Владимир Шитов - Собор без крестов - 2

—  И ты не выступил?

—   В моем возрасте писать против ветра, себя не ува­жать. Я же видел, что если скажу ему что-нибудь против шерсти, то его гаврики так поговорят ногами с моими бо­ками, что потом самому жить не захочется.

—  Неужели ты так сдрейфил перед ним, что перед ухо­дом даже дверью не хлопнул?

— Дверью-то я хлопнул, но потом уже, когда понял, ч- то разговор у нас с ним не получился. Я ему сказал, что если он меня не уважит, то пожалуюсь на него своим корешам. А что мне осталось делать? —заранее оправдываясь перед Лесником, что, не заручившись его согласием, посмел уг­рожать Луке своими связями.

Молча согласившись с объяснением Валета, приняв его для себя достаточным, Лесник спросил:

—  Интересно узнать, как он среагировал на твои слова?

— Сказал, что если мои кореша такие же пердуны, как я, то он нас всех в гробу видал в белых тапочках.

—  Однако же он нахал. И ты ему за такое разглаголь­ствование даже в ухо не врезал?

—   Пытался пощекотать его брюхо пером, но пока до­ставал его из кармана, он врезал мне своей клешней по мусалу, отобрал пику и поджопником выкинул из бара на двор.

— Лихо он с тобой управился, — заметил Лесник.

—  Как повар с картошкой, — согласился с ним Валет.

— Так что, ваше кино кончилось поджопником?

—  Не знаем, что делать. Мы все свои силы исчерпали.

Сергей собрался смазывать лыжи и драпать на Запад. На Мальте у него шикарная фазенда и бабки приличные на счете. Но мне его не хочется туда отпускать. Как-никак, а он мне сын, к тому же единственный.

— Ты его не держи около себя, пускай бежит туда, куда надумал.

—  Почему?

—  Если бы он не нанял киллера для убийства бригади­ра, то я мог бы встретиться с Лукой, сказать в защиту твоего Сергея пару ласковых слов и решил бы миром вашу беду. Но твой сынок замочил вора, а поэтому я не могу теперь быть его защитником.

—  Я предполагал, что ты именно так решишь. Конеч­но, это для меня Сергей — сын, а для тебя он — фраер, ко­торый посмел поднять руку на вора.

—  Ты меня правильно понял, освободив от неприят­ного объяснения. То, что Сергей организовал убийство вора, ты мне не говорил и я об этом ничего не знаю. Я не хочу быть втянутым в эти дрязги.

—  Само собой разумеется, — заверил его Валет.

—  Оказывается, твой сынок шустрый, как веник, — иносказательно похвалил Сергея Лесник.

—  Порой даже слишком шустрый, — поделился Валет своей бедой с другом.

—  Сколько ему сейчас?

— Тридцать два.

—  Не женат?

—  Сейчас нет.

—  Что, успел развестись?

— Успел! Да, может и к лучшему. Бесплодная баба по­палась и непутевая.

—  По годам тебе уже давно пора дедом быть.

— Да он, как петух, топчет всех подряд баб и ни на од­ной, засранец, не остановится. Одна малолетка от него умудрилась сына родить.

— Он его признает своим?

—  Признает! Там все железно! Купил ей квартиру, ба­бок подкинул, няньку нанял, в общем — содержит.

— Так заставь его жениться на этой пацанке.

— Я уже вышел из того возраста, когда мог его застав­лять, теперь приходится действовать только методом убеж­дения.

— Убеди его, что второго выстрела, да еще, чтобы опять с сыном, у него может и не получиться. Тогда и дедом тебе не бывать.

— Да девка-то без специальности из бедной семьи, — недовольно пожаловался Валет.

—  Ишь ты до чего договорился! А мы с тобой в люди вышли из богатых семей, что ли?

—  В годы нашей юности все были бедными, и завидо­вать практически было некому.

—  С вашим капиталом твоя невестка и внук вас не ра­зорят и не объедят.

—   Что меня уговаривать! Я с тобой полностью согла­сен. Ты попробуй эту истину Сергею в башку вдолбить.

—  Кто его отец? Ты ил и я? Я бы на твоем месте за мало­летку с ребенком, от которых он отказывается, по харе ему надавал, чтобы знал, что нельзя по-скотски с ними посту­пать.

