Илья Рясной - Ночь длинных ножей
Зам по кадрам встряхнул рацию, включил.
— Батареи сели Менять надо…
— Мы тебя ищем! — прошипел зло Алейников. — А ты водку жрешь, И с бабами гуляешь!
— А в чем дело? Все под контролем. Машина, автоматчик. Что случится?
Это был не первый его загул, и, судя по всему, не последний. И пока обходилось.
— Ну и что с тобой делать? — спросил Алейников, присаживаясь напротив зама — Я подумаю, — он пьяно качнулся и потянулся за бутылкой с пивом, стоящей у ног. — Знаешь, застрели лучше… Я без женской ласки больше не могу.
— Тебе сегодня ее досталось сполна…
— Все под контролем…
Тут с кухни появился хозяин кафе Шимаев, тот самый, который неоднократно помогал Алейникову.
— Ая, товарищ полковник, — льстиво повысил он в звании начальника криминальной милиции. — Посидели, выпили. Все хорошо. Здесь у меня бандитов не бывает. Здесь тихо.
— Все, по машинам, — кивнул Алейников. Когда зам решил что-то возразить, он просто легко сдернул его со стула, установил вертикально и болезненным пинком придал движение, — Лев Владимирович, заезжай завтра, — Шимаев тронул за плечо Алейникова. — Я хоть угощу добрым вином хорошего человека. Посидим, поговорим.
— А о чем разговор будет? — повернулся к нему Алейников, по практике взаимоотношений с этим человеком "знавший, что простых разговоров у того не бывает. В прошлый раз разговор закончился выдачей людей Хромого.
— Есть о чем поговорить двум хорошим людям, — хитро прищурился хозяин кафе.
— Ладно. К обеду как?
— Как приедешь, дорогой. Как приедешь… Когда Алейников проснулся, начальника штаба уже не было, а зам по кадрам брился электробритвой, мучительно глядя в зеркало. Похоже, отражавшийся там опухший щекастый портрет его не радовал.
— Хорошо погулял? — поинтересовался Алейников.
— Это все Семеныч… Это он специально подстроил. Я же никуда не отходил. В «Казбеке» мы же вместе были.
— А где девку драл?
— Да там же… Семеныч все затеял, интриган старый. Это он мне отомстил за то, что она пошла со мной, а не с ним. Она меня полюбила, потому что я толстый и красивый.
— Ну да.
— Точно, Алейников. Точно… Вот так друзья продают…
— В общем, такой бардак еще будет — пеняйте оба на себя. Вылетите отсюда пулей.
— Да ладно тебе, Владимирыч.
— Здесь война, а не бордель…
— Нет, здесь именно огромный бордель, — вздохнул зам по кадрам…
Глава 20
ТОРГ УМЕСТЕН
Джамбулатов, как и обещал, пришел к Таларову вечером. Еще на подходе увидел одиноко стоящую пропыленную желтую «Ниву».
Он поправил автомат и постучал в ворота.
Его уже ждали. Одного из этих двоих, рябого, широкоплечего, одетого в спорткостюм, он помнил хорошо — задерживал по подозрению в краже скота лет восемь назад. Тогда рябой еще не примкнул к банде и был тише воды, ниже травы. Теперь в его взоре утвердилось какое-то безоговорочное превосходство над всем человечеством. Но только шавка, даже испив человеческой крови, все равно останется шавкой. Второй — здоровенный чеченец в камуфляже — был ему незнаком.
На плече рябого висел укороченный автомат Калашникова. Похоже, они не боялись ничего и чувствовали себя в этой отдаленной местности вполне вольготно.
Джамбулатов и рябой стояли друг напротив друга во дворе дома и молчали.
— Не меня ждете? — первым нарушил молчание Джамбулатов.
— Тебя, Джамбулатов. Тебя, — сказал рябой.
— Вообще, я не вас ждал.
— Абу слишком занят, чтобы встречаться с беглыми…
— Героями, — закончил за него Джамбулатов, усмехнувшись.
Рябой пристально посмотрел на него и спросил:
— Что хочешь, Джамбулатов?
— Хочу видеть хозяина, а не раба. Рука рябого непроизвольно потянулась к автомату, но второй чеченец в камуфляже примирительно произнес:
— Не обижайся, Хожбауди. Джамбулатов горазд работать языком.
— Языки режут, — буркнул рябой.
— Режут, — кивнул Джамбулатов. — Только режут те, кто привык держать кинжал, а не открывалку.. Короче, товарищи бандиты. Разговор у меня будет с Синякиным. Или ни с кем.
— Ну тогда поехали, — сказал здоровенный чеченец, он, как теперь стало понятно, был главным.
— Куда? — с подозрением поинтересовался Джамбулатов.
— К Абу — Нет. Не пойдет. Он приедет сам…
Рябой положил руку на автомат. Джамбулатов снял с предохранителя висящий на плече автомат Калашникова и осведомился:
— Стрелять будем?
