Андрей Негривода - Филин – ночной хищник
Место действительно было красиво. В маленькой долине, окруженной со всех сторон склонами гор, лежало село. Наверное, здесь было очень красиво, летом, но даже сейчас, когда от зелени деревьев ничего не осталось, было видно, что это по-настоящему благодатное место.
Соваться в селение ребята не стали, и тому были причины. Медведь был прав — на дороге они видели два передвижных дозора. Да и в самой Ачандаре по улицам сновали группы вооруженных мужиков. Правда, здесь не было даже намека на какие-либо военные действия, видимо всё мужское население встало под знамёна Реваза, а значит, под их защитой, можно было не бояться. Детишки занимались своими срочными детскими делами. Женщины хлопотали по хозяйству. Тишь да гладь, да Божья благодать. Здесь все друг друга знали, а поэтому появление, невесть откуда взявшихся, чужаков могло вызвать, по меньшей мере, недоумение. Ребята обошли вокруг Ачандары, пробираясь по склонам и наблюдая с высоты за селением. Они искали джип. И они его нашли.
Во дворе добротного двухэтажного дома стоял серебристый красавец, а рядом, видимо, что бы ему было не скучно, роскошный белый «Mercedes».
— Ну, вот мы его и нашли, — подвёл итоги Медведь. — Теперь наблюдение. Если гость заморский там, то мы его увидим — не может человек сидеть сиднем в доме. Тем более что тут, в Ачандаре, они видимо ничего не боятся. Да и расположение у дома, в случае чего, очень удачное — всегда есть время уйти в горы.
Действительно, дом находился строго на противоположной, от входящей в селение дороги, стороне. Улица, ведущая к дому, около его ворот и заканчивалась. За домом был небольшой виноградник, и всё, дальше покрытый деревьями и кустарником склон горы. На этом склоне, соблюдая максимальную маскировку, обосновали свой НП ребята Медведя. От ограды их отделяло метров 300, а поэтому, дом, в оптику бинокля находился как на ладони.
— Вот он, красавец. — Произнёс Брат, ведший наблюдение. — Посмотри на него, брат, настоящий джигит. Орёл, бля!
Медведь поднёс бинокль к глазам. На крыльце дома, засунув руки под ремень портупеи, стоял мужчина лет 30–35. В нём чувствовалась военная выправка. Камуфляж на нем сидел так, как-будто он в нем родился. Форма была не наша — натовская, как и высокие прыжковые ботинки на ногах. А вот пластиковая кобура была от нашего родного «Стечкина». Было всего два отклонения от военной формы одежды: высокая серая папаха и, видимо родовой, кинжал. Оптика бинокля приблизила Реваза на столько, что можно было разглядеть строго сведенные на переносице брови и устремленный куда-то в глубь своего двора гневный взгляд.
— Серьёзная птица, что и говорить. — Подтвердил слова Брата Медведь. — А что это он так осерчал сердешный?
Медведь попытался проследить направление взгляда Реваза. В углу двора находился сарай, скорее всего овчарня. Двери были открыты и, Игорь увидел какое-то движение внутри. Сначала ничего не было понятно, дальность и тень внутри не давали рассмотреть, что там происходит, но через очень небольшой промежуток времени Игорь понял, что он видит голый мужской зад, делающий ритмичные возвратно-поступательные движения.
«…Кто-то кого-то трахает…» — Безошибочно определили Медведь.
Он перевел бинокль на Реваза в тот момент, когда тот что-то гневно произнес и махнул рукой.
«Ну-ка, ну-ка, интересно, что же там такое происходит?..»
Из овчарни выскочил мальчишка лет 15-ти, и, на ходу подтягивая и застегивая штаны, подбежал к Ревазу. А тот, не долго думая, встретил малого смачной оплеухой и махнул рукой на двери дома. Пацанёнок, понурив голову, пошёл в дом.
«Наверное, сыну пиздюлей выписал». — Подумал Медведь.
А тем временем события разворачивались дальше. Какой-то крепкий мужчина, намотав на свои кулаки длинные русые волосы, вытащил из сарая двух девчонок и подвёл их к Ревазу. На бедных девочках из одежды были только старые ватники, а на ногах, это было видно, дырявые валенки. Реваз в упор рассматривал девчонок, а те пытались скрыть свою наготу короткими драными ватниками. Что-то, сказав, он повернулся и пошёл в дом, а девчонок вернули в сарай, закрыв за ними дверь.
«…Лет по 18 не больше. — Определил Медведь. — Русские сыкушки. Где-то попались ему. Бля! Их же заепут там до смерти! Ну, псина! Сука!..»
— Ребята, — обратился Медведь к Гансу и Брату. — Хреновые дела. Если там этого турка нет, то всё-равно придётся лезть к Ревазу в гости.
— Зачем? — Не понял Брат.
— Я всё видел. — Произнёс Ганс, откладывая свой «Винторез» в сторону.