—  В горячке хотел прибить, потом злобы поубавилось, а сейчас как-то уже отпало желание с ним связываться.

—  Ну и дитятко у тебя, не даст спокойно умереть.

—  И не говори, — согласился с Лесником Валет.

Возникшая в разговоре пауза затянулась, каждый ду­мал о своем.

«Меня Беспредел мессером в живот двинул, и я его по­жалел и простил, так как дал обет покаяния. Сейчас засту­паться за Валета, ставить на место Луку, значит придется вступать с ним в войну, опять совершать новый грех. Как друг Валета я обязан за него заступиться, но он меня не про­сит, а по собственной инициативе переступать через запрет, который сам же себе и установил, тоже как-то не хочется. Мне батюшка тогда в соборе не только отпустил грехи, но и наставил прощать обиды ближнему. Ничего страшного с Валетом не случилось. Пока воздержусь от разборки с Лу­кой, но на всякий случай, для успокоения своей души спро­шу Валета, не нуждается ли он в моей защите», — опреде­лился Лесник.

— Тезка, а не проучить ли мне зарвавшегося Луку?

Валет слишком хорошо знал Лесника, его связи, воз­можности, и понимал, какой смысл тот вкладывает в слово «проучить» и какие последствия могли наступить после та­кого «обучения». Он не был от природы агрессивным и не желал вынуждать друга совершать новый грех из-за себя, а поэтому, здраво рассудив, ответил:

—  Пускай Луку бог накажет за его подлость. Нечего нам брать его душу на себя.

— Ты, я вижу, тоже в сторону нашей веры повернулся, — довольный его ответом, заметил Лесник.

—  Жизнь-то к финишу идет, а поэтому не хочется лиш­ний раз грешить. Был бы он хоть путевый человек, а то са­мый настоящий шакал. Пускай живет своей шакальей жизнью. Не мы, так кто-то другой найдет на него управу. Давай вернемся в дом, а то вдруг кто спохватится, начнут нас искать, беспокоиться, — предложил Валет Леснику, понимая, что тема разговора полностью исчерпана.

Пройдя по аллее метров пятьдесят, не в силах больше молчать, Валет пошутил:

— Твоя Альбина хоть сейчас перестала тебя к бабам рев­новать?

— Ты как и прежде без хохм не можешь, — оценив юмор товарища и обняв его за плечи, заметил Лесник.

Пройдя вместе через тюремные муки и жизненные не­взгоды, они так давно и хорошо знали друг друга, что сей­час без лишних слов на рысаках времени мысленно проно­сились по дорогам своей судьбы, мало находя там прият­ных для себя дней и недель.

— Надо будет сегодня поговорить с твоим сыном на­счет его компании и жизненных планов. Хотелось бы, чтоб разговор у нас с ним получился толковым, — прерывая мол­чание, доброжелательно предложил Лесник свои услуги.

— Он у меня не из дураков, должен понять, что мы ему добра желаем, — не совсем уверенный в благоприятном исходе предстоящего разговора, ответил Валет товарищу.

Когда они возвратились к праздничному столу, часть гостей вместе с солистами приглашенного на юбилей ан­самбля пела свои песни, другие о чем-то оживленно бес­едовали, громко смеясь и жестикулируя, а остальные с на­слаждением глушили спиртное.

Лесник всем сердцем чувствовал, как не хватает ему сегодня для праздника души хорошего гитариста, знающе­го лагерные песни и умеющего их петь. Среди молодежи сейчас было много таких специалистов, которые распева­ли направо и налево «блатную романтику», развлекаясь и подшучивая над своим репертуаром. Нет, не из уст молоде­жи он хотел бы услышать настоящую лагерную песню, пос­кольку эти парни, не пройдя лагеря и тюрьмы, были не спо­собны донести до слушателя всего того тайного смысла, который вложил в нее автор. В такие минуты Лесник до­брым словом вспоминал Диспетчера, но тот два года тому назад умер, а поэтому напоить его душу теплом своего ис­полнения уже не мог.

Они подошли к группе, где шла оживленная беседа и раздавался смех. Как оказалось, мужчины травили другу другу анекдоты. Именно сейчас собирался начать свой рас­сказ Цыган. Они решили его послушать.