— Не будем, — сказал чеченец в камуфляже. — Ты поедешь с нами. Или мы расходимся. Джамбулатов задумался и кивнул:
— Ладно. Поехали.
— Только автомат сдай. Мы тебе его потом отдадим. Слово! — сказал старший.
— А, может, тебе еще и жену отдать?
— Хожбауди, у нас не получилось разговора с этим человеком. Поехали, — старший обернулся и пошел к воротам.
— Ладно, — задумавшись на миг, Джамбулатов протянул старшему автомат. У него все равно не было иного выхода, как рисковать и отдаться на милость этим людям.
— И остальное.
Джамбулатов вытащил «лимонку», подбросил на ладони — эту гранату ему подарил пастух как герою антирусского сопротивления.
— Оставлю себе, — он продел большой палец в кольцо. — Страховка. На всякий случай.
— Ладно, оставляй, — хмыкнул старший… — Пошли…
— А покушать? Чай? — засуетился хозяин дома, до того безмолвно взиравший на готовую перерасти в стрельбу перепалку. — Дорога длинная…
— Оставь! — пренебрежительно кинул старший. Они уселись в «Ниву». Рябой устроился за рулем.
— Глаза завяжем. — Рябой вытащил лежащий между сиденьями черный платок и протянул старшему, сидевшему рядом с Джамбулатовым на заднем сиденье.
— Лучше пасть себе завяжи, — посоветовал Джамбулатов.
— Руслан, ты согласился, — сказал старший. — Мы тебе пока не доверяем. Когда докажешь, что тебе можно доверять, мы тебе откроем все… Пока же…
— Ладно, Аллах с вами.
Джамбулатов позволил завязать себе глаза. Свет пробивался сквозь неплотную повязку, но видно ничего не было. Пот тек по лицу, и от него повязка набухала. Неприятно зудела кожа.
— Гранату можешь выпустить из рук, — посоветовал старший.
— Мне с ней спокойнее… Хоть не один на суд к Аллаху попаду. Ему будет с кем сравнивать, и он меня помилует.
— Ха-ха, — рассмеялся старший. — Я знал, что ты веселый человек, Джамбулатов. Но что такой веселый…
Стемнело. На дощатом, покрытом цветастой клеенкой столе горела масляная лампа, едва разгонявшая темноту. Но Джамбулатову вполне хватало света, чтобы видеть выражение лица своего собеседника. Сытая рожа, белобрысые волосы. И злой взгляд маленьких глаз.
— Джамбулатов, зачем пожаловал? — спросил Синякин.
— Ты все знаешь.
— Знаю. Майор Джамбулатов в бегах. И бежит от тех, кому служил верой и правдой.
— Ты о чем?
— О том, что ты отлично уживался с русскими. Ты служил им. А теперь что случилось?
— Я не служил верой и правдой им. Я служил людям. И боролся с ворами и убийцами.
— Аллах против воров и убийц, — усмехнулся Синякин.
— Вот именно.
— И все равно, ты служил не тем.
— Я служил и при Дудаеве. И при Масхадове. И при русских.
— Правильно… Как служебная собака.
— А вот оскорблять меня не стоит, Сережа.
— Не буду, Джамбулатов, — развел руками Синякин. — Только я не Сергей. Я Абу. Запомни это.
— Запомнил.
— Я нужен тебе, Джамбулатов, чтобы помочь тебе выжить. Зачем нужен мне ты?
— Мусса не сказал тебе?
— Он болтал что-то насчет тайников Мащаева.
— Все верно. Я знаю, где они.
— Ты откуда знаешь? Он что, тебе сам сказал?
— Давняя история. Мне сказал человек, который строил и заполнял эти тайники. Он мертв. Машаев мертв. Некому прийти за этим оружием.
— И почему ты не выслужился? Не отдал русским псам эти склады?
— Такими вещами не раскидываются.
— А почему ты думаешь, что у меня проблемы с оружием? — Синякин сложил руки на груди и уставился вопросительно на собеседника.
— У тебя проблемы со всем, Абу Со всем. После того как русские накрыли два ваших схрона, ты считаешь патроны, как алкаш мелочь на опохмелку. Твои люди покупают патроны у солдатиков не от хорошей жизни. Скажи, какая война без оружия?
— Не спорю.
— Чем будешь воевать, Абу?
— А почему ты решил, что я буду воевать?
— Потому что больше ты ничего не умеешь.
— Не скажи, Джамбулатов. Не скажи… Я умею многое… Но ты-то что хочешь сам? Ты хочешь воевать?
— Не хочу, — возразил Джамбулатов. — Но могу. Мне нужны деньги.
— Я не слишком богат.
— Ты скромничаешь… Ты покупаешь оружие у кого придется. Купи у меня… Я готов. Потом уйду.
— Куда?
— В Грузию. В Турции у меня родственники… Я не потеряюсь.
— Да. Такие, как ты, не теряются… А если все не так? Если все по-другому?
