Сергея и впрямь плачет душа, быть может, потому он такой веселый, что тяжесть эта не дает ему быть самим собой? Это напоминает мне пьянство Надзирателя, бремя, которое носишь с собой, оно-то и отягощает твое существование сгущая краски и размазывая тебя по мольберту тонами горести и страданий. Всех нас посещает горе и потери и все же мы по-разному встречаем этих гостей. В те минуты, когда природа настилает на тебя другое видение, когда после тяжелого и пакостного удара судьбы, не сворачивая с пути ты все же оборачиваешься назад дабы взглянуть туда, где боль, отчаяние, где все муки человечества, где смерть и покаяние, ты понимаешь, что тебе стоило пройти через все это. Честно признаться я и не надеялся, что мы выберемся, я желал этого всем телом, всей сущностью, но по правде, в глубине собственной души, наедине с самим собой, там где солгать просто невозможно я знал что мы обречены, все втроем, и только чудо не иначе могло вызволить нас оттуда, даровать нам новый шанс, новую жизнь, дабы мы претворили то, что должны, дабы замысел который снизошел на нас в этом ужасном месте осуществился – покончить с Советом, спасти души других людей. Но в то же время мне неизвестно, получится ли, ведь выбор есть единственное за что мы несем немыслимую ответственность, и мы вольны расплачиваться за совершенное по счетам, и в конце концов, когда действие будет исполнено, когда картина будет дорисована только тогда мы сможем понять, верен ли был наш собственный выбор и стоил ли он тех страданий, которыми мы расплатились за него. Этот нескончаемый путь, хоть и не такой далекий, дает возможность обдумать все как следует, но чем дольше думаешь, тем страшнее становится. Откуда мне знать, как все будет? Я не ясновидец, всего лишь человек, который не принес в этот мир и доли добра. Я слепо скитался по земле, и у меня есть возможность помочь таким же, как и я. Совет не приносит в этот мир ничего кроме смерти и у меня есть возможность рассчитаться с судьбою за счет того, что я низвергну Совет. Но, с другой стороны, я могу лишиться всего, могу потерять Милли, потерять себя, да и Сергея, и все будет зря, я боюсь умирать, зная, что мог и не лезть во все это. Я боюсь умирать зная, что я не выполнил своей главной задачи и не смог защитить Милли. Мне также нельзя оставлять ее, дабы в одиночку бороться с Советом, ведь ее могут похитить или убить, ровно, как и меня. Я не знаю, что делать и, кажется, сам я осознанно никогда не пойду на такую сделку, скорее предоставлю судьбе решать все за меня, дабы в конце всей этой беготни, войны Совета и киллеров не оказаться виновным в собственном несчастии. Я буду знать, что все случилось так как и должно было, чему быть того не миновать, но бездействовать и стоять на одном месте я не собираюсь. Если бы не было этого выбора, то разве была бы наша жизнь такой интересной, такой нестерпимо сложной и легкой? Легко лишить жизни, но подарить жизнь намного труднее. Все понимают, что жизнь чрезмерно сложна, и к нашему глубочайшему сожалению и счастью, она, в то же время легка, настолько насколько это возможно. У нас всегда есть выбор, но что же мы черт возьми выберем? Что выберем, когда ни то ни другое, не кажется твоим спасательным кругом в неистовом море?
Глава 11.
Огни, идущие вдоль дороги от фонарей, освещающие ее и соединяющиеся в одну длинную полоску света, шли своей нескончаемой линией и в то же время стояли на месте. Машины пролетали на скорости оставляя за собой порыв ветра и красные огни задних фар пытались догнать машину размытым светом словно отделившимся от нее. Ночь растиралась по небу. Деревья, которые дышат вместе с нами, которые дают нам жизнь, воздух, эти живые благодетели мрачно стояли как тень среди лунного света и смотря в глубь этих деревьев можно подумать, что ночью лес обретает иной вид неведомый дню. Темная пучина веток с листьями, зелень, которая приобрела ужасный оттенок, крик совы посреди ночи являли миру другие атрибуты леса, и там, где днем мы находим пристанище, ночью оно обретает черты зловещей пасти силящийся поглотить дремлющих своих обитателей.
Сергей, Милена и Фабио шли вдоль дороги. Близился рассвет. Шли они молча, смотря кто куда и думая каждый о своем. Впереди уже выглядывал город, который с каждым шагом словно отдалялся от путников.
Ночью всегда наступает такое мгновение, когда ноги не держат, а глаза слипаются, сознание уподобляется капризному ребенку, а инстинкты подозревают каждого в чем-то плохом и предумышленном. Невольно мысли начинают крутиться по кругу, стремятся в самую глубь, в такой же темный лес как этот только в собственной голове, и лес этот мысленно накрывает мыслителя темнотой и мраком, настилает один мрак на другой. Он точно падает в темный колодец, даже не понимая того, что происходит и разворачивается моментально.
– Город уже виднеется. – Заметил Фабио, а про себя он отметил, что тишину нарушил не только он, но и птицы, которые начали петь свои песни.
Сергей глядел по сторонам и шептался с самим собой. Фабио заметил, каким напряженным было его лицо и догадался что мысли того целиком направлены на Наставника. Возможно, он снова общался с ним или витал в облаках царства грез оставляя свое тело на попечение товарищей. Путь был долгим, но оставалось немного до города, чувствовалось что надвигается сильный ветер и, возможно, дождь, но присутствовало так же то напряжение кое бывает, когда судьба вскоре сделает очередной ход.
– Ты не устала Милли?
Милена ничего не ответила лишь украдкой взглянула на отца и покачала головой.
У кого-то громко замычал живот. Сергей начал пощелкивать пальцами продолжая шептаться с самим собой.
Фабио задумался и отошел глубоко в свои мысли. Ему казалось немыслимым все случившееся. Мысли то и дело уносили его в те края, которые ранее не были ему доступны, они пугали его своей широтой и размахом, так ученный пугается тому, что в итоге открыл для себя и остального мира. Происходящее же тревожило Фабио не меньше, казалось, эта надломленная колонна, которая ранее поддерживала его и не давала ему повода для отчаяния в один прекрасный момент треснула и дала слабину и куда бы он ни повернул свой взор, куда бы ни глянул всюду ему мерещилась засада и от этого он сходил с ума. Легче было сидеть в