— Там, Каха, две девчонки у него в сарае сидят. Совсем девчушки ещё, русские, скорее всего. Где-то попались. Как бы на них вся Ревазова шайка-лейка не решила свои сексуальные фантазии испробовать. А, скорее всего, что уже начали.
— У него, что сестры нет, жены нет, дочки нет? — В одну секунду загорелся Брат. — Падаль! Зачем так делает, а, скажи, мне, брат?
— Эх, Каха. Кабы знать.
— Шакал! Ишак вонючий! Род позорит, народ позорит. Что потом про нас люди скажут, брат? Звери скажут, псы голодные, скажут? Кавказ позорит, себя позорит… Игорь, брат, девочек надо достать, да! Я пойду, да?
— Я тоже так думаю, Брат. Только понаблюдаем немного, сутки. Если турок здесь, вызовем Монаха, если нет, тогда завтра ночью пойдём в дом за девчонками.
— Хорошо. Правильно — турок важнее всего. Но, без них я отсюда не уйду.
— Ладно, Каха, решили на этом…
… У Реваза, видимо, действительно не было жены, потому что его пленницы, как, оказалось, делали всю работу по дому. Утром, всё тот же суровый мужик принёс им какую-то одежду и выгнал из сарая. Одна из девчонок отправилась в дом, а вторая осталась во дворе. Наносив сена в сарай, стала кормить домашнюю живность: курей, уток, индюков. Затем подмела двор и начала мыть и без того чистые машины. И всё это время с неё не сводил глаз вчерашний мальчишка, получивший взбучку от Реваза. Улучив момент, когда во дворе кроме них никого не было, он подошёл к девчонке и, схватив её за волосы, поволок в сарай. И опять в открытых дверях Медведь увидел дергающийся голый зад.
«…Вот же сволочь! Ну, бля, террорист половой, дай мне до тебя добраться…»
Во двор к Ревазу периодически заходили вооруженные люди. Они о чем-то разговаривали, иногда по долгу, иногда всего несколько минут и уходили восвояси. К вечеру Медведь понял, что иностранца в селении нет. Теперь оставалось решить последний вопрос с пленницами и уходить. Дальше было не их дело. Потом в Ачандару придут войска, и будут наводить порядок…
…12 декабря. 00.30.
Дождавшись, когда в Ачандаре прекратится какое-либо движение, а в доме Реваза погаснет свет, ребята выдвинулись из своего, уже порядком надоевшего, НП. Небольшим препятствием оказался все тот же суровый мужик, дежуривший около ворот с «Калашниковым», внутри двора. Это был битый волк, знавший, видимо почём фунт военного лиха. Ребята проникли во двор абсолютно бесшумно, но, находившийся у ворот, страж всё же что-то почувствовал. Он даже успел снять с плеча, висевший на ремне, автомат и передернуть затвор. Проделал он это удивительно профессионально, отводя и возвращая затвор медленно, так чтобы не выдать своего присутствия металлическим звуком. Он уже был готов открыть огонь, но нож Брата, брошенный метров с 10, вошёл, точно в кадык, а на выходе перерубил шейные позвонки. Он так и умер, не сделав своего последнего выстрела. Отправив, жестом, Ганса к сараю, где содержались пленницы, Медведь задумался на секунду и пошёл к дому. Не мог он уйти просто так…
Хорошо смазанные дверные петли не издали никакого звука. Внутренние помещения дома были богато убраны, чувствовалось, что здесь живет не рядовой человек. В одной из комнат, за остекленной дверью, был виден очень слабый свет. Игорь отправил Брата дальше по коридору, а сам, открыв дверь, вошёл в комнату.
Посредине спальни, в одних трусах стоял Реваз и ничего не понимающими со сна глазами, смотрел на Медведя. То, что прилетело горцу в ту же секунду в челюсть, было сродни паровому молоту. Таким ударом можно было бы свалить годовалого бычка. Ну а Реваз не был бычком, поэтому приземлился на пол уже без сознания. Грохот был такой, как-будто упал комод с посудой. Но это не выстрел, а поэтому Игорь не боялся, что его услышат соседи. В комнату ввалился Брат, волоча за собой связанного, с тряпкой во рту, но всё же сопротивляющегося «полового террориста», и бросил его в угол спальни.
— Волчёнок настоящий.
— Ну, а этот — волчара. Почуял что-то, а может, просто поссать захотел выйти. Не судьба.
В комнату вошёл Ганс, в сопровождении пленниц.
— Там всё тихо. Можно уходить.
— Хорошо. Только наших дам нужно одеть во что-то. — Девчонки были опять в ватниках и валенках.
И тут одна из пленниц увидела, сидящего в углу и злобно сверкающего глазами, пацанёнка. Схватив тяжелый табурет, она со всего маху грохнула им по голове «террориста», да так, что от табурета остались одни дрова, как и от головы…
