Александр Золотько - Правосудие любой ценой
– Я… – неуверенно протянул Рустам.
– Именно ты, – кивнул Гринчук. – Ты ведь готовил мероприятие так, что моя явка или неявка ничего не могли изменить. Так ведь? Так. Значит, ты планировал, что именно здесь будет принято решение. Так. Какое решение?
Махмутов замялся.
– Текст забыл? – спросил с сочувствием Гринчук. – Там полагалось, чтобы я или молчал, или просил о пощаде. Или кричал, что не виноват. А я не собираюсь оправдываться. Я собираюсь объяснить всем здесь собравшимся, что им нельзя меня обижать. Иначе я на них обижусь.
– Что смотрите? – крикнул Гринчук в микрофон. – Что уставились?
Охранники потянулись за оружием.
Гринчук встал со стула:
– В общем так, вы сейчас забираете у прокурорского работника компромат, даете ему и пострадавшей в зубы деньги, чтобы они молчали, а после этого больше никто и никогда не пытается на меня наехать. Иначе…
Гринчук засмеялся. Очень неприятно засмеялся.
– У каждого из вас в шкафу найдется скелет. У каждого. И каждый из вас боится, что это вывалится наружу. И все вы думаете, что я, подполковник Гринчук, единственный, кто представляет для вас угрозу. Чушь. Ерунда. Вы не задумывались над тем, господа, почему вообще появилась идея привлечь на работу мента? Почему вдруг вчерашний капитан – опер смог за пару месяцев собрать на вас тонны компромата? Не задумывались? И как я смог узнать про вас все? Вы ведь уверены, что я знаю о вас все.
– Лучше бы он замолчал, – прошептал Владимир Родионыч.
– Это от нас не зависит, – сказал Полковник. – К сожалению.
– Я не волшебник, – засмеялся Гринчук. – Просто я пришел уже на вспаханное поле. О вас всех уже была собрана информация. И уже были подготовленные стукачи, которые отвечали на любые вопросы и даже сами просились, чтобы их завербовали. И это ведь не ваша обслуга… Не только ваша обслуга. Это ведь и вы все. Любой из вас был готов стукануть на ближнего своего. Почему? Стучать – это заподло. На зоне вас бы всех… Но вы ведь не на зоне. Вы на вершине пирамиды! Вас защищают менты и уголовники, людишки с грязными руками. Руки у них действительно грязные. Только они порядочнее всех вас. Они знают, что есть правила. Они знают, что есть какие-то законы, которые не они установили и которые не им менять… А для вас этих законов нет. А если нет законов, вы можете поступать, как вам будет угодно. Вы не привыкли, чтобы и к вам относились точно также. Вы же сила! Вы молодцы! Элита общества, возрождающееся новое дворянство!
– Решайте, – сказал Гринчук. – Хотя, решать тут нечего. Будет так, как сказал я. И даже если это я насиловал эту девчонку, то вы ничего мне не сделаете. Понятно? Ничего… Кто-то хочет мне возразить? Кто хочет высказаться против меня?
– Меня сейчас стошнит, – сказал Инга.
Она потрясенно смотрела на Гринчука, и на лице ее было отвращение.
– А ведь он прав, – сказал Полковник. – Он сволочь, но он прав. И это единственно возможный для него выход. Перехватить инициативу и ударить самому.
– Я бы ему ударил, – проворчал Владимир Родионыч. – При любом раскладе, мне предстоит очень серьезный разговор на Совете. Вон, наши аксакалы уже косятся на меня.
– Ну? – спросил Гринчук. – Кто заберет бумаги у прокурора?
Прокурорский работник попятился за охранников.
– Я сам не буду забирать этих бумажек. И денег не буду платить. Вы сами это сделаете. Давайте, милые!
– Юрий Иванович, не нужно! – крикнула Мила. – Не надо! Вы ведь не такой!
– А какой? – спросил Гринчук. – Белый и пушистый? И что из этого? Что? Белый, пушистый и чистенький должен сеть на нары. У него нет выхода. Выжить может только выпачканный в дерьмо настолько, что его не станут трогать. Если не из страха, то из брезгливости. Чистого и правильного легко отправить в утиль. А что вы будете делать с грязным?
– Давайте! – крикнул Гринчук. – Действуйте!
– Черт! – сказал Полковник.
– Что еще, – не отводя взгляда от Гринчука, спросил Владимир Родионыч.
– Михаил, – простонал Полковник.
– Что?.. – закончить вопрос Владимир Родионыч не успел.
Разлетелось стекло. Ничего особо мистического в этом не было, когда брошенный стул попадает в обыкновенное окно, обычно раздается звон бьющегося стекла. И ничего фантастического не было в том, что все, в том числе и охранники Махмутова, оглянулись на звук. И, по большому счету, не было ничего таинственного в том, как Михаил смог за несколько секунд оказаться возле охранников, сторожащих задний выход.
