Контуженый - Сергей Павлович Бакшеев
– Аааа! – вопит Лупик.
Золотой «шевроле» врезается в кирпичную стенку кредитной конторы. Удар! Меня дергает и сдавливает ремнем. Капот сминается, лобовое стекло брызжет осколками, несколько кирпичей с грохотом осыпаются на машину.
– Приехали, – объявляю я и выхожу, стряхивая осколки.
Из окна павильона плавно, как в замедленной съемке, вываливается витринное стекло. Солнечный зайчик скользит по глазам и убегает в землю. Звон осколков, клубы пыли. В пустом проеме застывает фигура Ольги Рацкой. Лицо, как полотно, слез нет, в глазах пустота.
Лупик отходит от шока и орет:
– Дебил! Ты что наделал?
– Показал войну через замочную скважину, – бросаю я и ухожу.
За спиной бессильная ярость:
– Контуженый! Ты всегда им был. От срочной не увильнул, а на бойню сам подписался!
– Живу по-людски, – соглашаюсь я.
– Ты чокнутый! Контуженый!
– Факт! – Я выбрасываю на ходу руку с неприличным жестом.
37
Вопросов в голове жужжащий рой, а ответов с комариный писк. Я только и делаю, что истязаю мозг в лабиринте загадок. Почему я выжил? Где общие деньги? За что Злата хотела меня убить? И самый главный вопрос, вопрос моей жизни и смерти – кто предатель?
Время сжимает петлю возможностей. Жизнь круто изменилась – в стране идет мобилизация. Меня тоже могут призвать в армию, если сочтут нормальным. Или обнулить, если сочтут предателем. А пока не произошло того или другого, я должен найти предателя.
Кроме меня выжил Русик. Оператор беспилотника находился в минометном расчете не постоянно. Во время затишья он отходил на вторую линию обороны к луганским, там лучше быт, проще зарядить квадрик. В тот роковой день Русик ушел от нас до подвоза боекомплекта или после? Морщу лоб, напрягаю извилины. Дурная башка деталей не помнит.
Если Русик видел приехавшую машину с боеприпасами и знал, что мины не разгружены, то мог передать координаты врагу. Если нет, то главный подозреваемый я, единственный выживший. Корю себя и оправдываю: мой телефон проверен, я не посылал сообщений противнику.
И тут же щелчок в голове – стоп! А как же рассказ Чеха «Кто??». Его диалог с сестрой не выдумка, текст взят из реальной переписки. Но в чатах ничего подобного не было. Чех мог стереть переписку? Ну, конечно!
Трус Рацкий перед побегом в Грузию удалил чаты и сменил номер, стер все сообщения. Чапай нас заставил удалить виртуальную жизнь, чтобы врагу не достались контакты друзей и родственников. Он честно предупредил о грязных методах врагов: «Вы же не хотите, чтобы упыри шантажировали близких после вашей смерти».
Удалить переписку, что может быть проще. Как же я раньше до этого не додумался. Ну точно, Контуженый!
Остатки наших телефонов остались у мастера Кутузова в Луганске. Я набираю его номер.
Мастер меня узнает и радуется:
– Привет, Контуженый! Решил с референдумом поздравить? Послушай, что у нас творится.
Он высовывает телефон из киоска, и я слышу слова знаменитой песни: «Этот день мы приближали, как могли».
– С победой! – кричит Кутузов.
– До победы еще далеко.
– Ты про отступление? Мой тезка французам Москву сдал и что? Все равно врагов прогнали и взяли их столицу!
– Поздравляю, – соглашаюсь я. – Но я не только по этому поводу.
– Опять квадрики везешь? Мы из двенадцати шесть восстановили. Половину! И запчасти на ремонт остались.
– Я про разбитые телефоны. Помнишь?
– Помню, ковырялись в обломках.
– Эти обломки у тебя остались?
– Времена такие, детали не выбрасываю. Мало ли где пригодится.
