Александр Тамоников - Секретный полигон
– Обижаешь, командир, мы же не первый раз замужем, – ворчал Баталов. – Мы их даже не видели, когда стрелять начали. Ума не приложу, как они нас заметили…
Пора, давно пора включать голову. Почему всегда некогда? Он разорялся, срывал голос: всем в деревню, не вставать, залечь во дворах, держать оборону!
– Баталов, живо в мастерские, отыскать Шевченко, пусть дает клич: всем жителям покинуть деревню! Немедленно! Спецназ не может до бесконечности охранять их мирную жизнь, у спецназа своих забот хватает!
Потом он дозванивался до Северодона, кричал, чтобы прислали грузовики для перевозки людей, требовал подкрепления для прочесывания леса. А в голове засела эта клятая улыбка капитана Бурковского, и никакими клещами невозможно было ее оттуда вытянуть…
Глава 10
Его трясло от злости, когда он ногой распахнул дверь казармы. Холодов должен был обуять эту «неправильную» злость, настроиться на нужную волну. Он не поехал к Насте (впрочем, позвонил, сообщил, что жив), он валялся на жесткой казенной койке и приводил в порядок мысли. Из района Бродов поступала информация: жители эвакуированы в глубь территории, контролируемой ополчением. Прибывшая рота территориальной обороны прочесала лес вплоть до болота, но никого не нашла (в чем не было ровным счетом ничего удивительного). «Утро вечера мудренее», – в итоге решил Холодов и провалился в сон. Рядом спали его товарищи, но он ничего не слышал. Рассвет еще только заглядывал в окна общежития шарикоподшипникового завода, а телефон уже разрывался.
– Не слышу доклада, Холодов, – поскрипывал начальник разведки Литвинец. – Кому-то важнее поспать, нежели отчитаться о проделанной работе?
– В общем, да, Захар Георгиевич, сон всегда важнее всего, – с хрипом отозвался Глеб. – Виноват, товарищ майор, разве вам не доложили? Опять могу похвастаться лишь тем, что сохранил своих людей.
– Для чего-то более важного, – ухмыльнулся Литвинец. – Имеешь сообщить что-нибудь особое?
– Надеюсь, вы не в претензии, что я не повел своих людей под пули? Это было бы глупо – они бы положили нас всех.
– Не в претензии, – проворчал Литвинец. – Надеюсь, твои ребята еще пригодятся живыми. Храбрость не в том, чтобы тупо умереть.
– Спасибо хоть на этом, Захар Георгиевич. Информатор оказался прав. Диверсанты Бурковского в форме наших ребят целенаправленно шли на Броды. Поповский и Басардин изолированы, поэтому сообщить о наших планах силовикам было некому. Они не знали, что нарвутся на засаду. И все же произошла досадная оплошность: нам не удалось их подловить, они ушли без потерь. Диверсанты оказались глазастыми и чутье имели отменное. Они знали тропу через болото – по ней пришли, по ней и удалились, решив не вступать с нами в бой.
– Сколько рыл вы насчитали?
– Девять, Захар Георгиевич. С Бурковским.
– И у тебя, хм, девять. С тобой, капитан Холодов…
– Да, Захар Георгиевич, мне тоже это совпадение показалось забавным. Как там наши подопечные?
– Сидят, – неопределенно хмыкнул Литвинец. – Жизнь за решеткой не сало. Вечером их допрашивали. Клянутся, что ни в чем не виновны, что служат верой и правдой, сильно оскорблены таким незаслуженным к себе отношением…
– Один из них точно оскорблен, поскольку служил верой и правдой, – улыбнулся Глеб. – Имеется предложение, Захар Георгиевич. Так мы ничего не докажем и не узнаем. Пытать наших офицеров как-то неловко, а пресловутая сыворотка правды – это то, чего у нас нет и никогда не будет. Идея такова: отпустить парней на все четыре, и пусть служат.
– Ты серьезно? – изумился Литвинец. – Но это чушь. Обоснуй, Холодов.
– Это не чушь, Захар Георгиевич. Жизнь – движение. Пусть работают, но под контролем. Причем контроль должен быть грамотный, с вызывающей слежкой в глаза не лезть, пасти ненавязчиво и постоянно докладывать, где находятся фигуранты. Не забудьте извиниться, сообщить, что недоразумение утрясено. В тюрьме они себя не выдадут, понимаете? А на свободе могут. Не думаю, что они сразу намылятся в бега. Если с человека сняты подозрения, что ему мешает работать дальше – и не только на нас, но и на тех, на кого работал раньше? Естественно, с оглядкой, стараясь себя не выдать. Но мы ведь тоже не дураки?
– Ты сам-то понял, что сказал? – пожурил Литвинец. – Обескуражил ты меня, Холодов. Имеешь план?