Вначале все были слишком заняты выступлением Гринчука. Потом – летящий стул и брызги оконного стекла, потом…
Уже в движении Михаил бросил две тарелки. Два охранника захрипели и рухнули на пол. Еще трое не успели даже схватиться за оружие, когда Михаил уже был рядом. Один из охранников упал неудачно, свалив стойку с цветочными горшками.
Грохот.
И тут начали реагировать охранники. Те, кто еще мог реагировать. Трое. Те, что стояли возле главного входа. Потому что двое, бывшие между Гринчуком и Махмутовым, в общем, оставались между ними, но в лежачем положении. И в бессознательном состоянии.
Так что реагировать могли только трое из охранников, но и у них выбор реакций был несколько ограничен. Прапорщик Бортнев стоял перед охранниками, неодобрительно рассматривая их поверх ствола своего пистолета.
– Руки, – сказал Браток.
Гринчук наклонился, и вытащил пистолет из кобуры одного из лежащих. Снял его с предохранителя, передернул затвор и навел оружие на все еще сомневающихся охранников:
– Как подполковник милиции я рекомендую вам поднять руки. Вы, наверное, поняли, что у меня хреновое настроение. А когда у меня хреновое настроение, я начинаю быстро соображать и могу всего за пару секунд придумать повод, чтобы применить оружие. На совершенно законных основаниях.
Охранники медленно подняли руки.
– Ваня, – сказал Гринчук.
Браток, не опуская пистолета, забрал у охранников оружие и бросил его в фонтан.
– Замечательно, – одобрил Гринчук и обернулся к Рустаму.
Тот как раз закончил пятиться и уперся спиной в стеклянную стену зимнего сада.
– Куда же ты, борец за свободу товарищ Махмутов? Ты же меня не боишься и готов вывести меня на чистую воду.
– Я даю команду своим, – сказал Баев.
– Отставить, – приказал Полковник. – Нам еще перестрелки не хватало. И спрячьте свое оружие, Егор.
Баев подчинился.
– Значит, – ласково усмехнулся Гринчук, – Бортнев похищал, Михаил насиловал, а я все это покрывал?
– Ну… – протянул Рустам.
– Отлично, – сказал Гринчук. – И пострадавшая написала заявление?
– Да.
– И ты написал заявление?
Рустам пожал плечами.
– И даже отдали эти заявления прокурору?
Работник прокуратуры зачем-то достал из портфеля заявления и показал их Гринчуку.
– То есть, делу уже дан официальный ход, – констатировал Гринчук. – И у меня нет достойного выхода из этой ситуации.
– Но вы же сказали, – выдавил Рустам. – Все может решиться… Я сам дам им деньги… Правда, мама?
– Да, – быстро подхватила мама Махмутова. – мы им заплатим сколько нужно. Тебе сколько нужно денег, деточка?
Махмутова вскочила и двинулась было к Марине, скромно стоявшей в сторону. Все происходящее к ней вроде бы и не относилось. Просто оазис чистоты и покоя среди грязной склоки.
– Сядьте, пожалуйста, – попросил Гринчук, – не дай Бог, от волнения у меня рука дернется. Или просто палец. Указательный. И Рустам начнет посвистывать дырочкой в правом или левом боку. А то и в обоих.
Махмутова зажала себе рот и села на место.
– Юрий Иванович! – Владимир Родионыч не стал вставать со стула. – Мы все понимаем, что в изнасиловании вы не виноваты. Но сейчас вы нарушаете…
– Что я нарушаю? Какой закон?
– Вы направили оружие…
– Стойте, – улыбнулся своей обычной заразительной улыбкой Гринчук. – Если я не виноват и это точно известно вам, то как тогда назвать те заявления, что переданы прокурору? Дружеское поздравление? Если виноват я – они, соответственно, пострадавшая и свидетель. Если я не виноват, то они лжесвидетели. И сажать нужно их. И это значит, что я совершенно правомочно задерживаю преступников. Нет? Что по этому поводу думает прокуратура?
– Я не совсем уверен, нужно внимательно ознакомиться…
– Спасибо, понял, – оборвал его Гринчук. – Передаем слово пострадавшей.
– Уже можно, Юрий Иванович? – спросила Марина.
– Можно, хорошая моя, – сказал Гринчук. – Давай.
– Извини, Рустам, – сказала Марина, и в голосе ее уже не было ничего от скромного обаяния пострадавшей.
Это был голос уверенной в себе женщины.
Марина расстегнула несколько пуговиц на своем платье и достала свернутый листок бумаги. Протянула его Гринчуку. Тот мельком глянул на текст, кивнул и передал бумагу на ближайший столик.
– Ознакомьтесь, – сказа Гринчук. – Это забавно.
Он продолжал держать оружие в руке, но уже опустил его вниз. Точно также, с пистолетом в опущенной руке стоял Михаил. Браток все еще держал охранников под прицелом.
