Александр Бушков - Антиквар
Ладно, всё это, в общем, неинтересно. О другом нужно думать: что у неё за вещица? Что такого могло ей остаться от дедушки — учитывая дедушкину личность? А вот тут уже простор для самых смелых фантазий. Мог Кащей, размякнув душой однажды, подарить внученьке нечто такое, с чем и к сэрам, пэрам и херам на «Сотбис» не стыдно показаться. Мог и оставить заначку — что если в комнате-тайнике хранилось далеко не всё? И теперь детка боится продешевить, прекрасно понимает, что сама ничего не смыслит в рынке, и облапошат её в два счёта. Предприимчивая детка выросла, палец в рот не клади, вон как легко и непринуждённо собрала приятелей и тряхнула опустевшую дедушкину квартирку. Чувствуется наследственная хватка — перепрыгнув через поколение, дали о себе знать Кащеевы гены. Вдруг да и выйдет какая выгода?
…Хозяин магазина «Эльдорадо» Николай Эрастович Демидов (как о том знала каждая посвящённая собака) дельцом был хватким, но, как многие, страдал пунктиком. Хорошо ещё, практически безобидным в отличие от педофилии, наркомании и порочной страсти к рулетке. Переклинило Эрастыча на генеалогии: не хочет быть старуха простою бабой, желается ей быть владычицей морскою… Вот уж лет двадцать, со времён угара перестройки, Демидов утверждал окружающих во мнении, что он, изволите ли знать, не с ёлки упал и не от посконных хлеборобов происходит, а имеет честь быть потомком тех самых Демидовых, что ставили заводы на Урале, чеканили фальшивые рублёвики в подземельях и просаживали миллионы золотом на дурные прихоти.
Доказательства были самые фантазийные — точнее говоря, зиждились исключительно на разглагольствованиях самого Эрастыча, сетовавшего на коммунистическое правление, когда все бумаги сгинули в вихре войн и переворотов, все семейные реликвии вкупе с фамильными ценностями разворовали злобные чекисты, а ежели какие архивы и избежали катаклизмов, то их с оглядкой спалили в буржуйке сами демидовские предки, дабы не держать в доме столь опасных улик.
Смолин иногда подозревал, что в торговлю антиквариатом Демидов для того и нырнул четверть века назад, чтобы собрать побольше вещичек, которые можно без зазрения совести выдавать за фамильные реликвии. Ежели фотография осанистого господина при бакенбардах и Анне на шее не подписана, то таковую можно без всякого риска разоблачения представлять снимком родного прадедушки, точно так же порой дело обстоит с серебряными портсигарами, орденами, чиновничьими шпагами и прочей мелочёвкой. В последнее время в столицах появились оборотистые ребятки, которые конструируют клиенту под ключ недурственные «семейные архивы»: тут и старательно подобранные фотографии, и россыпь старинных безделушек, и фамильные портреты, и эполеты, и многое, многое другое. Особенно ценятся интересные старые документы с совпадающими фамилиями — а ведь в столицах потихонечку работают свои Маэстро, которые при желании и за отдельную плату что портсигар снабдят соответствующей дарственной надписью («Его моему прадедушке сам граф Витте дарил от чистого сердца, так и написано, с твёрдыми знаками и ерами!»)
Самое смешное, что в те самые угарные времена Демидов даже выхлопотал подтверждающую его «права» грамоту — у какой-то из превеликого множества «Межгалактических геральдических палат», расплодившихся, как блохи на барбоске. Сколько ему это стоило, история умалчивает, но грамота и сейчас красовалась на стене: многоцветная печать, императорские орлы, куча красивых печатей, раскудрявейшая подпись герольдмейстера, то ли Пупкина, то ли Ляпкина…
Что бы там ни было в начале, теперь Эрастыч был торгованом хватким — разве что порой на него находило и он начинал разглагольствовать про свой известнейший род, пересказывая байки ещё дореволюционных времён, почерпнутые из букинистических редкостей, или с таинственным видом вещал, как он списался на неделе с очередной седьмой водой на киселе, потомками Демидова, обитающими то ли в Патагонии, то ли на южных отрогах Гималайского хребта, как был ими заочно признан, заочно же облобызан, а потому вот-вот всё же начнутся поиски демидовских кладов, скрытых которое десятилетие то ли в подвалах полуразвалившихся уральских башен, то ли в швейцарских сейфах. Свои эти минуты ужасно любили — потому что именно в этот момент Эрастычу, обычно недоверчивому и въедливому знатоку, которого на кривой козе не объедешь, можно было, пользуясь его расслабленным состоянием, впарить чёрт-те что, якобы имевшее отношение к уральским самодурам-миллионщикам. Смолин и сам этим пару раз грешил — потому что не использовать такой случай просто грех, в конце концов, не больного на голову обманываешь, а вполне здорового, только подвинутого на чужой генеалогии, да и продавал он Эрастычу не фальшаки, прости господи, а натуральную старину (вот только вряд ли имевшую хотя бы отдалённое отношение к настоящим Демидовым)…
Сегодня, впрочем, у него были совсем другие помыслы — да и Эрастыч, сразу видно, пребывал в насквозь вменяемой полосе. Что ему, впрочем, нисколечко не мешало с напыщенным видом извлекать сигаретки из массивного серебряного портсигара с гербом Демидовых: в нижней половине — кузнечный молот, в верхней — три каких-то хреновины наподобие буквы «Л». Портсигар был родной, сазиковский, да и герб у Демидовых, Смолин интереса ради проверял, именно такой — но вот об истории появления герба на этом именно портсигаре он кое-что слышал краем уха…
— Я так понял, всплыло что-то? — спросил Смолин, ощущая немалый охотничий азарт.