– Да. И, кажется, догадываюсь, Захар Георгиевич, кто из этой парочки может оказаться агентом.
– Вот черт… – Начальник разведки, не имевший собственного плана и даже соображений, пребывал в замешательстве. – Хорошо, Холодов, пусть будет так, но только под твою ответственность. И ты обязан поделиться со мной своими соображениями…
К вечеру сбежались махровые тучи, и на разомлевший от зноя Северодон пролился мощный ливень. Он хлестал несколько часов, превращая дороги в полноводные реки. Ливневая канализация не работала (она и в лучшие-то годы не утруждалась), по городу плавали машины и люди. А когда стемнело, напор дождя стих, теперь он просто моросил, покрывая мутное пространство непроницаемой штриховкой. Шли часы, миновала полночь, а дождь продолжал моросить – видно, решил за несколько часов компенсировать все, что не дал земле. Город спал, погруженный в плотную изморось. Окна не горели – далеко не во всех кварталах имелось электричество. Да и незачем переводить его в столь поздний час. Фонари тоже не работали. На юго-западной окраине городская территория была застроена низкорослыми частными домами, перемежаемыми серыми корпусами производственного назначения. Из переулка на улицу Горбаня выехала потрепанная жизнью вазовская «девятка», неторопливо вырулила на проезжую часть. Она шла без шума, горели только подфарники. Проверить документы у водителя было некому – на этой окраине, за неимением важных объектов инфраструктуры, никогда не было патрулей. Подъехав к бетонному забору, водитель сбавил скорость, вписался в узкий проезд между секциями ограды. В машине находился один человек. Он погасил фары, выключил двигатель и покинул салон. Человек был в длинном балахоне с капюшоном. Посмотрев по сторонам, он засеменил к недостроенному производственному строению – из фундамента выступали два этажа: панельные блоки, незаконченные оконные проемы. Строители успели воздвигнуть лестницу на второй этаж. Дважды мигнул фонарик. Со второго этажа тоже помигали – его там ждали. Еще раз оглядевшись, мужчина нырнул внутрь, заскрипела цементная крошка на ступенях.
Округа оказалась не такой уж необитаемой. Из-за бетонного забора высунулся силуэт, махнул рукой. На улицу Горбаня из переулка выбралась еще одна машина. Она шла без фар, самым малым ходом, и остановилась, не доехав разрыва в заборе. Из машины выскользнули трое.
– Все в порядке, командир, он здесь. Недострой монтажного цеха, второй этаж, – объявил встречающий. – Будьте осторожны, крошка скрипит на лестнице.
– Отлично, Григорий, – одобрил Глеб. – Оставайся здесь. Максим, Стас, за мной…
Три фигуры перебежали сумрачное пространство, прижались к стене. Все было тихо. Глеб проскользнул внутрь, отыскал в сизом мареве лестницу. Подниматься приходилось аккуратно, перенося вес тела с пятки на носок. Рукоятка пистолета приятно грела руку. Баранович и Ломовой сопели в спину. Он напряженно работал ушами и уже различал невнятный бубнеж. Разговаривали двое. Они стояли за колонной. Глеб затаил дыхание, отрывая ногу от последней ступени. Он не слышал – почувствовал, как двое за его спиной разделились, отвалились от него – как ведомые самолеты от ведущего. Он сделал несколько осторожных шагов. Колонна переместилась влево. Приглушенно разговаривали двое – у одного капюшон болтался за спиной, другой так и не удосужился его снять.
– Хорошо, я вас понял, к вашему мнению прислушаются. После заключительной акции вы можете быть свободны. Но только при условии, что она пройдет без эксцессов… Я запомнил все, что вы сказали, думаю, информация пригодится. До встречи. Уходите первым…
– Ни с места, стреляем! – вспыхнули фонари.
Вскрикнул мужчина, рухнул на пол. Отшатнулся второй, резко повернулся. Блеснул пистолет в руке. А вот это уже зря. Гримаса исковеркала небритое лицо. Он вскинул вооруженную руку. Ударили выстрелы, забилось звонкое эхо в незавершенном «колонном зале». Мужчина выронил пистолет, повалился. Второй, намереваясь спасаться бегством, запнулся о торчащий из пола штырь арматуры, упал, ударившись плечом. Трое уже стояли над ним. Он оказался в перекрестии холодных электрических лучей, закрывался руками от яркого света, стонал от боли.
– Поднимайтесь, – холодным тоном сказал Глеб. – Можете капюшон снять, поздно прятаться.
Мужчина поднялся, медленно стащил с головы капюшон. Образовалось мертвецки бледное отекшее лицо, дрожащие посиневшие губы.
– Офигеть… – пробормотал Ломовой. – Мы ничего не напутали?
– Доброй ночи, Захар Георгиевич. – Голос капитана Холодова стал ледяным. – Вы просили поделиться с вами своими соображениями? Делюсь.
