Леонид Словин - Пауки
«Установщики» из катал во многом уступали тем, с кем я работал в Москве.
—И все подробно…
Венгер мало что мог сказать. Он и сам почти ничего не знал обо мне.
—Пишет рецензии. В стране недавно… — Он взглянул на меня. — Ты не обижайся. Другого выхода не было. Как только они узнали, в каком доме ты живешь, сразу стали прощаться…
На всякий случай я удостоверился:
— Ты знаешь Влада? Киевского мэна. Он ходит с другом…
— Нет, это были не они.
Я поставил машину на служебную стоянку рядом с банком.
Дежурный секьюрити встретил меня в дверях. Мне показалось, он встревожен.
— У нас все в порядке?
Он помялся:
— В общем, да.
— Председатель на месте?
— Салахетдинов? У себя. Президент выехала, скоро будет.
— Мой зам?
— Поехал на прогревание. В свою поликлинику. Чекистскую…
Я все еще не мог избавиться от своего зама, которого почти не видел. Камал Салахетдинов и слышать не хотел о его замене. Бывший капитан-гэбэшник его вполне устраивал…
— Помощница интересовалась вами…
— Сейчас поднимусь.
От себя я позвонил кадровику. Салахетдинов в любой момент мог спросить о положении дел. Кадровика на месте не оказалось. Секретарь меня не обрадовала:
—Трое ваших людей подали заявления. Увольняются…
Она перечислила. Все трое были креатурами и личными друзьями моего зама.
—Давно подали заявления?
—Сегодня. Все трое…
Это была демонстрация.
По дороге я заглянул в курилку. Несколько сотрудниц, которых я там увидел, с любопытством уставились на меня. Обычно женщины не ходили курить всем кагалом. Перед моим появлением они о чем-то шептались. Потом также всем скопом потянулись к выходу. Я сделал пару быстрых затяжек. Смял сигарету.
«Что-то случилось…»
Я набрал телефон приемной. Тонкий голосок был притворно доброжелателен и предупредителен:
—Московский банк… Слушаю вас внимательно!
Я назвал себя.
—Вы можете сейчас подняться ко мне?
Помощницу и начальника кредитного управления я застал в приемной. Вид у них был аховый, тем не менее они о чем-то болтали на языке столичных бомжей:
—«Ты чё, лапуль?»
Спектакль «Все. Все. Все?» с Татьяной Васильевой и Валерием Гаркалиным, поставленный Валерием Ахадовым, имел продолжение. Реплика была оттуда. Вячеслав сразу мигнул мне, мы прошли к нему в кабинет.
—Хорошо, что вы приехали. Вы в курсе?
— Нет. Я уезжал…
— «Алькад» потребовал перевести пятьдесят миллионов долларов, ссылаясь на форс-мажорные обстоятельства…
Днем я выехал по делам в РУОП. Вернулся в банк после обеда.
— Президент на месте? — поинтересовался я у дежурного.
— Не приезжала.
— Хочешь сказать, с тех пор не вернулась? С утра, как выехала?
—Да.
—А что секьюрити?
Моей жесткой обязанностью было внимательно следить за тем, чтобы правила охраны первых лиц банка не нарушались. Это было заповедью и моих учителей — британских коллег.
— Секьюрити нет…
— Заместитель знает?
— Заместитель ваш предупредил по телефону. Звонил, что приболел… Не «заболел», а именно «приболел», не то чтобы очень, просто, так или иначе, предпочел побыть дома…
Время от времени этот молодой мужик спокойно брал больничный лист, как в свое время в родном Управлении охраны бывшего КГБ, а то просто сообщал, что не будет. Как сегодня.
— В машину Лукашовой звонили?
— Несколько раз… Никто не отвечает.
— Понятно.
Я снова поднялся к начальнику кредитного управления. Еще от дверей услышал, как он сказал кому-то:
—Я думал, она к тебе заедет…
Он разговаривал по телефону с кем-то из клиентов. Когда я подошел, Вячеслав уже прощался:
—Извини. Самого доброго. — Он кивнул мне. — Минутку…
Клавиш высветил очередной закодированный номер.
—Добрый день, дорогой… Как ты? Гербалайф пить не забываешь? Смотри, Пахомыч… — Со стороны могло показаться, что разговаривают нежнейшие друзья. — К тебе Екатерина Дмитриевна не заезжала? Нет?
Вячеслав не смог скрыть озабоченности в голосе и тут же был вынужден объяснить:
—Да нет, просто она тут срочно нужна…
Он положил трубку. Мы ничего не сказали друг другу. Вячеслав словно выпал из времени. Выглядел некрасивым, рыхлым. Одышливость и полнокровие любителя вкусно поесть и выпить теперь очень резко бросались в глаза.
—Катя не вернулась. И ни одного звонка.