– Хотел еще раз их проверить.
– Забыл тебе сказать, если что-то секретное искал, так могли стереть из памяти.
– Кутузов, я потому и звоню. Восстановить можно?
– А нужно? Бывает такое прошлое, что лучше не ворошить.
– Тогда я вечно останусь Контуженым.
– Понимаю, больному нужна шоковая терапия. – Кутузов отбрасывает шутки и рассуждает серьезно: – Если файл удален недавно, ну, перед тем как телефон кокнулся, я смогу восстановить. Делаем?
Секундные сомнения: а вдруг вскроется, что я предатель? И выдыхаю:
– Я еду.
Собираюсь наспех и отправляюсь в Луганск к Кутузову.
Граница между Ростовской областью и ЛНР. Машин с нашей стороны стало больше. На автоприцепах в Донбасс переправляют поезженные «нивы», УАЗы, «буханки» для бойцов и «скорые» для эвакуации раненных. Это народная инициатива на народные деньги.
Выделяются два «Камаза» с прицепами, заполненные новыми автопокрышками для грузовиков. Наверняка, это официальная помощь, поступающая из многих регионов. Потери транспорта на передовой неизбежны, а шины расходный материал на войне. Первое, что открывается в самом разрушенном поселке – шиномонтаж.
Замечаю микроавтобус волонтеров. Внутри навалом всякая всячина и коробки с квадрокоптерами. Груз проверяет таможенник с папкой. Ну, думаю, сейчас начнется. С кипящей решимостью продвигаюсь ближе, чтобы осадить мздоимца.
И слышу:
– Коптеры, штука нужная. Без них – никак.
Это голос таможенника. Он не ворчит, не запрещает, а одобряет! Смотрит другие вещие. И снова похвала:
– Нам бы такую помощь с первого года.
– Так меньше года воюем, – встреваю я.
Таможенник оборачивается. Он молод и задирист, не по отношению к волонтерам, а ко мне.
– Для кого как. Я школу закончил, когда война началась. А сейчас мой сын в школу пошел.
Возразить нечего, свой человек. Я даже завидую молодому папе. Он спешит жить, осознавая ее хрупкость и скоротечность.
Таможенник желает волонтерам доброй дороги. Я вспоминаю его коллегу пухлого вымогателя. Снимок документа в моем телефоне сохранился. Смотрю: Парасюк Семен Богданович.
Спрашиваю необычного таможенника:
– А где Семен Парасюк?
– Заболел и уволился. А тебе он зачем?
– Чем заболел?
– Нервы пошаливали. Дергался, озирался, спать не мог. Ты его друг?
– Я причина его болезни.
Настороженность на лице таможенника исчезает, появляется интерес:
– Ты случаем не Контуженый?
– А что, заметно?
– Парасюк какого-то Контуженого опасался. Из «Группы Вагнера».
– Честным людям «оркестр» помогает.
Таможенник улыбается по-свойски:
– А мы не знали, как от Парасюка избавиться. Спасибо. Побольше бы таких Контуженых. Что ты с ним сделал?
– После контузии что-то плохо с памятью, – на всякий случай недоговариваю я. – Если со мной по-людски, я безопасен.
– По-людски? – задумывается таможенник и одобряет: – Всем бы так.
Я указываю рукой на очередь:
– После референдума границу отменят. Что будешь делать?
– Жить по-людски! – обещает служащий, который скоро станет ненужным, и отчего-то радуется.
В автобусе по дороге в Луганск вспоминаю о Русике. Наш оператор беспилотника ключ ко многим загадкам. Поездка в Луганск – возможность с ним встретиться. Теперь он Руслан Николаевич Краско, владелец завода «Краскопласт».
В памяти всплывает производственное здание с широкими воротами, откуда выходит строгая женщина Алена Анатольевна. Теперь я знаю, она умеет быть мягкой и отзывчивой. Но даже в постели остается
