовал усталость отчего ему хотелось улечься прямо посреди улицы, где люди беззаботно сновали, то