— Сразу, как ты позвонил, стали бдить, не в первый раз, чай…
Какая бы конкуренция и подковёрные интриги ни сотрясали тесный антикварный мирок, прежние склоки мгновенно забывались, если у кого-нибудь что-нибудь попятят — тут уж моментально начинается перезвон, все бдят в десять глаз, потому что завтра сами могут оказаться в таком же положении. Тем более что частенько мелкая шпана, стащив что-то в одном магазине, простодушно спешит продавать в другой, не представляя в своей юной тупости специфики антикварного бизнеса, где все одной верёвочкой повязаны и знают друг друга сто лет…
Эрастыч полез в стол и выложил полоску твёрдого картона, к которой были прицеплены пять регалий. Хватило одного взгляда, чтобы мгновенно опознать своё, законное — именно эти награды, именно в этом порядке он сам на данную картонку и цеплял. Но из обычной пунктуальности Смолин всё же взял в руки подборку, присмотрелся. «Савушка», то бишь сербский орден Святого Савы, был в своё время мастерски реставрирован Маэстро — но если хорошенько приглядываться, видно, что голубая эмаль в верхней части креста чуть отличается оттенком от «родной». Даже искусник Маэстро не всегда способен повторить в безукоризненной точности работу трудившихся сто лет назад мастеров, эмаль — самое слабое место современных фальсификаторов…
Медаль Ушакова была под тем самым номером, удостоверение к ней (награда с документами всегда стоит дороже) и сейчас лежало у Смолина на квартире. По памятным признакам он легко узнал и две баварских военных медали середины позапрошлого века. А большую серебряную медаль за военные заслуги государя императора Франца-Иосифа опознать легко было с полувзгляда — потому что давным-давно, надо полагать, тогда же, в Первую мировую, обладатель глубоко выцарапал на ней свои инициалы (была такая ухарская привычка у юных императорских прапорщиков, вроде нарисованных чернилами звёздочек на погонах у белогвардейцев).
— И вот это…
Эрастыч положил на стол тяжёлый пластиковый пакет, где в совершеннейшем беспорядке лежала целая груда медалей. Вот они-то Смолина интересовали во вторую очередь, поскольку были откровенной дешёвкой, той самой чепурновской «обманкой», которую Дашка и её сподвижники сняли со стены. Он только покопался в пакете двумя пальцами, следя, чтобы не уколоться заколками — да, это тоже из Кащеевой квартиры…
— Один человек припёр?
— Ага, — сказал Демидов, доставая из папки стандартную квитанцию. — Некто Фетисов Михаил Николаевич, Кутеванова сорок один, семь. Хотел толкнуть сразу, но я-то помнил «общую тревогу», объяснил, что рисковать капиталами не согласен, только на реализацию могу взять…
— Он быстро согласился?
— В общем, да. Без особых проволочек. Ну, конечно, разочарован был несказанно, как все эти лохи, что полагают, будто им сейчас охапку денег выложат…
— Нервничал?
— Да не похоже… Ну, самую чуточку. На наркомана вроде бы не похож, и на шпану — тоже. Самый обычный сопляк…
— Патлы длинные — ботва под Джона Леннона, физиономия отмечена некоторым интеллектом, речь правильная… — уточнил Смолин, чтобы удостовериться.
— Он самый. Этакий Гарри Поттер, только без очочков. Культурный такой, явно не из слесарей-сантехников. Ты его знаешь?
— Встречались… — сказал Смолин сквозь зубы.
Всё совпадало — и адрес, раздобытый Шварцем, и анкетные данные владельца машины, определённо приходившегося «Гарри Поттеру» папашей. С родителями живёт сей интеллигентный молодой человек, папиной машиной пользуется…