Лукашова обычно не задерживалась, в противном случае сразу ставила своих в известность.
—Салахетдинов знает?
—Он в курсе. Что-то предпринимает по своим каналам…
Президент банка Лукашова так и не появилась. Я звонил бывшим коллегам, к которым еще недавно обращался по поводу разборки в ресторане с Женей Дашевским и Лобаном. Никто о судьбе Лукашовой ничего не знал.
Неопознанных трупов в Москве не было. В больницы с огнестрельными и другими тяжелыми ранениями никто в бессознательном состоянии не поступал.
Я не поехал домой. Все секьюрити были на местах. На всякий случай я держал наготове группу немедленного реагирования. Камал Салахетдинов спустился в дежурку:
—Южане увезли ее…
Он тоже не покидал банка.
— Они никогда бы не пошли на это, будь Женя Дашевский жив! Он держал руку у них на горле…
— У Окуня?!
— Кто он такой, Окунь! В камере ему место у параши. Под нарами. О'Брайен! Он приказывает!
Секьюрити навострили уши: глава совета директоров рядовых охранников разговорами не баловал!
— Такое отчудить с в о р а м и в з а к о н е ! А ведь рано или поздно в тюрьму все равно попадет! Спросится за Лобана, за Женю Дашевского…
— Но Лобан жив! Я звонил в Склифосовского…
—Он уже в другом месте!
Салахетдинов был осведомлен.
—Знаешь, какой вопрос самый важный? — спросил он.
Секьюрити придвинулись.
Князья уголовного мира любили казаться сложными, мудреными. Представить жульничество как систему взглядов, цельное, законченное мировоззрение.
Он помедлил:
—Люди никогда не знают, длинной или короткой будет их жизнь. Оттого они и не знают, как вести себя…
«Ну, у паханов-то жизнь очень длинной не бывает…»
Мы еще помолчали.
—Ты как-то сказал о возможной ментовской поддержке. — Салахетдинов пристально посмотрел на меня. — Думаешь, РУОП пойдет на это?
Я не был уверен.
Президента Лукашову контора определенно взяла бы под свою защиту.
Но к р и м и н а л ь н о г о а в т о р и т е т а!
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Они много раз ко мне обращались, когда Женя и Лобан были в силах… Но я для них всегда о т р и ц а л о в к а!
Он выглядел постаревшим. Жеваным. Никто не дал бы ему сейчас его сорока.
— Я попробую узнать.
— У самого начальника? Рембо с ним по к о р е ш а м...
— Хотя бы.
Вечер тянулся медленно. Телефоны казались выключенными. Я несколько раз даже поднимал трубку, чтобы проверить. Все было в порядке. Аппарат работал! Было уже поздно, когда телефон наконец зазвонил. Я схватил трубку. Это был председатель правления.
—Можешь зайти?
Камал Салахетдинов сидел за столом. Мы перебросились ничего не значащими репликами. Он сказал неожиданно:
— Они позвонили, чтобы мы приехали за ее «девяткой». Машина стоит на Спиридоновке… Как свернешь с Большой Никитской. С правой стороны. Распорядись.
— Я сам поеду. А что Катя?
—Ее будут держать… Если мы не дадим согласие на их требования, они ее изуродуют, как Бог черепаху… Потом примутся за других… — Он говорил даже как-то насмешливо. — Меня они пока не тронули. Знают: кроме Камала Салахетдинова, никто таких денег не организует…
«Девятку» Лукашовой я увидел сразу за поворотом на Спиридоновку, которую я по старой памяти величал улицей Алексея Толстого. За трехэтажным дореволюционной постройки домом с наличниками на окнах, с традиционным овальным проемом для въезда во двор, высилось кирпичное здание с лоджиями, сооружение последних лет застоя. Не исключено, что именно оттуда, из здания, поднявшегося над улицей, в этот момент вели наблюдение. Я приказал водителю остановиться. Подошел к «девятке». По-видимому, не случайно машина, оставленная с ключом, без водителя, не стала жертвой угона или раздевания. Прежде чем осмотреть «девятку» внутри, я внимательно оглядел ее снаружи. В машину мог быть заложен заряд взрывчатки. Ничего подозрительного не бросилось мне в глаза. Я коснулся металла черной следокопировальной пленкой. На ручках могли остаться «пальчики» бандитов, захвативших Лукашову, секьюрити и водителя. Внутри машины следов борьбы, поломов я не заметил. Не было и пятен крови. Скорее всего, Лукашова и ее сопровождающие вышли из машины «по доброй воле» — под дулом пистолета. В бардачке лежало несколько нераспечатанных пачек «Мор» в красной упаковке — любимые сигареты президента банка. Ни Катя, ни ее спутники не успели оставить записки о том, что с ними произошло…
